МАРИЯ ПУСТЫННАЯ, ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОГО ЛЬВА - Петр Немировский Страница 10

– Брах-рам, ба-раб-ха. Давай, Гур, давай!

Гурий поддержал ее игру: став на четвереньки, начал ползать за Мариам по песку, забавно рыча:

– Р-р! Р-р!

ххх

На следующий день машина Гурия остановилась неподалеку от знакомого коптского храма. Он вытащил из багажника две большие только что купленные сумки, чтобы сложить в них вещи Мариам.

…Мариам впустила его в комнату. К удивлению Гурия, он не увидел там ожидаемого беспорядка, который обычно сопутствует предотъездным сборам. Все здесь было на своих прежних местах: столики для писания икон, полка с книгами, раздвинутая ширма, за которой стояла кровать. Словом, никаких изменений.

Только у иконы Марии Египетской горело почему-то много свечей, и в комнате сильно пахло воском.

Мариам держала на руках кошку. Она была спокойна, но выглядела уставшей. Смотрела на Гурия в упор.

– Я знала, чем это закончится. Мне говорили, что я не должна видеться с тобой; и авва Серапион говорил это, и игуменья, и все остальные. Но я никого не слушала.

Гурий хотел что-то сказать, но она перебила:

– Я буду гореть за это в огне. Бр-ра! Гх-рам, риш-хем… – перешла на коптский. – Уходи. Забудь все, что было вчера. Я все тебе наврала, я тебя никогда не любила. Мне просто захотелось мужчину, просто нужно было трахнуться, неважно с кем. Забудь меня. Уходи…

– Нет. Я уйду отсюда только с тобой, – он демонстративно бросил на пол сумки.

Так они стояли молча друг напротив друга.

– Мрр-ряу! – громко мяукнула кошка, которую Мариам резким движением сбросила с рук.

– Хорошо, – ответила спокойно, гневно сверкнув глазами.

И тут произошло что-то непонятное, непостижимое. Мариам поднесла руки к своему лицу и, не меняя выражения, так же молча, стала сильно царапать свое лицо ото лба – вниз, и по горлу. Ее лицо сразу покрылось тонкими извилистыми линиями порезов, из которых просочились капельки крови.

– Уходи, прошу тебя, уходи. Или я расцарапаю себя до костей.

ххх

Через несколько дней Гурий вернулся, но дверь в келью Мариам была заперта. Он стучал, дергал дверную ручку, но никто в комнате не откликался.

– Она уехала в Египет, – сказал подошедший авва Серапион, в упор глядя на Гурия. В глазах  священника читался упрек. – Она просила передать тебе твою недописанную икону. Подожди меня здесь, сейчас я ее принесу.

– А-а! – Гурий застонал, как от боли, прижав кулаки к глазам.

Глава 11

Пусто стало в мире. Гурий постоянно слышал ее голос. Облик Мариам чудился ему почти в каждой незнакомой женщине.  

Он понимал, что они с Мариам – из разных миров, помнил ее слова о том, что монахини обручены Небесному Жениху.

Да-да, все правильно, все верно. Но ведь Мариам не монахиня! Она послушница – обычная женщина, живущая в монастыре. Сама же не раз говорила ему о том, что не приняла монашество, дескать, еще недостойна. Значит, никаких обетов верности никому не давала. Она свободна распоряжаться своей судьбой!

И почему за столько лет она так и не приняла монашество? Могла, но не приняла. Вероятно, боится оборвать последнюю ниточку, связывающую ее с нашим грешным миром. Не уверена, что этот действительно ее путь – навеки затворить себя в монастырских стенах.

И вообще, придумала она многое о своей жизни, приукрасила, нафантазировала! Не была она никакой блудницей, не танцевала ни в каких борделях, не снимала мужчин на египетских курортах! Уж он-то, Гурий, когда-то с этой публикой был хорошо знаком.

Или, может, она и в самом деле желает стать святой, новой Марией Египетской? Хочет прославиться своей святостью на весь мир? 

Он раздобыл электронный адрес того монастыря в Каире, где жила Мариам, написал туда письмо на имя игуменьи. Получил сухой, короткий ответ, в котором игуменья просила попусту не тревожить сестру Мариам. «Ей, бедняжке, и без того сейчас трудно. Пожалуйста, не пишите нам больше».

Он не сдавался, в письмах упрашивал игуменью, чтобы она разрешила Мариам отвечать ему хотя бы раз в месяц, хотя бы раз в полгода. Но больше не отвечала на его письма строгая игуменья.

ххх

Вся его тоска по Мариам изливалась в живописи. Он изображал ее в разном антураже и разных образах: у распятия – коленопреклоненной монахиней; у зеркала – с ползающими по ее телу змеями; обнаженной на волнорезе, в ореоле чаек.

Никогда ранее Гурий так свободно не работал кистью. Смело наносил на холст мазки масляной краски, каждая линия была лаконичной, исполненной экспрессии.

Иногда, вытерев ацетоновой смывкой испачканные руки, Гурий подходил к недописанной иконе Марии Египетской, стоявшей возле станка на книжной полке. Смотрел на смиренный и строгий лик великой святой. Он крестился и, взяв икону, прикасался губами к изображению.

В такие минуты он по-особому чувствовал присутствие Мариам – чувствовал предельно ясно, так, будто мог к ней прикоснуться. Мариам гладила его бороду, тихо напевала какую-то бесконечно печальную восточную мелодию, позировала ему как прекрасная натурщица.         

Глава 12

На Манхеттене, между Бродвеем и Пятой авеню, в районе 50-х – 60-х улиц, находятся фешенебельные гостиницы, бутики мировых брендов и дорогие магазины антиквариата и ювелирных украшений. В роскошных отелях этого района останавливаются крупные бизнесмены и политики; он – излюбленное место туристов, которым нравится глазеть на дорогие вещи в магазинах, проникнуться ощущением нескончаемого праздника «столицы мира».     

Если вам случится оказаться на Манхеттене, обязательно возьмите такси и посетите эти кварталы,  даже если  у вас в карманах не густо.  Относительно недавно там открылся новый художественный салон, где выставлены на продажу картины, ювелирные украшения и антиквариат. Открытие прошло с большой помпой, впечатляющей даже для видавшего виды Нью-Йорка: собрался бомонд, были и представители городской власти. Пресса пестрела информацией об этом событии, на нескольких каналах ТВ крутили рекламные ролики и интервью с владельцем салона, в метро, на автобусных остановках и даже в аэропорту – повсюду замелькала реклама «Russian Modern Art». Такое название для салона, говорят, придумал сам хозяин – мистер Филипп.  

Имя владельца «Russian Modern Art» было окружено различными слухами и легендами. Никто толком не знал,