Габриэль Маркес - Недобрый час Страница 12

- Это магия, - сказал телеграфист.

Судья Аркадио подумал, что надо, пожалуй, перейти на другую сторону улицы. Решившись на это, он схватил секретаря за локоть и потянул, словно заставил погрузиться вместе с собой в расплавленное стекло, из которого они вынырнули в тень тротуара. Секретарь объяснил ему фокус. Оказалось так просто, что судья Аркадио почувствовал себя задетым.

Некоторое время они шли молча.

- Вы, конечно, так ничего и не выяснили? - спросил вдруг судья.

Секретарь не сразу понял, о чем идет речь.

- Это очень трудно, - ответил наконец он. - Большинство листков срывают еще до рассвета.

- Этого фокуса я тоже не понимаю, - сказал судья Аркадио. Клеветнические листки, которые никто не читает, мне бы спать не помешали.

- Дело тут в другом, - сказал секретарь, останавливаясь у своего дома. - Спать людям мешают не сами листки, а страх перед ними.

Хотя сведения, собранные секретарем, были далеко не полными, судья Аркадио все равно захотел их узнать. Он записал все, с именами и подробностями - одиннадцать случаев за семь дней. Ничего общего между одиннадцатью именами не было. По мнению тех, кто видел листки, они были написаны кистью, синими чернилами. Буквы были печатные, и заглавные перемешаны со строчными, будто писал ребенок. Орфографические ошибки были так абсурдны, что казались намеренными. Никаких тайн листки не раскрывали все, что в них сообщалось, давно уже было общим достоянием. Он перебрал в уме все мыслимые догадки, и тут его окликнул из своей лавки сириец Мойсес:

- Найдется у вас одно песо?

Судья Аркадио не понял, зачем ему одно песо, по карманы вывернул. Там были двадцать пять сентаво и монетка из США - амулет, который он носил с

- Что хотите берите и когда хотите платите, - сказал он и со звоном ссыпал монеты в пустую кассу.

Не люблю, когда наступает полдень, а мне не за что возблагодарить господа.

Вот почему, когда било двенадцать, судья Аркадио вошел к себе в дом, нагруженный подарками для жены. Он сел на кровать переобуться, а она, завернувшись в отрез набивного шелка, представила себе, какой она будет после родов в новом платье. Она поцеловала мужа в нос. Он попытался было увернуться, но она опрокинула его на спину поперек кровати и навалилась на него. Минуту они пролежали без движения. Судья Аркадио погладил ее по спине, ощущая жар огромного живота, и внезапно почувствовал, как ее бедра вздрогнули.

Она подняла голову и пробормотала сквозь зубы: - Подожди, я закрою дверь...

Алькальд ждал, пока установят последний дом. За двадцать часов возникла новая улица, широкая и голая, упиравшаяся прямо в стену кладбища. Алькальд работал вместе со всеми, расставлял мебель, а потом, уже задыхаясь, ввалился в ближайшую к нему кухню. На очаге, сложенном из камней, кипел суп. Он приподнял крышку с глиняного горшка и вдохнул пар. С другой стороны очага на него молча смотрела большими спокойными глазами худая женщина.

- Значит, пообедаем, - обратился к ней алькальд.

Женщина ничего не сказала. Алькальд, не дожидаясь приглашения, налил себе тарелку супа. Тогда женщина принесла из комнаты стул и поставила его перед столом, чтобы алькальд мог сесть. Хлебая суп, он с благоговейным ужасом оглядел патио. Еще вчера здесь была только голая земля, а сегодня сушилось на веревке белье и в грязи барахтались две свиньи.

- Можете тут даже что-нибудь посадить, - сказал он.

Не поднимая головы, женщина ответила:

- Все равно свиньи сожрут.

А потом, положив на тарелку кусок вареного мяса, два ломтя маниоки и половину зеленого банана, подала ему, подчеркнуто вкладывая в этот акт гостеприимства все безразличие, на какое только была способна. Алькальд, улыбаясь, попытался встретиться с нею взглядом.

- Хватит на всех, - сказал он.

- Пошли вам бог несварение, - ответила, не глядя на него, женщина.

Он сделал вид, что не слышал дурного пожелания, и занялся едой, не обращая внимания на ручейки, пота, стекающие по шее. Когда он доел, женщина, по-прежнему на него не глядя, взяла пустую тарелку.

- И долго вы думаете продолжать это? - спросил алькальд.

Когда женщина заговорила, лицо ее осталось таким же спокойным:

- Пока вы не воскресите наших близких, которых вы убили.

- Сейчас все по-другому, - сказал алькальд. - Новое правительство заботится о благосостоянии граждан, а вы...

Женщина прервала его:

- Как было, так и осталось.

- Чтобы за двадцать четыре часа построили целую улицу - такого еще никогда не бывало, - продолжал алькальд. - Мы пытаемся сделать городок пристойным.

Женщина сняла с проволоки чистое белье и отнесла его в комнату. Алькальд не отрывал от нее взгляда, пока не услышал ответ:

- Наш городок был пристойным, пока не появились вы.

Кофе алькальд ждать не стал.

- Неблагодарные, - сказал он. - Мы дарим им землю, а они еще недовольны.

Женщина не ответила, но, когда алькальд пошел через кухню к выходу на улицу, пробормотала, склонившись над очагом:

- Здесь будет еще хуже, здесь мы будем чаще вас вспоминать - мертвые совсем рядом.

Алькальд попытался вздремнуть до прибытия баркасов, но не смог - зной был невыносим. Опухоль начала спадать, однако чувствовал он себя по-прежнему плохо. Целых два часа, провожая взглядом едва уловимое течение реки, алькальд слушал, как где-то в его комнате стрекочет цикада. Он ни о чем не думал.

Услыхав наконец шум приближающихся баркасов, алькальд разделся догола, обтер полотенцем потное тело и надел форму. Потом отыскал цикаду, взял ее двумя пальцами и вышел на улицу. Из толпы, дожидавшейся баркасов, выбежал чистый, хорошо одетый мальчик и преградил путь алькальду пластмассовым автоматом. Алькальд отдал ему цикаду.

Минутой позже, сидя в лавке сирийца Мойсеса, он уже смотрел, как причаливают суда. Десять минут набережная кипела. Алькальд почувствовал тяжесть в желудке и тупую головную боль, и ему вспомнилось дурное пожелание женщины. Он отвлекся, глядя на пассажиров, спускающихся по деревянным сходням и расправляющих мышцы после восьми часов неподвижного сидения. Всегда одно и то же, - сказал он. Сириец Мойсес обратил его внимание на то, что в этот раз есть и кое-что новое: прибыл цирк. Алькальд уже знал об этом, хотя не мог бы объяснить, откуда: может, благодаря тому, что на крыше баркаса громоздилась груда шестов и разноцветных полотнищ, или потому, что он увидел двух женщин в платьях одного фасона и расцветки, будто одного человека повторили два раза.

- Хоть цирк приехал, - проворчал он.

Сириец Мойсес заговорил было о зверях и жонглерах, но алькальд смотрел на цирк с другой точки зрения. Вытянув ноги, он оглядел носки сапог.

- В наш городок приходит прогресс, - сказал он сирийцу.

Сириец перестал обмахиваться веером.

- Знаешь, на сколько я сегодня продал товара? - спросил он.

Алькальд, не рискуя назвать цифру, ждал, чтобы тот назвал ее сам.

- На двадцать пять сентаво, - сказал сириец.

В это мгновение алькальд увидел, как телеграфист открывает мешок с почтой и вручает корреспонденцию доктору Хиральдо. Алькальд подозвал телеграфиста к себе. Официальная почта была в особом конверте. Сломав печати, он не нашел в нем ничего, кроме обычных сообщений и пропагандистских материалов правительства. Кончив читать, он увидел, что набережная преобразилась - ее нагромождали тюки товаров, корзины с курами и загадочный цирковой инвентарь. Наступила вторая половина дня. Алькальд вздохнул и поднялся.

- Двадцать пять сентаво!

- Двадцать пять сентаво, - твердо и почти без акцента повторил сириец.

Доктор Хиральдо наблюдал разгрузку баркасов до самого конца. Именно он обратил внимание алькальда на могучую, величественную как идол женщину с несколькими браслетами на руках. Было похоже, что под своим ярким разноцветным зонтом она решила дождаться конца света. Большого интереса новоприбывшая у алькальда не вызвала.

- Укротительница, наверно, - предположил он.

- Да, в известном смысле, - сказал доктор, будто откусывая каждое слово похожими на заостренные камешки зубами. - Теща Сесара Монтеро.

Алькальд двинулся дальше. Взглянул на часы: без двадцати пяти четыре. В дверях участка дежурный доложил ему, что падре Анхель прождал его полчаса и вернется к четырем.

Не зная, как убить время, он снова вышел на улицу, увидел зубного врача в окне кабинета и подошел попросить у него огонька. Доктор Эскобар посмотрел на его опухшую щеку.

- Уже прошло, - сказал алькальд и открыл рот.

Зубной врач заметил:

- Некоторые надо запломбировать.

Алькальд поправил на поясе револьвер.

- Я к вам приду, - сказал он решительно.

Лицо зубного врача ничего не выразило.

- Приходите когда хотите - может, сбудутся мои пожелания и вы умрете у меня в доме.

Алькальд хлопнул его по плечу.

- Не сбудутся, - весело сказал он. И вскинув руки, добавил: - Мои зубы выше разногласий между партиями.