Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV) Страница 12

ГЛАВА XXX

доказывает, что водить друг друга за нос принято в самых порядочных семействах и что мистер Пексниф был великий мастер играть в кошки-мышки

Как хирургу после операции надлежит первым делом позаботиться о том, чтобы соединить артерии, рассеченные острым скальпелем, так и этому повествованию, безжалостно отсекшему от древа Пекснифов его лучшую ветвь Мерри, надлежит вернуться к родительскому стволу и посмотреть, как обходятся без нее остальные ветви этого древа.

Прежде всего следует сказать о мистере Пекснифе, что, подыскав своей младшей дочери неоценимое сокровище в лице снисходительного и любящего мужа и осуществив таким счастливым устройством ее жизни самое заветное желание родительского сердца, он возродился к юности, расправил крылья своей непорочной души и почувствовал, что способен лететь куда угодно. У отцов на театральных подмостках имеется обыкновение, выдам дочь за избранника ее сердца, поздравлять себя с тем, что им больше ничего не остается делать, как только поскорее умереть, хотя редко приходится видеть, чтобы они с этим спешили. Мистер Пексниф, будучи отцом более разумного и практического склада, наоборот, полагал, что ему надо пользоваться жизнью и, лишив себя одного утешения, заменить его другими.

Но как бы игриво и весело ни был настроен добродетельный Пексниф, как бы ни был он расположен играть, веселиться и, так сказать, резвиться, наподобие котенка, в садах архитектурной фантазии, он постоянно натыкался на одно препятствие. Кроткая Черри, глубоко оскорбленная и уязвленная обидой, которая отнюдь не смягчилась и не забылась со временем, а наоборот, все пуще растравляла и терзала ей сердце, - кроткая Черри открыто восстала против мистера Пекснифа. Она вовсю воевала со своим милым папой и устроила ему то, что, за отсутствием лучшей метафоры, называется собачьей жизнью. Но ни одной собаке в конуре, на конюшне или в доме не жилось до такой степени скверно, как мистеру Пекснифу с его кроткой дщерью.

Отец с дочерью сидели за завтраком. Том Пинч уже ушел, и они остались вдвоем. Мистер Пексниф сначала все хмурился, но потом, разгладив морщины на лбу. украдкой покосился на дочь. Нос у нее сильно покраснел и вздернулся кверху в знак полной готовности к войне.

- Черри, - взмолился мистер Пексниф, - что такое произошло между нами? Дитя мое, для чего нам чуждаться друг друга?

Ответ мисс Пексниф отнюдь не вязался с таким чувствительным вопросом, потому что она сказала всего-навсего:

- Да отстаньте вы, папа!

- Отстаньте? - повторил мистер Пексниф с болью в голосе.

- Да, теперь уже поздно со мной так разговаривать, - равнодушно отвечала ему дочь. - Я знаю, что это значит и чего это стоит.

- Тяжело! - воскликнул мистер Пексниф, обращаясь к своей чайной чашке. - Это очень тяжело! Она - мое дитя. Я качал ее на руках, когда она еще носила мягкие вязаные башмачки, можно даже сказать рукавички, много лет тому назад!

- Нечего надо мной насмехаться, - отвечала Черри, глядя на него со злостью. - Я вовсе не настолько старше сестры, хотя она и успела выскочить замуж за вашего приятеля!

- Ах, человеческая натура, человеческая натура! Злосчастная человеческая натура! - произнес мистер Пексниф, укоризненно качая головой по адресу человечества, будто сам не имел к нему никакого отношения. - Подумать только, что все эти нелады начались по такому поводу! О боже мой, боже мой!

- Да, вот именно, по такому! - закричала Черри. - Скажите настоящую причину, папа, а не то я сама скажу! Смотрите, скажу!

Быть может, энергия, с какой она это произнесла, подействовала заразительно. Как бы то ни было, мистер Пексниф изменил тон разговора и выражение лица на гневное, если не прямо яростное, и ответил:

- Скажешь! Ты уже сказала. Не дальше как вчера. Да и каждый день то же самое. Ты не умеешь сдерживаться; ты не скрываешь своего дурного нрава; ты сотни раз выдавала себя перед мистером Чезлвитом!

- Себя! - воскликнула Черри, злобно усмехаясь. - Действительно! Мне-то какое дело!

- Ну, и меня тоже! - сказал мистер Пексниф. Дочь ответила ему презрительным смехом.

- И если уж у нас дошло до объяснения, Чарити, - произнес мистер Пексниф, грозно качая головой, - разреши мне сказать, что я этого не допущу. Оставьте ваши капризы, сударыня! Я этого больше не позволю.

- Я буду делать что хочу, - ответила Чарити, раскачиваясь на стуле взад и вперед и повышая голос до пронзительного визга, - буду делать что хочу и что всегда делала. Я не потерплю, чтобы мной помыкали, можете быть уверены. Со мной так обращались, как никогда и ни с кем на свете, - тут она ударилась в слезы, - а от вас, пожалуй, дождешься обращения и похуже, я знаю. Только мне это все равно. Да, все равно!

Мистер Пексниф пришел в такую ярость от ее громкого крика, что, растерянно оглядевшись по сторонам в поисках какого-нибудь средства унять дочь, вскочил с места и начал трясти ее так, что декоративное сооружение из волос у нее на макушке заколыхалось, как страусовое перо. Она была настолько ошеломлена этим нападением, что сразу утихла, и желаемый результат был достигнут.

- Ты у меня дождешься! - восклицал мистер Пексниф, снова садясь на место и переводя дыхание. - Посмей только разговаривать громко! Кто это с тобой плохо обращается, что ты этим хочешь сказать? Если мистер Чезлвит предпочел тебе твою сестру, то кто же тут виноват, хотел бы я знать? Что я тут мог поделать?

- А разве я не была ширмой? Разве моими чувствами не играли? Разве он не за мной ухаживал сначала? - рыдала Черри, сжимая руки. - А теперь вот я дожила до того, что меня трясут. Господи, господи!

- И опять будут трясти, - пригрозил ее родитель, - если ты заставишь меня этим способом соблюдать приличия в моем скромном жилище. Но ты меня удивляешь. Мне странно, что у тебя оказалось так мало характера. Если мистер Джонас не питал к тебе никаких чувств, зачем он тебе понадобился?

- Он мне понадобился! - воскликнула Черри. - Он мне понадобился! Что вы, папа, в самом деле?

- Так из-за чего весь этот крик, - возразил отец, - если он тебе не нужен?

- Из-за того, что он вел себя двулично, - сказала Черри, - из-за того, что моя родная сестра и мой родной отец сговорились против меня. Я на нее не сержусь, - продолжала Черри, по-видимому рассердясь пуще прежнего. - Я ее жалею. Мне за нее больно. Я знаю, какая судьба ее ждет с этим негодяем.

- Ну, я думаю, мистер Джонас как-нибудь стерпит, что ты зовешь его негодяем, - сказал мистер Пексниф, возвращаясь к прежней кротости, - а впрочем, зови его как хочешь, только положи этому конец.

- Нет, не конец, папа, - отвечала Чарити. - Нет, не конец! Мы ведь не только в этом одном не согласны. Я ни за что не покорюсь. Так и знайте. Лучше вам наперед это знать. Нет, нет, нет, ни за что не покорюсь! Я не круглая дура и не слепая. Одно могу вам сказать: я не покорюсь, вот и все!

Что бы ни подразумевалось под этим, теперь дочь потрясла мистера Пекспифа, ибо, несмотря на все попытки казаться спокойным, вид у него был весьма плачевный. Гнев он сменил на кротость и заговорил мягким, заискивающим тоном.

- Душа моя, - сказал он, - если, выйдя из себя в сердитую минуту, я и прибегнул к непозволительному средству, чтобы подавить маленькую вспышку, которая была оскорбительна для тебя не меньше, чем для меня. - возможно, что я это сделал, вполне возможно, - то я прошу у тебя прошения. Отец просит прощения у своего дитяти! - воскликнул мистер Пексниф. - Я полагаю, такое зрелище может смягчить самое ожесточенное сердце.

Однако оно нисколько не смягчило мисс Пексниф, - Сыть может потому, что ее сердце было недостаточно ожесточено. Наоборот, она стояла на своем и твердила без конца, что она не круглая дура, и не слепая, и не покорится ни за что!

- Это какое-то недоразумение, дитя мое, - сказал мистер Пексниф, - но я не стану тебя спрашивать, в чем оно заключается; я не желаю, этого знать. Нет, нет, прошу тебя! - добавил он, простирая руку вперед и краснея. - Не будем касаться этой темы, душа моя, какова бы она ни была!

- Так и надо, нам ее не стоит касаться, - отвечала Черри. - Только я желаю, чтобы она меня совершенно не касалась, а потому, прошу вас, найдите мне другой дом.

Мистер Пексниф обвел глазами комнату и воскликнул:

- Другой дом, дитя мое?

- Да, другой дом, папа, - сказала Чарити с величием королевы. Поместите меня у миссис Тоджерс или еще где-нибудь, чтобы я жила независимо, а здесь я ни за что не останусь, если уж до того дошло.

Возможно, что пансион миссис Тоджерс рисовался воображению Чарити толпой восторженных поклонников, стремящихся пасть к ее ногам. Возможно, что мистер Пексниф, только что возвратившийся к юности, видел в том же заведении легчайшее средство свалить с себя обузу, неприятную как дурным характером, так и наклонностью вечно подсматривать. Бесспорно, однако, что в настороженных ушах мистера Пекснифа это предложение прозвучало отнюдь не похоронным звоном для всех его надежд.