Марк Арен - Реквием по Иуде Страница 14

Едва заметный кивок послужил красноречивым ответом.

Он потянул дверцу на себя, и в воздухе разлился тяжелый запах гнили.

— Черт! — Файн схватился за голову. — Как ты додумался до такого! Привезти папирус в Огайо! Тут же сырость!

Опередив Ионидиса, он вытянул из ячейки сверток, обернутый старыми газетами.

Клерк стоял поодаль, демонстративно глядя в сторону. Его ноздри трепетали, и было видно, что он не прочь зажать нос, а еще лучше — бежать отсюда, где воняло, будто в разворошенном склепе.

— Спасибо, — сказал Ионидис александрийцу. — Вы свободны.

Тот ушел так же молча, как и появился.

Файн поглядел ему вслед и сказал:

— Никос, сколько еще таких специалистов стоят за твоей спиной? От кого они тебя охраняют? От меня?

— Они охраняют не меня, а Иуду, — усмехнулся Ионидис.

Манускрипты, завернутые в несколько полиэтиленовых пакетов, долетели до Бостона, лежа на самом последнем ряду пассажирских кресел. Ионидису не терпелось продемонстрировать папирусы, но Файн решил, что сначала нужно пригласить опытных реставраторов. Древние рукописи, выдержавшие тысячелетнее заключение в египетской пустыне, могли обратиться в прах от столкновения с влажным воздухом Новой Англии.

Диагноз реставраторов звучал почти как приговор: часть папирусов склеилась в монолитные пласты, многие строки утрачены безвозвратно, и потребуются значительные усилия, чтобы расшифровать поврежденные тексты. Единственный более-менее уцелевший отрывок был завернут в вощеную бумагу, на которой сохранился оттиск штампа «Юсуф Мусири. Антиквариат. Телефон…». И этим отрывком оказалось Евангелие от Иуды.

— Без Евангелия стоимость папирусов падает раз в десять, — сказал Файн. — Но Клара не могла знать, что оно сохранилось лучше остальных фрагментов. Так почему же она хотела оставить себе именно его?

— Поговоришь с ней немного позже, — сказал Ионидис. — А пока я жду твоего ответа. Ты берешь это?

— Конечно.

— Тебе нужны гарантии, что египетские власти не начнут с тобой судиться?

— Я думал об этом. И знаю, как решить проблему. Тебе надо учредить фонд. Что-нибудь на тему исторических изысканий. Я перевожу на счет твоего фонда три миллиона. Для поддержки изысканий. А манускрипты будут находиться у меня в качестве предмета этих самых изысканий. Если египтяне вздумают вернуть себе национальное достояние, то пусть ищут идиота, которого мы назначим формальным хозяином папируса. Есть у тебя кто-нибудь на примете?

Ионидис посмотрел на бледный оттиск, сохранившийся на оберточной бумаге.

— Владелец папируса — Мусири. Каирский антиквар. Правда, он давно умер, и наследников не оставил.

Файн радостно хлопнул в ладоши:

— Теперь только святой Петр может спросить, откуда у него взялись манускрипты! Твой Мусири очень правильно поступил, что умер. А перед смертью доверил эту штуку тебе. Как учредителю фонда. Все складывается как нельзя лучше!

У Говарда Файна были отличные юристы. Не прошло и трех дней, как все бумаги были готовы. В честь успешного завершения сделки с «кодексом Мусири» на вилле был устроен банкет. Файн и Ионидис сидели друг против друга за длинным столом. Их обслуживали двенадцать официантов. А у камина расположился струнный квартет, который играл непрерывно, остановившись только тогда, когда всем присутствующим было подано шампанское. Официанты, музыканты и двое любителей древности подняли бокалы.

— За Иуду! — с саркастической усмешкой провозгласил Файн.

Во время обратного перелета Ионидис рассеянно перебирал бумаги. Предстоящая беготня, связанная с созданием фонда, немного страшила его. Он не любил показываться в инстанциях. «Возможно, придется наведаться в Александрию, — подумал он. — Такие вопросы не обсуждаются по телефону. Заодно выясню, что за срок истекает шестнадцатого января. И надо бы отблагодарить сотрудников. В конце концов, в моих трех миллионах есть и их доля…»

Три миллиона долларов. Он еще раз с удовольствием перечитал строки договора, посвященные порядку расчетов. Отсрочка платежей на несколько месяцев его не смущала. Наоборот, резкое пополнение счета могло бы выглядеть подозрительным. Осторожность — прежде всего.

И тут Ионидис обнаружил, что в тексте договора чего-то не хватает. Снова и снова перечитывал он статьи, пункты и подпункты — но так и не обнаружил строчки, которая всегда присутствовала в подобных соглашениях и которая гласила, что право собственности передается покупателю после окончательного расчета.

Он едва дождался приземления и прямо из аэропорта кинулся звонить в Америку.

— Говард! Ситуация изменилась!

— Так быстро? — недовольно спросил Файн и зевнул. — Три часа ночи, Никос. Говори медленнее, я плохо соображаю в темноте.

— Мне не до шуток… Извини, извини, я виноват, — Ионидис спохватился. — Но мой бизнес… Он столкнулся с серьезными затруднениями, пока я был в Америке… Короче говоря, отсрочки меня погубят. Понимаешь, о чем я? Погубят. Деньги надо перевести как можно быстрее. Понимаешь меня?

— Хочешь, чтобы я сделал это до рассвета?

— Говард, поторопись. Иначе у нас обоих возникнут неприятности!

— Какого рода? — невозмутимо осведомился Файн.

Ионидис не смог ничего придумать. Искусство импровизации, которым он владел в совершенстве, сегодня изменило ему. И он сказал первое, что пришло в голову:

— Мой банк под угрозой. Переводи деньги немедленно, пока он еще функционирует.

— О’кей. Что еще?

— Спасибо. Я не сомневался в тебе.

Он повесил трубку, однако беспокойство не оставляло его. Не заезжая домой, он улетел ближайшим рейсом в Каир, а оттуда помчался в Александрию.

Глава юридического бюро, изучив текст договора, сказал:

— Мы не в силах вам помочь. Все, что нужно для создания фонда исторических исследований, мы сделаем. Мы постараемся, и фонд появится в ближайшее время. Но то, о чем вы просите — нереально. Права собственности перешли к мистеру Файну с момента подписания договора.

— То есть… — Ионидис постарался взять себя в руки и говорить как можно спокойнее. — То есть он может распоряжаться «кодексом Мусири» по своему усмотрению, так?

— Да. А что вас удивляет? Это же и является целью вашего сотрудничества. Ваш фонд передает рукописи для реставрации, изучения и публикации.

— Но не для продажи? — не выдержал Ионидис.

— Договор этой возможности не исключает.

Он потер виски и устало вздохнул. Файн провернул с ним точно такой же трюк, какой сам Ионидис проделал с покойным Пертакисом. Теперь Файн владеет папирусом. Он найдет покупателя. Продаст миллионов за пять, а то и за десять. И жалкие три миллиона перешлет своему доверчивому партнеру.

Если перешлет…

Несколько дней он постоянно связывался с отделением банка в Спрингфилде, куда должны были поступить деньги. Ответ был отрицательным. Наконец наступил тот день, когда он не смог дозвониться. Это было шестнадцатого января. К телефону никто не подходил — ситуация немыслимая в банковском сервисе.

Все прояснилось, когда Ионидис включил телевизор. Объединенная коалиция начала военные действия против Ирака.

Он не понимал, какая связь между операцией «Буря в пустыне» и закрытием нескольких отделений иорданского банка в Америке. Наверно, только в ЦРУ могли бы ему ответить. Однако Ионидиса гораздо больше занимало другое. Теперь он знал, какой срок истекал шестнадцатого января. Но откуда о дате начала войны было известно скромному сотруднику юридического бюро?

Рим, февраль, 286

С самого утра жители города и близлежащих окрестностей потянулись к подножию Палатинского холма, дабы лицезреть жертвоприношения у пещеры волчицы, вскормившей когда-то Ромула и Рема. А к обеду, как это издревле повелось, по городу рыскали опоясанные козлиными шкурами луперки, стегая каждого встречного и поперечного ремнями из шкур жертвенных животных. Рим заходился в шумном буйстве. Рим праздновал Луперкалии.

Эмоции переполняли и заполненную до краев огромную чашу Колизея. Разогретые вином горожане нетерпеливо ожидали начала действа. Император Диоклетиан подал знак, и тотчас зазвучали фанфары. На мгновение на трибунах воцарилась тишина, и раскатистый голос глашатая объявил:

— Славный Рим! Своей смелостью и отвагой тебя хочет порадовать армянский царь Трдат!

Услышав это имя, Колизей взорвался криками и аплодисментами. Кто в Риме не знал этого чужестранца, снискавшего заслуженную славу на ратном поприще и его ристалищах! Обладая фантастической силой и безумной храбростью, он стал не только героем многих войн, но и олимпиоником, победив на Играх в Олимпии великое множество сильных соперников. В одном из боев по ту сторону Евфрата под ним был ранен конь. Трдат, взяв с собой оружие и седло, бросился в доспехах в реку и переплыл ее, явившись под знамена римлян. А как-то раз, заменив в поединке Диоклетиана, он переоделся императором и поверг наземь свирепого готского царя Рчея!