Алан Маршалл - В сердце моем Страница 14

- Нет, нисколько.

Он наблюдал за мной, пока я закуривал, и я был уверен, что эти наблюдения далеко не в мою пользу.

- Итак, чем я могу быть вам полезен, - произнес я наконец таким тоном, словно передо мной сидел коммивояжер.

- Я хотел бы, - отчетливо сказал он, - задать вам несколько вопросов личного характера, на которые надеюсь получить правдивые ответы.

- Вероятно, вам случается получать и неправдивые ответы, - заметил я, это, наверно, осложняет дело.

- Напротив, облегчает, - возразил он резко. - Скажите, пожалуйста, ваше имя.

Перед ним на столе лежала пространная анкета. Между печатными строками были заполненные точками полосы, быстрыми взмахами пера он заносил на них мои ответы и свое истолкование их.

Имя? Возраст? Место рождения? Женат или холост? Родители живы или умерли? Число членов семьи? Где живете - дома или в пансионе? Какова плата за пансион? Сумма недельного заработка? Велики ли расходы на проезд с работы и на работу? За множеством легких вопросов, на которые я ответил очень быстро, последовали вопросы более сложные, с тайным смыслом.

На основании своего опыта и в соответствии с научными источниками профессор Боггс пришел к выводу, что вопросы, ответы на которые могли многое обнаружить, следовало задавать в подчеркнуто дружеском тоне. Такого рода вопросы следовало перемежать полупризнаниями, говорившими о том, что имеется в виду явление, вполне распространенное, чтобы опрашиваемый служащий, успокоенный тем, что не один он страдает определенными слабостями, выкладывал их, не страшась последствий.

- Я полагаю, что вы, как и я, имеете обыкновение делить дни недели на хорошие и дурные, - сказал он. - На любимые и нелюбимые. Я всегда по каким-то причинам недолюбливал вторник. А какой день вам особенно не по нраву?

Я вошел в кабинет с твердой решимостью ответить на все вопросы, как подобает совершенному со всех точек зрения клерку, но вдруг мне стало противно давать такие ответы. Как и большинство служащих, я не любил понедельник, знаменовавший начало новой недели за конторской стойкой. Образцовому же клерку надлежало - как мне казалось, - испытывать самое приятное чувство, возвращаясь на работу после проведенного дома воскресенья. С точки зрения профессора Боггса не любить понедельник - значило не любить свою работу.

- Понедельник, - сказал я.

- Почему?

- Потому, что в этот день я возвращаюсь на работу после воскресного отдыха.

- А какой день вы любите больше других?

- Пятницу.

- Почему?

- Потому, что это день получки.

- Гм... - пробурчал он и, коснувшись анкеты промокашкой, продолжал:

- А чем вы увлекаетесь, есть ли у вас какое-нибудь занятие для души?

- Да, пожалуй. Люблю наблюдать за птицами.

- Наблюдать за птицами? - Он был озадачен. В какой из разделов анкеты занести такой ответ? И что он вообще означает?

Помолчав немного, он сказал:

- А я увлекаюсь скачками. Бывали когда-нибудь на бегах?

- Нет.

Это был вполне удовлетворительный ответ. Служащих, бывавших часто на бегах, можно было заподозрить в наклонности к азартным играм. А это, как полагали профессиональные консультанты - "психологи", могло ввести их в соблазн и побудить растратить казенные деньги.

- Вы не играете в азартные игры?

- Нет.

- Интересуетесь спортом?

- Постольку-поскольку.

- Какой ваш любимый цвет?

- Голубой, - сказал я, несколько удивленный вопросом.

- Женщины всегда выбирают этот цвет, - сказал он и бросил на меня довольный взгляд, словно эту фразу он специально извлек из своего архива, чтобы сделать мне приятное. Такие вопросы включались специально для того, чтобы заставить опрашиваемого отвлечься в сторону и усыпить его бдительность, внушив ему, что и остальные вопросы столь же несущественны. Все это вызвало у меня раздражение.

- Далеко не все женщины, - заявил я твердо. Мне хотелось вступить с ним в пререкания. Слишком уж он был самодоволен. Его замечания обличали человека, стяжавшего себе репутацию знатока, благодаря умению убедительно произносить банальные истины, и я ждал, пока он извлечет на свет божий очередной афоризм.

Но тут он вновь обратился к первоначальному кругу вопросов.

- У вас, вероятно, немало друзей на фабрике.

- Да, у меня есть друзья.

- Поддерживаете ли вы дружеские отношения с кем-либо из рабочих за пределами фабрики?

- Да.

- Я полагаю, что у вас найдутся друзья, которые готовы будут, в случае нужды, одолжить вам несколько шиллингов до получки?

- У меня много таких друзей, но я никогда не нуждаюсь в деньгах и не беру в долг.

- Значит, заработок вас устраивает?

- Я могу прожить на него, не занимая денег.

Он продолжал опрашивать меня. Вопросы задавались с таким расчетом, чтобы выявить, чем я недоволен, как я провожу свободное время, способен ли я говорить сердито и резко с людьми, находящимися у меня в подчинении.

На все вопросы я отвечал отрывисто и сжато, не заботясь о производимом мной впечатлении.

Наконец опрос закончился. Он вложил заполненную анкету в портфель и поднялся с места. Я тоже встал.

- Минуточку, - сказал он, когда я направился к двери.

Я обернулся и стал ждать, что он скажет.

- Вы ведь хорошо знаете всех, кто здесь работает? - спросил он. Его тон резко изменился. Он сошел с пьедестала и заговорил со мной, как с равным и притом так, словно мы были связаны каким-то секретом.

- Да, - ответил я.

- Так вот, - строго между нами, есть ли среди них люди нечестные, обделывающие втихую свои грязные делишки? Как, по-вашему, нужно кого-нибудь из них уволить?

- Нет, - ответил я. - Лучшего штата не подберешь, и - что особенно важно - мистер Бодстерн это хорошо знает. Он хочет лишь получить подтверждение своих собственных оценок.

- Прекрасно, - сказал профессор. Неделю спустя мистер Бодстерн сказал мне, что он очень доволен отзывами о своих служащих.

ГЛАВА 7

Большая часть моего заработка уходила на плату за комнату, питание и проезд на работу и с работы. На покупку необходимых мне вещей оставалось мало. Неожиданно мне представился случай сократить свои расходы, и я не преминул им воспользоваться.

Должность ночного сторожа на фабрике занимал пожилой человек по имени Симпсон. Он был низкого роста, тучный, с больным сердцем. Каждое утро он докладывал мне о выполненной им ночью работе, и я должен был его проверять. Для этого имелся специальный опросный листок, вполне в духе Бодстерна, на котором были расписаны обязанности сторожа с указанием часов, когда надлежало ту или иную работу выполнить. Галочки, проставленные в каждой графе, означали, что работа выполнена:

проверить - заперты ли ворота;

зайти в кабинет и убедиться, что сейфы заперты;

осмотреть двор с материалами и задние ворота;

проверить краны и газовые конфорки;

обойти всю фабрику;

опорожнить корзинки для бумаг;

подкинуть угля в котел для отопления.

Список такого рода поручений заполнял целую страницу. Каждое утро я просматривал вручавшуюся мне сторожем бумагу, чтобы убедиться, что в каждой графе проставлена галочка.

Если же в графе с обозначением того или иного вида работ был пробел, я обязан был обратить на это внимание мистера Симпсона, тогда он в моем присутствии ставил в соответствующей графе галочку, после чего я клал листок в папку.

Но он редко забывал ставить галочку. Это был образцовый ночной сторож.

Обратная сторона листка была разлинована и озаглавлена: "Замечания". Мистер Симпсон не был щедр на замечания. Уж если он находил нужным прокомментировать как-то свою работу, то это непременно бывали описания поступков, требовавших поощрения и благодарности. Выражать такого рода благодарность входило в круг моих обязанностей, однако в особых случаях, когда мистер Симпсон проявлял на своем посту незаурядное рвение, я вручал листок мистеру Бодстерну, и он уже лично изъявлял Симпсону благодарность, приличествующую случаю.

Так, если Симпсон в графе "Замечания" писал: "Увидел человека, перелезавшего через забор, бросился к нему, но он успел скрыться", - это событие не представлялось особенно значительным, поскольку опасность грозила всего лишь огромным бревнам, унести которые было бы нелегко, - и мистер Симпсон довольствовался моей похвалой.

На когда он писал на обороте листка: "Услышал, как кто-то пытается взломать дверь в контору, подкрался из-за угла и окликнул неизвестного; тот убежал, а я позвонил в полицию, где этот факт был запротоколирован", речь шла об опасности, грозившей сердцу фирмы, ее святая святых - сейфам. Тогда я передавал листок мистеру Бодстерну, и тот с живым интересом в течение получаса расспрашивал о подробностях мистера Симпсона, который в лицах представлял ему ночное происшествие.

Затем мистер Бодстерн и мистер Симпсон выходили из помещения, чтобы осмотреть дверь снаружи, и мистер Симпсон показывал, как уверенно и решительно он приближался к неизвестному злоумышленнику, как тот, вздрогнув, поднял голову, резко обернулся, а затем, пригибаясь к земле, побежал к забору.