Уильям Теккерей - Книга снобов, написанная одним из них Страница 15

Кроме того, были у нас и снобы-философы, которые ораторствовали в студенческих говорильнях, подражая государственным деятелям, и твердо верили, что правительство приглядывается к университету с намерением подобрать там ораторов для палаты общин. Были и дерзновенные молодые вольнодумцы, которые не поклонялись ничему и никому, кроме разве Корана да Робеспьера, и вздыхали о тех днях, когда бледный образ священника увянет и исчезнет, не устояв перед возмущением просвещенного мира.

Но хуже всех университетских снобов те несчастные, которых доводит до гибели желание подражать высшим. Смит знакомится в колледже с аристократами и стыдится своего папаши-торговца. У Джонса много родовитых друзей, в образе жизни он подражает им, как и полагается такому веселому и беззаботному малому, зато он разоряет своего отца, лишает сестру приданого, ломает жизнь младшему брату ради удовольствия принять у себя милорда или проехаться рядом с сэром Джоном. И хотя Робинсону, быть может, очень нравится напиваться дома так же, как он напивался в колледже, и возвращаться домой под присмотром полисмена, которого он только что пытался сбить с ног, подумайте, каково это для бедной старухи, его матери, вдовы отставного капитана, которая всю жизнь урезывала себя ради того, чтобы этот веселый молодой человек мог получить университетское образование.

Глава XVI

Литературные снобы

Что-то он скажет о литературных снобах? Вот какой вопрос, я не сомневаюсь, часто задавала себе публика. Как же он может пощадить собственную профессию? Неужели это грубое и безжалостное чудовище, нападающее без разбора на аристократию, духовенство, армию и знатных дам, станет колебаться, когда придет время egorger {Зарезать (франц.).} собственную плоть и кровь?

Мой любезный и превосходный друг, скажите, кого сечет учитель так неукоснительно, как родного сына? Разве Брут не отрубил голову своему отпрыску? Хорошего же вы мнения о нынешнем положении литературы и о литераторах, ежели думаете, что кто-то из нас не решится заколоть ножом собрата по перу, если его смерть может оказаться хоть чем-то полезной для государства!

Однако суть в том, что в литературной профессии снобов нет. Оглянитесь на все сословие британских литераторов, и, ручаюсь, вам не найти среди них ни одного примера вульгарности, зависти или высокомерия.

Все они, и мужчины и женщины, насколько я их знаю, отличаются скромностью поведения и изяществом манер, все безупречны в личной жизни и честны по отношению к окружающему их обществу и друг к другу. Правда, вам иногда, быть может, случится услышать, как один литератор поносит другого, но почему? Отнюдь не по злобе; вовсе не из зависти, но единственно ради правды и из чувства долга перед обществом. Предположим, например, что я добродушно укажу на какой-либо внешний недостаток моего друга мистера Панча и замечу, что мистер П. горбат, что нос и подбородок у него более крючковаты, чем у Аполлона или у Антиноя, которых мы привыкли считать образцами красоты: разве это доказывает, что я питаю злобу к мистеру Панчу? Ни в коей мере. Обязанность критика - отмечать не одни достоинства, но также и недостатки, и он неизменно выполняет свой долг с величайшей мягкостью и прямотой.

Всегда стоит выслушать мнение умного иностранца о наших нравах, и в этом отношении мне кажется особенно ценной и беспристрастной книга известного американца, мистера Н. - П. Уиллиса. В его "Жизнеописании Эрнеста Клея", видного журналиста, читатель найдет точное изображение жизни популярного литератора в Англии. Для общества это всегда лев.

Его ставят выше герцогов и графов; вся знать стекается, чтобы увидеть его; не помню уж, сколько баронесс и герцогинь в него влюбляется. Но об этом предмете нам лучше умолчать. Скромность не позволяет нам назвать имена безнадежно влюбленных герцогинь и милых маркиз, вздыхающих о всех без исключения сотрудниках нашего журнала.

Если кому-нибудь угодно узнать, как тесно авторы связаны с высшим светом, то надобно только прочитать модные романы. Какой утонченностью, какой деликатностью проникнуты творения миссис Барнаби! В какое прекрасное общество вводит нас миссис Армитедж! Она редко знакомит нас с кем-либо ниже маркиза! Я не знаю ничего восхитительнее картин светской жизни в "Десяти тысячах в год", кроме разве "Молодого герцога" и "Конингсби". В них есть какая-то скромная грация и светская непринужденность, свойственная только аристократии, уважаемый сэр, истинной аристократии.

А какие лингвисты многие из нынешних писателей! Леди Бульвер, леди Лондондерри, сам лорд Эдвард - они пишут на французском языке с тонким изяществом и непринужденностью, что ставит их неизмеримо выше их континентальных соперников, из коих ни один (кроме Поль де Кока) не знает по-английски ни слова.

И какой англичанин может читать без наслаждения романы Джеймса, столь восхитительные по гладкости слога, - а игривый юмор, блестящий и небрежный стиль Эйнсворта? Среди других юмористов можно перелистать некоего Джеррольда, рыцарственного защитника Ториев, Церкви и Государства; некоего А'Бекета, отличающегося легкостью пера, но беспощадной серьезностью мысли; некоего Джимса, чьим безупречным языком и остроумием, свободным от шутовства, наслаждалась близкая ему по духу публика.

Если говорить о критике, то, быть может, еще никогда не было журнала, который столько сделал бы для литературы, как бесподобный "Куортерли ревью". У него, разумеется, есть свои предубеждения, но у кого из нас их нет? Он не жалеет усилий ради того, чтобы опорочить великого человека или без пощады разделаться с такими самозванцами, как Ките и Теннисон; но, с другой стороны, это друг молодых сочинителей, который замечал и поддерживал все нарождающиеся таланты в нашей стране. Его любят решительно все. Кроме того, есть у нас еще "Блеквудс мэгэзин", замечательный своим скромным изяществом и добродушием сатиры; в шутке этот журнал никогда не переходит границ учтивости. Он - арбитр в области нравов и, ласково обличая слабости лондонцев (к коим beaux esprits {Остряки (франц.).} Эдинбурга питают законное презрение), никогда не бывает грубым в своем веселье. Хорошо известен пламенный энтузиазм "Атенеума" и горький смех слишком требовательной "Литературной газеты". "Экзаминер", быть может, слишком робок, а "Зритель" слишком неумерен в похвалах, но кто станет придираться к таким мелочам? Нет, нет, критики Англии и писатели Англии как корпорация не имеют себе равных, и нечего выискивать у них недостатки.

А главное, я никогда не видел, чтобы литератор стыдился своей профессии. Тому, кто нас знает, известно, какой дух братской любви царит в нашей среде. Время от времени кто-нибудь из нас выходит в люди: мы не нападаем на него за это, не издеваемся над ним, но все до единого радуемся его успеху. Если Джонс обедает у лорда, Смит никогда не назовет Джонса льстецом и подхалимом. С другой стороны, Джонс, вращаясь среди сильных мира сего, отнюдь не кичится их обществом, но даже бросит герцога, с которым под руку шествует по Пэл-Мэл, чтобы подойти к бедняге Брауну, грошовому писаке, и поговорить с ним.

Это чувство равенства и братства среди сочинителей всегда поражало меня как одна из самых приятных особенностей нашего сословия. Именно потому, что мы знаем и уважаем друг друга, мы пользуемся всеобщим уважением, занимаем такое высокое положение в свете и безукоризненно себя держим на светских приемах.

Страна так высоко ценит литераторов, что двух из них в течение нынешнего царствования даже приглашали ко двору, и очень возможно, что к концу нынешнего сезона один или двое писателей будут приглашены на обед к сэру Роберту Пилю.

Есть и такие любимцы публики, что принуждены то и дело снимать с себя портреты и публиковать их; можно даже указать одного или двоих, от которых страна каждый год требует новых портретов. Может ли что-нибудь быть приятнее, чем это доказательство любви и уважения народа к своим учителям!

В Англии так почитают литературу, что каждогодне выделяется до тысячи двухсот фунтов, предназначенных единственно на пенсии достойным лицам этой профессии. Последнее также весьма и весьма лестно для этих самых лиц и доказывает, что, как правило, они процветают. Как правило, они так богаты и бережливы, что оказывать им денежную помощь почти не требуется.

Если каждое слово здесь - правда, то как же, любопытно было бы знать, могу я писать о литературных снобах?

Глава XVII

Литературные снобы

(Письмо "одного из них" к мистеру Смиту, знаменитому наемному

писаке)

Любезный Смит, из множества негодующих корреспондентов, возражавших против изложенного в последней лекции мнения, что в литературной профессии не существует снобов, я счел наилучшим адресоваться к вам лично, а уже через вас - ко многим, которые были так добры назвать литераторов, имеющих, как им угодно думать, больше всего прав на звание сноба. "Читали ли вы "Жизнеописание" бедняги Теодора Крука, напечатанное в "Куортерли"? спрашивает один. - И кто более, чем этот несчастный достоин звания сноба?" "Что вы скажете о романах миссис Круор и о повестях миссис Уоллоп из светской жизни?" - пишет некий женоненавистник. "Разве Том Мако не был снобом, когда помечал свои письма Виндзорским дворцом?" - спрашивает третий. Четвертый, видимо, затаивший какую-то личную обиду и сердитый на то, что Том Фастиэн, получив наследство, не оказал ему должного внимания, просит нас разоблачить этого знаменитого писателя. "Что вы скажете о Кроули Спокере, друге маркиза Борджиа, человеке, который не знает, где находится Блумсбери-сквер?" - пишет разгневанный патриот с штемпелем Грейт-Рассел-стрит на конверте. "Что вы скажете о Бендиго Деминорис?" спрашивает еще один любопытный.