Виктор Гюго - Труженики моря Страница 15

Тем не менее Ландуа честно заявил о том, что одобряет появление парохода. Другие последовали его примеру. Успех постепенно возрастал; он увеличивался, подобно приливу. С течением времени, так как польза, приносимая пароходом, была очевидной, благосостояние острова явно возрастало, наступил день, когда все, за исключением нескольких чудаков, стали приверженцами парохода господина Летьерри.

Случайно или нарочно, однако судно было спущено на воду 14 июля. Тогда Летьерри, стоя на палубе, смотрел на море и кричал: «Теперь твоя очередь! В этот день парижане взяли Бастилию; теперь твоя очередь!»

Пароход совершал один рейс в неделю – из Гернзея в Сен-Мало и обратно. Он отходил во вторник утром и возвращался в пятницу вечером, накануне базарного дня, который бывал по субботам. Корабль построили из более крепкого дерева, чем все остальные суда архипелага, вместимость судна соответствовала его величине; поэтому в смысле товарооборота один рейс парохода равнялся четырем рейсам обычного баркаса. Ясно, что он приносил бóльшую прибыль. Репутация судна зависит от вместимости его трюма. Летьерри всегда лично следил за погрузкой. Лишь когда он был уже не в состоянии работать сам, его заменял обученный им матрос. По прошествии двух лет пароход стал приносить прибыль в семьсот пятьдесят фунтов стерлингов, т. е. восемнадцать тысяч франков в год.

Слава господина Летьерри

Пароход процветал. Летьерри приближался к тому моменту, когда его стали называть господином Летьерри. На Гернзее ни за что ни про что не назовут человека господином. Между простым смертным и господином лежит целая лестница: сначала первая ступенька – человека называют просто Петром; потом он становится соседом Петром, еще шаг вверх – он уже отец Петр. Затем нужно добиться того, чтобы вас стали называть «сударь», и, наконец, последняя ступень – «господин».

Благодаря своей выдумке, пару и машине господин Летьерри сделался значительной особой. Ради постройки парохода он влез в долги, занял деньги и в Бремене и в Сен-Мало. Но с каждым годом погашал часть долга.

Он даже купил в кредит у самого входа в порт Святого Сампсония красивый каменный дом, совершенно новый, стоявший между берегом моря и садом; дом назывался «Смельчаки». Этот особняк находился рядом с гаванью, и окна его выходили в две противоположные стороны: в сад, наполненный цветами с северной стороны, и в открытый океан – с южной. Таким образом, дом имел два фасада: один – открытый дыханию бурь, другой – аромату роз.

Казалось, эти фасады созданы для двух обитателей дома: господина Летьерри и Дерюшетты.

«Смельчаки» были хорошо известны в Сен-Сампсоне, потому что, в конце концов, господин Летьерри стал знаменитостью. Известности Летьерри способствовали и его доброта, и его смелость, и количество спасенных им людей, и успех, и то, что он первый обогатил Сен-Сампсонский порт паровым судном. Наблюдая за тем, сколько выгоды приносит «чертова лодка», Сен-Гелье, столица Джерсея, хотела переманить пароход в свой порт, но Летьерри остался верен Сен-Сампсону. Это был его родной город. «Здесь я впервые пустился в море», – говорил он.

Так создалась его популярность. Наконец он был избран десятником. Этот бедный матрос уже поднялся на несколько ступеней общественной лестницы, его теперь называли господином. Кто знает, не появятся ли в один прекрасный день в альманахе острова Гернзея почетные и лестные слова: «Летьерри, эсквайр».

Но господин Летьерри был лишен всякого тщеславия. Он сознавал, что приносит пользу, и это доставляло ему радость. Для него приносить пользу было важнее, чем быть популярным. Как мы уже говорили, он имел только две привязанности, два предмета гордости: Дюранду и Дерюшетту.

Он сделал ставку в морской лотерее, и она выиграла.

Выигрышем стала Дюранда, плывущая по волнам.

Тот же крестный отец и та же заступница

Создав пароход, Летьерри должен был его окрестить. Он дал ему имя Дюранда. Впредь мы так и будем его называть. Мы даже позволим себе, вопреки типографским правилам, писать его без кавычек, основываясь на том, что для господина Летьерри Дюранда была живым существом.

Дюранда и Дерюшетта – это, собственно, одно и то же. Дерюшетта – уменьшительное имя, часто встречающееся в восточной Франции.

Будучи в Рошфоре, Летьерри услышал имя Святой Дюранды. Быть может, она явилась ему в образе красивой уроженки тех мест, хорошенькой гризетки с изящными пальчиками. Как бы там ни было, но имя это так глубоко врезалось в его память, что он назвал им два создания, которые любил: судно – Дюрандой, девочку – Дерюшеттой.

Он был отцом первой и дядей второй.

Дерюшетта – дочь его единственного брата. Ее родители умерли. Летьерри взял девочку к себе, заменив ей мать и отца.

Дерюшетта приходилась ему не только племянницей. Она была его крестницей. Он держал ее на руках при крестинах, он же вручил ее покровительству Святой Дюранды и придумал для нее это ласкательное имя.

Дерюшетта, как уже сказано, родилась в порту Сен-Пьер и была вписана в регистры уроженцев этого прихода. Поскольку племянница являлась ребенком, а дядя – бедняком, никто не обратил внимания на необычное имя – Дерюшетта. Но когда девочка стала барышней, а матрос – господином, имя начало шокировать и удивлять всех. Господина Летьерри спрашивали: «Что это за имя?» Он отвечал: «Имя как имя!» Кое-кто пытался изменить его, но Летьерри на это не соглашался.

Как-то одна из дам высшего общества Сен-Сампсона, жена разбогатевшего и оставившего свое ремесло кузнеца, сказала господину Летьерри: «Я буду называть вашу племянницу Нанси». «А почему не Лон-ле-Сонье?» – спросил он. Дама не успокоилась и назавтра опять обратилась к нему: «Имя Дерюшетта никому не нравится. Я придумала прехорошенькое имя для вашей девочки – Марианна». «Имя действительно хорошенькое, – ответил господин Летьерри, – однако оно состоит из названий двух противных животных: мужа (mari) и осла (ane)». И Дерюшетта осталась Дерюшеттой.

Из слов господина Летьерри вовсе не следует делать вывод, что он не хотел выдавать свою племянницу замуж. Выдать-то ее он собирался, но желал поступить по-своему. Он хотел, чтобы у нее был муж, похожий на него самого, который работал бы много и при том так, чтобы ей не приходилось ничего делать. Он любил черные руки у мужчин и беленькие ручки у женщин. И для того, чтобы Дерюшетта не портила своих рук, воспитывал ее как барышню. Летьерри пригласил к ней учителя музыки, купил фортепьяно, небольшую библиотеку и рабочую корзинку для рукоделья. Она понемногу занималась чтением, шитьем и музыкой. Только этого господин Летьерри и хотел. Единственное, чего он от нее требовал, – чтобы она была прелестной. Он воспитывал ее не как женщину, а как цветок. Тому, кто знает моряков, это будет понятно. Суровые натуры любят все нежное. Для того чтобы племянница могла осуществлять идеал своего дяди, ее следовало окружить богатством. Это было по силам господину Летьерри. Ради такой цели работала на море его верная машина. На Дюранду он возложил обязанность окружать комфортом Дерюшетту.

Песенка «Бонни-Денди»

Дерюшетта жила в одной из самых красивых комнат в доме. Комната была в два окна, обставленная мебелью из красного дерева, с кроватью, над которой висел полог – зеленый с белым. Окна выходили в сад, оттуда открывался вид на высокий холм, а на его вершине был замок. По ту сторону холма находился Бю-де-ля-Рю.

В этой комнате стояло и фортепьяно Дерюшетты. Она умела сама себе аккомпанировать и часто пела свою любимую печальную шотландскую песенку «Бонни-Денди». В ней звучала вечерняя грусть, но голос Дерюшетты напоминал утреннюю зарю. Такой контраст был обворожительным. Прохожие говорили: «Дерюшетта поет!» и останавливались у подножья холма перед оградой сада, чтобы послушать этот свежий голосок и печальную мелодию.

Дерюшетта оживляла весь дом. Благодаря ей здесь царила вечная весна. Девушка была красива, миловидна, обаятельна. Старым морякам, друзьям господина Летьерри, она напоминала принцессу из старинной матросской песенки, в которой поется: она была так прекрасна, что «весь полк считал ее красавицей». Летьерри с восторгом говорил: «Ее коса напоминает корабельный канат».

В детстве Дерюшетта отличалась особым очарованием. Форма ее носа, правда, вначале внушала опасения; но она, очевидно, твердо решив стать красивой, исполнила это; рост не доставил ей никаких неприятностей; ее нос оказался не слишком длинным и не слишком коротким; повзрослев, она осталась очаровательной.

Дерюшетта называла своего дядю отцом. Он позволял ей немного работать в саду и даже заниматься стряпней. Она сама поливала кусты роз, флоксов и вербен; разводила разные цветы, пользуясь гернзейским климатом, столь благосклонным к растениям. У нее, как и в остальных садах острова, алоэ рос под открытым небом, а кроме того, ей удалось вырастить лапчатник, что оказалось гораздо сложнее. В маленьком огороде Дерюшетты грядки были засеяны с большим знанием дела: там росли редиска, горошек, шпинат; кроме того, она сажала цветную и брюссельскую капусту; в августе у нее созревала репа, в сентябре – цикорий, осенью – пастернак.