Заметки о чаепитии и землетрясениях. Избранная проза - Леон Леонидович Богданов Страница 15

Действительно, от воды до Купчино далеко. Единственная здесь речка Волковка бежит в высоких берегах, а местами и просто забрана в трубы, трудно поверить, что она может выйти из берегов. Места здесь хоть и ровные, низменные, но сухие. Сюда воде прийти неоткуда. Посмотрим по телевизору, каковы будут плоды такой борьбы с наводнением. Передали, что в девять с чем-то подъем воды составил двести двенадцать сантиметров. Ветер не стихал всю ночь. Наверное, наломал льда. Как-то на Неве, на заливе? Последнее время стали привыкать к подъемам воды.

В Новый год произошло сильное землетрясение в Японии. В Токио зарегистрирован подземный толчок силой семь баллов, но не говорят, по какой шкале: японской, Рихтера или Меркалли. Есть человеческие жертвы и разрушения. Эпицентр находился в трехстах с лишним километрах от Токио.

Наводнение продолжалось одну ночь, но ветром сорвало крышу с одного дома, говорят, и порвало много линий контактной сети. Вода поднялась до двухсот двадцати пяти сантиметров, и большие льдины стало выбрасывать на берега, да и вода разлилась по паркам и подвалам. В общем-то ничего особенного не произошло. «Циклон, образовавшийся над Ботническим заливом, пронесся над Карельским перешейком и северной Ладогой…»

Под то еще один дом сгорел на Садовой, но там было много пострадавших, двое умерли сразу, а эвакуировать пришлось сотни. Сорок шесть отделений пожарников выезжали на пожар. Больше ничего выдающегося не припомню. Теперь ветер стих и стало теплее. Дома не так холодно, и можно ходить раздетым. Когда так буря прервется, как-то меньше начинаешь уставать, под ветер все тянет в сон, а сегодня, и был-то всего косяк, долго сидел ночью и чувствовал себя совсем легко, думал о том, что я прав, выбрав тысяча девятьсот семьдесят четвертый год как счастливый для предсказаний землетрясений. Чуть не проспали время, когда Вере нужно вставать на работу, и она убежала без завтрака. У нас Новый год начался хорошо, теперь нужно ждать, чтобы мама приехала. Еще неизвестно, как у нее идут дела. Пью ее «Бодрость», но просыпать на работу, конечно, нехорошо. «Ветер утих и утух», и стало много легче, раньше я этого не замечал, давно, во всяком случае. Три градуса тепла – курорт. Бросили пить, деньги нужнее. Я вспоминаю одних и тех же людей и одни и те же дела и чувствую, как тревоги сменяются успокоенностью.

В пальто, перешитом из шинели, снятой с Акакия Акакиевича. Поскольку оно первые десять лет, чем дальше, тем становится привлекательнее, не придаешь никакого значения искусственности данной ситуации. Но идентификация – это когда кажущееся чем-то этим и оказывается, а при этом казавшаяся базовой и фундаментальной «реальность» оказывается фиктивной, фикцией. Апокрифическое пальто вместо канонической «Шинели». Самоопознание, содержанием которого является жизнь, полная понимания и сочувствия не только и не столько к жертве преступления, сколько к преступнику. Модель хулиганского социализма или коммунизма, я не разбирался в них, поскольку это было так давно, как когда я смотрел «Пятеро с улицы Барской». Выход в свет книжки Сартра «Экзистенциализм – это гуманизм» помечен был годом пятьдесят девятым, так вот, а это происходило еще раньше. Как до сих пор я не знал афористического названия книги Арона «Опиум интеллигенции» и у меня при шмоне изъяли Евангелие, а морфин нет, в тот момент, когда Л. Аронзон кончал с собой в Ташкенте, и, по-видимому, только поэтому я и был временно выпущен на свободу. А потом продержали все же в Скворечнике и в Гатчинском зверинце около полутора лет.

Как тяжело сейчас Ирке на принудке. Там нет ни свиданий, ни воскресений и не колют, небось, только по праздникам, которыми являются Новый год, Первомай, да день седьмого ноября. Я в скольких больницах не перебывал, но совершенно не представляю, где она, скорее всего в зоне, а в зоне – в больнице. И так десять лет! Знаете, я не передавал все оттенки того, например, когда человек не знает что-нибудь такое, что известно всем окружающим и, пожалуй, в применении к нему самому, я не становился подражателем Чехова или польского кино. Я враг не только чешской модели, но и многих аспектов польских разновидностей этого нового движения, вот кроме этой хулиганской модели общества, в которой всегда заключается какое-то самопожертвование. Простите мне этот каламбур.

В этом году воскресенье приходится на восьмое января, ну а сегодня еще только среда пятого. Мне бы самому не запутаться в этих дневниках иных лет, чем намаркировано.

Что же все-таки произошло в последнее время такого, что надолго? Мне запомнилось, как вслед за двумя эрзерумскими землетрясениями, первое – силой 7, второе – 5,6, турецкая община на Кипре возгласила независимость своего государства – Республики Турции на северном Кипре. Запомнилось многое. Прежде всего я вспомнил частушку, сложенную по поводу перехода к летне-зимнему времени: Кто был никем / тот встанет в семь, / а у кого чего есть / – тот в 5, 6. Затем запомнилась статья, в которой говорится о том, что турки засаливают земли и лимоны на плантациях становятся горькими до того, что их, по-видимому, только в сахаре можно становится употреблять. Весь мир не знает, как относиться к независимости этого маленького стопятидесятитысячного народа, и относится отрицательно, кроме, впрочем, самой Турции и Бангладеш. Как это часто бывает, что-то сталкивается с непониманием с момента своего появления… Помнится, Марко Поло пишет о том, что в его времена Иран также назывался Ираком, что же – теперь и Турции – две? Хорошо это или плохо? Еще запомнился юбилей Ивана Федорова, накатившее четырехсотлетие книгопечатания на Руси, в то время как еще в XIX веке Сахаров писал, что Павма Берында работал еще раньше и был не только первопечатником, но и оригинальным художником-гравером, и журнал «В мире книг» поддержал году в 1974 эту точку зрения. Что это – рутина или сила традиции, официального взгляда? Если это рутина, то и такой организации, как ЮНЕСКО. Никакого закона здесь нет, а есть одни исключения из правил, становящиеся закономерностями, да так, что становится по ночам шорох звезд слышен.

Уверенность, что бляди незнакомые, должны укреплять мой дух и быть прямо моими глазами. Якобы тогда я смогу рассматривать мысленным взором проблему того, что экзистенциализм уже развился на почве дзен-буддийской философии и смыкание Сартра с маоизмом в конце жизни (жизней их обоих – и Мао, и Ж. П. Сартра) служит лишним