Ирина Грекова - Знакомые люди Страница 2

— Простите, пожалуйста, что я вас беспокою, — очень вежливо сказала Таня, — но дело в том, что мой брат потерял ногу и очень плачет.

Солнцеву чуть удар не хватил при таком известии... Она метнулась уже вызывать неотложку, но тут выяснилось, о какой ноге идет речь...

Смешно? — подумал Юрий. Да, смешно, но чем-то и страшно. Эта затейливая отчужденность. Спросить незнакомых, удобно ли будет обратиться к другим незнакомым... Удивительно, пугающе рано переселяются наши дети из мира, где все со всеми знакомы, в мир разделительных условностей. Сережа, слава богу, еще не переселился.

Эта резкая черта, думал дальше Юрий, отделяющая «знакомых» от «незнакомых», особенно типична для больших городов с их густыми потоками чужих, безликих, ничем друг от друга не отличимых людей. Идут потоки людей, потоки джинсов, потоки «дипломатов»... В деревнях и малых поселениях сохранились еще кое-где остатки традиции, по которой все со всеми знакомы, все со всеми здороваются... Попробуй соблюди ее в большом городе, где за день каждый сталкивается с тысячами людей! Здороваться со всеми? Отмечать каждого? Утопия. Прозрачная стена, отделяющая нас от незнакомых людей, — единственное спасение от информационной и эмоциональной перегрузки (Юрий любил говорить по-ученому). Спасительное равнодушие к чужим, незнакомым — только оно делает возможной жизнь в большом городе...

Значит, оправдать деление на «знакомых» и «незнакомых»? Выходит, оправдать, но с ограничениями. Не слишком ли часто переходит спасительное равнодушие к чужим людям в равнодушие к чужой беде?

Вот, например, лежит на обочине тротуара, головой к мусорному баку, человек в неопрятной одежде; по-видимому, спит. Кто его знает, скорее всего — просто пьян, а может быть, и болен? Мимо — люди, сплошным потоком, каждый торопится, каждому некогда, никто не остановится, не нагнется посмотреть, в чем дело. Сам не раз проходил мимо такой картины. Спросишь кого-нибудь: «Чего это он лежит?» — «Известно, пьян». И усмешка. И тут появляется какая-то старушка (на наших улицах почему-то именно старушкам до всего есть дело!); нагнулась, потрогала лежащего за плечо, отошла, вернулась с милиционером... Тут уж мое дело — сторона, я со спокойной совестью иду дальше. Но почему все-таки старушка, а не я?

А вот плачет на скамейке женщина в платочке, плачет горько, вытирая слезы по-странному — осенним кленовым листом... Кто ее знает, почему плачет, может быть, ей надо помочь? Но неудобно обратиться, а вдруг встретишь враждебный взгляд: «Тебе-то какое дело?» Этот страх враждебного взгляда словно бы оправдывает мое равнодушие. А люди все идут, идут мимо. Шаркают подошвы, стучат каблуки. А незнакомая женщина все плачет, утирая слезы кленовым листом...

А что, собственно, это значит — знакомый, продолжал рассуждать Юрий (специалист в области точных наук, он любил четкие определения). Если быть честным, надо признать, что «мои знакомые» — это те люди, с которыми, по чистой случайности, мне пришлось познакомиться, хотя бы поверхностно пообщаться.

Встретил я, например, кого-то в доме моего приятеля. Нас познакомили, я запомнил его лицо; столкнувшись с ним на улице, я, скорее всего, поздороваюсь. Чем он отличается от других, «незнакомых»? А ничем.

Или, допустим, отдыхали мы с кем-то в санатории, пансионате. Сидели за одним столом, передавали друг другу соль и горчицу. Вот мы уже и «знакомы». А что я о нем знаю? Ничего.

Друзья — другое дело. Друзей мы выбираем сами. Знакомых — фактически не выбираем. Они выпадают в наше поле зрения из окружающей среды.

А что, если вообще упразднить деление на «знакомых» и «незнакомых»? Заранее считать, что все люди знакомы? А прекращать знакомство только тогда, когда убедишься, что человек — негодяй, жулик?

Мысль показалась Юрию свежей и интересной, он даже стал набрасывать в уме статейку на эту тему для заводской многотиражки (он иногда туда пописывал, под псевдонимом Юрий Доверчивый).

...Начать можно с маленького мальчика на улице, фантазировал Юрий, продолжить моими мыслями о пьяных и плачущих (это должно прозвучать). Заключить деловыми рекомендациями...

Бывают люди, писал мысленно Юрий, которые уже осуществили сами для себя, в одностороннем порядке, принцип «всеобщего знакомства». Они щедро и весело вступают в общение со всеми. Придет такой человек в магазин, в библиотеку, даже в милицию — и всюду ему рады, везде он свой... Увидев его, люди улыбаются, готовы помочь ему, сами становятся рядом с ним добрее и лучше (что греха таить, — Юрий имел в виду, в частности, самого себя. Способность входить с людьми в общение и в самом деле его отличала). Такому подражать нельзя, это талант. Но и на обычном, среднем уровне способность к контактам можно в себе развить. Вернее, не дать ей заглохнуть: ведь каждому нормальному человеку она свойственна изначально.

...Отвращение к личным контактам, мысленно писал Юрий, — тяжелая болезнь, порожденная быстротой, перегруженностью, переусложненностью жизни. Бюрократизм — одна из форм этой болезни. Бюрократ хочет отгородиться от людей, поставить между собой и ими промежуточное устройство, своего рода «кнопку», вроде той, с помощью которой пассажиры просят водителя остановить машину на «стоянке по требованию». Что и говорить — гораздо легче нажать безличную «кнопку», чем встретиться лицом к лицу, глаза в глаза с живым человеком... Роль такой «кнопки» в случае надобности может сыграть пункт инструкции (сегодняшняя девушка, отказавшая ему в восстановлении билетов, с мрачным удовольствием жала именно на эту кнопку)...

Так, не без приятного полета мысли, сочинял Юрий, и получалось неплохо. Недаром товарищи по работе советовали ему попробовать силы в журналистике. Но сейчас что-то мешало ему сочинять, какая-то внутренняя заноза. В чем было дело?

Ага, вот в чем — вспомнил. На днях он прочел в местной газете статейку под названием: «Глупая доверчивость». Начал читать по созвучию со своим псевдонимом, а там и прочел до конца. «Глупо доверчивой» была, оказалось, местная жительница Мария К. Она познакомилась на вокзале с какой-то девушкой, назвавшей себя Людмилой. Девушка горько плакала, а когда Мария К. спросила ее, в чем дело, рассказала, что ее якобы обокрали, что у нее нет ни копейки денег, ни души знакомых, негде ночевать... Мария К. привела ее к себе, уложила спать на раскладушке, слушала внимательно, как Людмила «делилась своей жизнью», даже поплакали вместе, утром Мария ушла на работу, а когда вернулась — Людмилы и след простыл. Вместе с ней исчезли деньги и ценные вещи, находившиеся в квартире... Статья довольно разумно призывала к осторожности в выборе знакомств, и, помнится, Юрий прочел ее не без сочувствия... Как же примирить эту осторожность в «выборе знакомств» с принципом «все люди — знакомые»? Над этим придется еще подумать...

Сережа пошевелился, вздохнул во сне и, не просыпаясь, сказал кому-то «сам дурак». Кстати, автобус скоро должен был прийти. Вернуться в гостиницу — ближайшее очевидное действие. Как быть дальше, Юрий еще не решил. Утро вечера мудренее. Что-нибудь да наклюнется.

Недалеко от скамейки, где они сидели, остановилась легковая машина. Спустя некоторое время ее передняя дверца открылась, и из нее вышел человек в темном. Осторожными, крадущимися шагами он подошел к скамейке и остановился, пристально разглядывая сидящих.

Юрию стало не по себе. «Грабитель? — подумал он. — Вряд ли. А впрочем, пусть грабит. Взять-то у меня сейчас нечего».

На всякий случай он восстановил в памяти рекомендации по самообороне в случае внезапного нападения, преподанные ему когда-то в кружке самбо.

Сережа проснулся, почему-то сказал: «Маленькие хвостики» — и немедленно заснул снова. Человек в темном подошел ближе.

— Это вы? — спросил он с грузинским акцентом.

— Это я, — ответил Юрий. — А что вам от меня надо?

— Ой, как я рад, что это вы! Я — Ираклий Пимениди, не узнали? Я вас сегодня в такси возил, помните?

— Конечно, помню, — приходя в себя, сказал Юрий.

— Ну как, вам билеты восстановили?

— Нет, не восстановили. Предложили купить новые.

Ираклий пощелкал языком:

— Ай-яй, беда какая! И что же будете делать?

— Пока не знаю. Что-нибудь придумаю.

Ираклий самую малость поколебался (может быть, вспомнил, что все-таки с Юрием незнаком?) и спросил:

— Сорок рублей хватит?

Он полез в карман, вынул и протянул Юрию четыре десятки. Тот был ошеломлен более, чем благодарен.

— Почему вы мне так верите? — спросил он.

— Очень просто. Смотрю: человек, — и верю.

— Честное слово, я сразу же вышлю деньги.

— Не надо честное слово, — сказал Ираклий. — Садись в такси, поедем. Мальчика жалко, совсем спит...

Вернувшись в Москву, Юрий, конечно, первым делом отослал деньги телеграфом, в ответ на что получил следующее письмо (письмо — подлинное, в нем не изменено ни слова, кроме обращения; имя и фамилия шофера Ираклия Пимениди — подлинные):