Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1 Страница 2

— Правильно! — подхватили девушки.

— Неправильно! При чем тут девушки? — зашумели парни. Но Колосов поднял руку.

— Защита?

В роли защитника выступил Могилевский.

— Кого вы судите? Неужели Тольку? А к кому вы лезете со всякими вопросами? Кто вам пишет в стенгазету стихи? Может быть, скажете, что это я? Вы знаете, сколько стоило строительство этой железной дороги? Или кто изобрёл стекло? Спросите у Тольки, он ответит. Мы все вместе не знаем того, что может рассказать он один.

Он вытер платком лицо и посмотрел на Новикову.

— Ты говоришь — очки. А что такое очки? Думаешь, посмотрел в стёклышки — и будь здоров. А ну, надень Толькины, и я посмотрю, что ты увидишь? Разве не Грибоедов написал «Горе от ума»? Граждане, без очков он написал бы такую вещь? Не извольте сомневаться, Толька ещё разглядит какой-нибудь новый Клондайк, А ты, Валька, храни эту пижаму. Лет через сто за неё ещё, может, дорого заплатит какой-нибудь музей;

Постепенно затихало Толькино «дело». Наступившую тишину нарушали постукивающие на стыках колёса да торопливое дыхание паровоза.

— Девочки, море!

Море широким заливом подходило почти к железнодорожному полотну.

Было уже темно, когда блеснули огни Океанской и пробежали утопающие в зелени белые домики.

— Девочки! Ребята! Уговор не спешить. Пойдём все вместе, как договорились! — крикнула Валя и высунулась в окно. Ветер трепал её волосы, ласкал разрумянившееся лицо, трепетал под свободной шёлковой блузкой. Она счастливо улыбалась.

— Девочки, воздух-то. Воздух-то какой! Бархатный, ласковый. Как хорошо, девочки…

Но вот уже побежали мимо фонари пригорода. В лёгкой волне бухты отразились блики огней. Замелькали зелёные, жёлтые, красные сигналы светофоров.

Проводник в белом кителе с начищенными пуговицами и в форменной фуражке вышел в тамбур. У двери вагона сразу же образовалась очередь.

— Эй, ребята, кто мой чемодан уволок?

— Гитара? Где гитара? — метался Колосов по купе.

— Не волнуйся! Тут твоя гитара! — откликнулся из-за двери Могилевский.

— Какая раззява на голову наступила? — загремел на весь вагон чей-то рассерженный голос.

— Ребята, не видели мои очки? — растерянно спрашивал откуда-то сверху Белоглазов, Его длинная нога плавала над головами, ища опоры.

— На лбу посмотри! — раздалось сразу несколько голосов.

— И верно, смотри ты?! Ну кто бы мог подумать.

— Ой, ребята, ногу придавили! — заохала Валя. Энергично работая локтями, прорвалась она вперёд, и её насмешливый голос доносился уже от крайнего купе. — Вот олухи! Никакого уважения к женщине.

— Ну куда ты, Валька, прёшься? — окликнул недовольный Миша. Но она упорно пробивалась, отшучиваясь и смеясь.

Вдруг что-то треснуло, и раздался жалобный звон струн.

— Вот корова! Инструмент раздавила!

Колосов бросился к Вале. Расталкивая ребят, прыгая через чемоданы, он вмиг нагнал её и схватился за гитару. Гриф вздрогнул и повис на струнах.

— Моли бога, Валька, что ты сделала это сегодня, а не вчера. Честное комсомольское, хотя ты и девчонка, а по шее бы получила. Сегодня я добрый, да и зачем теперь мне гитара?

— Правильно! — обрадовалась она. — Всё равно выбросил бы во Владивостоке. Не тащить же эту бандуру в тайгу.

— Бандура, Валька, это ты. А гитара — благороднейший музыкальный инструмент. Его признавал даже Паганини…

Паровоз протяжно загудел. Поезд, замедляя ход, приближался к Владивостоку.

Нина решила не спешить. В окно было видно много пассажиров. Показалась сгорбленная фигура Белоглазова. Мелькнула чёрная голова Колосова и тоже затерялась в толпе.

Она взяла чемодан и вышла на платформу.

— Гражданка, вы что мух ловите? — налетел на неё с выпученными глазами бородач с тяжёлым мешком.

— Посторонись, милая! — двинул уже с другой стороны окованным Ящиком какой-то мастеровой.

Она подхватила чемодан и побежала, как и все, стараясь не отстать.

На вокзальной площади выкликали:

— Дальстроевцы, вещи складывать здесь! Женщины — направо к автобусу. Мужчины — к грузовикам.

— Товарищи, регистрироваться сюда!

С платформы показались новые пассажиры.

— Эй, сахалинцы! Кто на Сахалин, ко мне!

— Камчатка, сюда! Сюда! — стараясь перекричать других, надрывался из кузова автомашины пожилой человек в фуражке моряка.

Матвеева поставила чемодан и огляделась. У грузовиков толпы. Одни суетливо забрасывали в кузов узлы и лезли через борт. Другие бросали вещи и шли разбираться.

Город на склоне сопки, залитый электрическим светом, показался Матвеевой гигантской новогодней ёлкой. Окна маленьких домиков, разбросанных до самой вершины, подобно игрушечным фонарям, светились разными цветами абажуров. Пунктирная линия фонарей пирсов напоминала золотые цепочки, наброшенные на ёлочные ветки. Освещённые иллюминаторы кораблей, прибрежные склоны гор придавали городу и бухте праздничный вид.

— Нина Ивановна! Мы вас ищем, наши все здесь! — подбежала к ней Валя и схватила её чемодан. — Пойдёмте! Там вызывают по спискам уже наш вагон! — И она увлекла её к группе ребят.

Высокий молодой человек с подножки машины выкрикивал по списку фамилии:

— Колосов!

— Я!

— В машину!

— Белоглазов, в машину!

Скоро вызвали и Новикову. Матвеева попала в автобус с медицинскими работниками. Их отвезли в палатки для транзитных пассажиров, едущих на Колыму.

— Си-ве-жиа лу-киа! Ре-ди-сыка! Пит-лусы-ка!

Высокий китаец с лотком на голове, останавливаясь под окнами, продолжал выкрикивать, коверкая знакомые слова.

Нина проснулась, набросила халат и с полотенцем вышла из палатки. За далью моря всплывал диск солнца и золотил вершину сопки. На траве искрились капли росы. Земля курилась и дышала свежестью утра.

Редиска с огорода, а в Ленинграде, наверное, Ещё нет и тепличной, — подумала она и вспомнила, что нужно подруге написать письмо.

Она купила два пучка, умылась и принялась за письмо.

«Дорогая моя Танюша!

Вот и кончился первый этап моего пути. Все эти дни я была счастлива, как никогда в жизни. Птицей парила в небе и впервые увидела красоту и величие Родины. Как она хороша/

Мне повезло. Из Москвы я выехала комсомольским составом. Какие ребята! Какие девочки! Сколько разнообразных и цельных натур, какая непосредственность. Знаешь, с ними и я себя почувствовала совсем юной, но в то же время и взрослой. Давала им советы, разрешала споры.

Если так пойдет и дальше, то ты, пожалуй, не узнаешь во мне прежней тихони. Как видишь, и мне есть за что благодарить ребят. Если бы этим ребятам дать хороших вожаков! И тут я невольно подумала о тебе…

Как обидно, что ты не сумела поехать. Но не огорчайся, родная. Бабушка поправится. А приехать не поздно и летом будущего года. Ждать тебя буду с нетерпением.

В Вятке выходила посмотреть на твой родной город. Понравился. Накупила всяких безделушек. Пусть напоминают тебя.

На станциях составы полны молодёжи. Все едут на новостройки пятилеток. Великое переселение на окраины страны. Порой хочется плакать от волнения. Происходит что-то неповторимое. Да и наша Колыма тоже часть общего великого.

Сегодня мне грустно, не удивляйся. Растеряла наших. Всех расселили по разным общежитиям, по профилям профессий. Понимаю — это целесообразно, но я скучаю. Мне нестерпимо хочется к моим «ребятишкам». Кончу писать и пойду их разыскивать.

На днях напишу более обстоятельно. На хныканье не обращай внимания. Буду стараться быть храброй как ты!

Пиши: Нагаево. До востребования.

Обнимаю и целую мою девочку, моего доброго друга.

Нина»

Она запечатала конверт и надписала:

«Татьяне Михайловне Маландиной».

Город был не таким громадным, как это показалось ночью. Нина опустила письмо и разыскала контору Дальстроя.

У входа и в коридоре толпились люди. За стенками стрекотали машинки, и чей-то мужской голос надрывно кричал:

— Безобразие! Мы не можем ждать! Народу? Да-да, много! Гостиницы, школы, палатки, четыре парохода — всё заселили, некуда принимать! «Смоленск»? Заселили вчера! Оборудуем твиндеки! Давайте «Совет». Не можете? Ну что же, придётся вам объясняться с край-исполкомом.

Через маленькое окошечко в отделе кадров Нина обратилась к женщине в пенсне.

— Топограф Новикова и механик Колосов? Сонечка! — повернулась она к девушке, перебирающей толстые папки. — Дай, пожалуйста, списки людей хозяйства Казапли и электромеханической службы Линцера.

— Директор Дальстроя, товарищ Берзин, приказал формирование управлений и служб начинать на ходу, — поясняла она, пока Сонечка шелестела бумагами, — поэтому стараемся расселить людей по общежитиям, учитывая их профессии. Там живут и руководители. Можно приглядеться и легче комплектовать. Магадан-то пока ещё географическое понятие. Эдуард Петрович решил отправлять в тайгу людей прямо с пароходов. Это и время сэкономит.