Стефан Цвейг - Случай на Женевском озере Страница 2

- Что тебе нужно, Борис? - ласково спросил управляющий.

- Прошу прощения, - пробормотал беглец. - Я только хотел спросить... можно мне домой?

Управляющий рассмеялся:

- Ну, конечно, Борис, можешь отправиться домой.

- Завтра?

Управляющий стал серьезен. Столько мольбы было в тоне беглеца, что улыбка быстро сошла с лица собеседника.

- Нет, Борис... Не сейчас. Когда кончится война.

- А когда? Когда она кончится?

- Одному богу известно. Мы, люди, не знаем этого.

- А раньше? Раньше нельзя уйти?

- Нет, Борис.

- Очень это далеко?

- Да.

- Много дней пути?

- Много дней.

- Я все-таки пойду, господин. Я сильный. Не устану.

- Борис, нельзя пойти. Ведь существует граница!

- Граница? - тупо повторил он. Слово это было ему незнакомо.

Потом он ответил с изумительным упрямством:

- Я переплыву!

Управляющий снова улыбнулся; но ему все же жаль было беднягу. Он ответил ласково:

- Нет, Борис, ничего не выйдет. Граница - это значит чужая страна. Люди не пропустят тебя.

- Да я ведь не буду их убивать! Я бросил свою винтовку. Почему же они не пропустят меня к жене, если я их попрошу, Христа ради?

Управляющий становился все серьезнее. Горечь наполняла его сердце.

- Нет, - сказал он. - Они не пропустят тебя, Борис.

- Так что ж мне делать, господин? Я ведь не могу остаться здесь. Люди меня здесь не понимают, и я не понимаю их.

- Ты выучишься, Борис.

- Нет, господин. - Он низко опустил голову. - Я не могу учиться. Я могу только работать в поле, больше я ничего не умею. Что мне здесь делать? Я хочу домой. Покажите мне дорогу.

- Теперь не существует туда дороги, Борис.

- Да ведь они не могут запретить мне вернуться к жене, к детям! Я ведь не солдат больше.

- Они это могут, Борис.

- А царь? - спросил он неожиданно.

- Царя больше нет, Борис. Люди его свергли.

- Больше нет царя? - Он застыл на месте. - Значит мне не попасть домой? - устало сказал он.

- Теперь - нет. Придется подождать, Борис.

- Долго?

- Не знаю.

Все угрюмее становилось его лицо во мраке.

- Я так долго ждал. Я больше не могу ждать. Покажите дорогу. Я все-таки попробую.

- Дороги нет, Борис. Тебя схватят на границе. Мы найдем тебе работу.

- Люди здесь не понимают меня, и я не понимаю их, - повторил он упрямо. - Я не могу здесь жить. Помоги мне, господин.

- Я не в состоянии, Борис.

- Помоги, ради Христа, господин! Помоги мне, я не могу больше!

- Нет, Борис. Ни один человек теперь не может помочь другому.

Они безмолвно стояли друг против друга. Борис мял шапку в руках.

- Зачем же забрали меня из дому? Они сказали, что я должен защищать царя и отечество. Но Россия далеко, а царь... что они с ним сделали?

- Свергли.

- Свергли, - бессмысленно повторил он. - что ж мне теперь делать, господин? Мне домой нужно. Дети плачут, зовут меня. Я не могу здесь жить! Помоги мне, господин, помоги!

- Не могу, Борис.

- И никто не может помочь?

- Теперь никто.

Русский опускал голову все ниже; вдруг, глухо промолвив: - Спасибо, господин, - повернулся и ушел.

Медленно шел он по дороге. Управляющий долго смотрел ему вслед, удивляясь, что тот пошел не к постоялому двору, а спускается к озеру. Он глубоко вздохнул и вернулся к своей работе в отель. x x x

Случай захотел, чтобы тот же рыбок на следующее утро нашел голое тело утопленника. Русский заботливо сложил на берегу подаренные ему брюки, шапку и куртку и вернулся в озеро так же, как перед тем появился из него.

О происшествии составлен был протокол, и так как фамилии чужестранца не знали, то на могиле его поставили простой деревянный крест, - один из тех скромных памятников безвестной судьбы, которыми покрыта теперь Европа от края до края.