Козьма Прутков - Стихи Страница 2

Эта басня, как и всё, впервые печатаемое в "Полн. собр. сочинений К. Пруткова", найдена в оставшихся после его смерти сафьянных портфелях за нумерами и с печатного волоченою надписью; "Сборник неоконченного (d'inacheve) N".

12. АКВИЛОН

В память Я. Бенедиктову

С сердцем грустным, с сердцем полнымДувр оставивши, в КалеЯ по ярым, гордым волнамПолетел на корабле.То был плаватель могучий,Крутобедрый гений вод,Трехмачтовый град пловучий,Стосаженный скороход.Он, как конь донской породы,Шею вытянув вперед,Грудью сильной режет воды,Грудью смелой в волны прет.И, как сын степей безгранных,Мчится он поверх пучинНа крылах своих пространных,Будто влажный сарацин.Гордо волны попираетМоря страшный властелин,И чуть-чуть не досягаетНеба чудный исполин.Но вот-вот уж с громом тучиМчит Борей с полнощных стран.Укроти свой бег летучий,Вод соленых ветеран!..Нет! гигант грозе не внемлет;Не страшится он врага.Гордо голову подъемлет,Вздулись верви и бока,И бегун морей высокийВолнорежущую грудьПялит в волны и широкийПрорезает в море путь.Восшумел Борей сердитый,Раскипелся, восстонал;И, весь пеною облитый,Набежал девятый вал.Великан наш накренился,Бортом воду зачерпнул;Парус в море погрузился;Богатырь наш потонул...И страшный когда-то ристатель морейПобедную выю смиренно склоняет;И с дикою злобой свирепый БорейНа жертву тщеславья взирает.И мрачный, как мрачные севера ночи,Он молвит, насупивши брови на очи:"Все водное - водам, а смертное - смерти;Все влажное - влагам, а твердое - тверди!"И, послушные веленьям,Ветры с шумом понеслись,Парус сорвали в мгновенье;Доски с трескам сорвались.И все смертные уныли,Сидя в страхе на досках,И неволею поплыли,Колыхаясь на волнах.Я один, на мачте сидя,Руки мощные скрестив,Ничего кругом не видя,Зол, спокоен, молчалив.И хотел бы я во гневе,Морю грозному в укор,Стих, в моем созревшем чреве,Изрыгнуть, водам в позор!Но они с немой отвагой,Мачту к берегу гоня,Лишь презрительною влагойДерзко плескают в меня.И вдруг, о спасенье своем помышляя,Заметив, что боле не слышен уж гром,Без мысли, но с чувством на влагу взирая,Я гордо стал править веслом.

13. ЖЕЛАНИЯ ПОЭТА

Хотел бы я тюльпаном быть,Парить орлом по поднебесью,Из тучи ливнем воду литьИль волком выть по перелесью.Хотел бы сделаться сосною,Былинкой в воздухе летать,Иль солнцем землю греть весною,Иль в роще иволгой свистать.Хотел бы я звездой теплиться,Взирать с небес на дольний мир,В потемках по небу скатиться,Блистать, как яхонт иль сапфир.Гнездо, как пташка, вить высоко,В саду резвиться стрекозой,Кричать совою одиноко,Греметь в ушах ночной грозой...Как сладко было б на свободеСвой образ часто так менятьИ, век скитаясь по природе,То утешать, то устрашать!

14. ПАМЯТЬ ПРОШЛОГО

Как будто из Гейне

Помню я тебя ребенком,Скоро будет сорок лет;Твой передничек измятый,Твой затянутый корсет.Было в нем тебе неловко;Ты сказала мне тайком:"Распусти корсет мне сзади;Не могу я бегать в нем".Весь исполненный волненья,Я корсет твой развязал...Ты со смехом убежала,Я ж задумчиво стоял.

15. РАЗНИЦА ВКУСОВ

Басня

Казалось бы, ну как не знатьИль не слыхатьСтаринного присловья,Что спор о вкусах - пустословье?Однако ж раз, в какой-то праздник,Случилось так, что с дедом за столом,В собрании гостей большом,О вкусах начал спор его же внук, проказник.Старик, разгорячась, сказал среди обеда:"Щенок! тебе ль порочить деда?Ты молод: все тебе и редька и свинина;Глотаешь в день десяток дынь;Тебе и горький хрен - малина,А мне и бланманже - полынь!"Читатель! в мире так устроено издавна:Мы разнимся в судьбе,Во вкусах и подавно;Я это басней пояснил тебе.С ума ты сходишь от Берлина;Мне ж больше нравится Медынь.Тебе, дружок, и горький хрен - малина,А мне и бланманже - полынь.

[В первом издании (см. журн. "Современник", 1853 г.) эта басня была озаглавлена: "Урок внучатам", - в ознаменование действительного происшествия в семье Козьмы Пруткова]

16. ПИСЬМО ИЗ КОРИНФА

Древнее греческое.

Посвящено г. Щербине

Я недавно приехал в Коринф.Вот ступени, а вот колоннада.Я люблю здешних мраморных нимфИ истмийского шум водогтада.Целый день я на солнце сижу.Трусь елеем вокруг поясницы.Между камней паросских слежуЗа извивом слепой медяницы.Померанцы растут предо мной,И на них в упоенье гляжу я.Дорог мне вожделенный покой."Красота! красота!" - все твержу я.А на землю лишь спустится ночь,Мы с рабыней совсем обомлеем...Всех рабов высылаю я прочьИ опять натираюсь елеем.

17. НА МЯГКОЙ КРОВАТИ...

Романс

На мягкой кровати...Лежу я один.В соседней палатеКричит армянин.Кричит он и стонет,Красотку обняв,И голову клонит;Вдруг слышно: пиф-паф!..Упала девчинаИ тонет в крови...Донской казачинаКлянется в любви...А в небе лазурномТрепещет луна;И с шнуром мишурнымЛишь шапка видна.В соседней палатеЗамолк армянин.На узкой кроватиЛежу я один.

18. ДРЕВНИЙ ПЛАСТИЧЕСКИЙ ГРЕК

Люблю тебя, дева, когда золотистыйИ солнцем обпитый ты держишь лимон,И юноши зрю подбородок пушистыйМеж листьев аканфа и белых колонн.Красивой хламиды тяжелые складкиУпали одна за другой...Так в улье шумящем вкруг раненой маткиСнует озабоченный рой.

19. ПОМЕЩИК И САДОВНИК

Басня

Помещику однажды в воскресеньеПоднес презент его сосед.То было некое растенье,Какого, кажется, в Европе даже нет.Помещик посадил его в оранжерею;Но как он сам не занимался ею(Он делом занят был другим:Вязал набрюшники родным),То раз садовника к себе он призываетИ говорит ему: "Ефим!Блюди особенно ты за растеньем сим;Пусть хорошенько прозябает".Зима настала между тем.Помещик о своем растенье вспоминаетИ так Ефима вопрошает:"Что? хорошо ль растенье прозябает?""Изрядно, - тот в ответ, - прозябло уж совсем!"]Пусть всяк садовника такого нанимает,Который понимает,Что значит слово "прозябает".

20. БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

г. Аполлону Григорьеву, по поводу статей его в "Москвитянине" 1850-х годов

Толпой огромною стеснилися в мой умРазнообразные, удачные сюжеты,С завязкой сложною, с анализом душиИ с патетичною, загадочной развязкой.Я думал в "миртавой поэме" их развить,В большом, посредственном иль в маленькоммасштабе.И уж составил план. И к миросозерцаньюВысокому свой ум стараясь приучить,Без задней мысли, я к простому пониманьюОбыденных основ стремился всей душой.Но, верный новому в словесности ученью,Другим последуя, я навсегда отверг:И личности протест, и разочарованье,Теперь дешевое, и модный ггаш дендизм,И без основ борьбу, страданья без исхода,И антипатии болезненной причуды!А чтоб не впасть в абсурд, изгналэкстравагантность...

Очистив главную творения идеюОт ей несвойственных и пошлых положений,Уж разменявшихся на мелочь в наше время,Я отстранил и фальшь и даже форсировкуИ долго изучал без устали, с упорствомСвое, в изгибах разных, внутреннее "Я".

Затем, в канву избравши фабулу простую,Я взгляд установил, чтоб мертвой копировкойЯвлений жизненных действительности грустнойНаносный не внести в поэму элемент.

И технике пустой не слишком предаваясь,Я тщился разъяснить творения процессИ "слово новое" сказать в своем созданье!..С задатком опытной практичности житейской,С запасом творческих и правильных начал,С избытком сил души и выстраданных чувств,На данные свои взирая объективно,Задумал типы я и идеал создал;

Изгнал все частное и индивидуальность;И очертил свой путь, и лица обобщил;И прямо, кажется, к предмету я отнесся;И, поэтичнее его развить хотев,Характеры свои зараней обусловил;Но разложенья вдруг нечаянный моментНастиг мой славный план, и я вотще стараюсьХоть точку в сей беде исходную найти!

[В этом стихотворном письме К. Прутков отдает добросовестный отчет в безуспешности приложения теории литературного творчества, настойчиво проповеданной г. Аполлоном Григорьевым в "Москвитянине"]