Анатолий Иванов - Ермак Страница 22

— Может, не надо сильно-то перечить, — проговорил он. — Гнев царский тяжек.

— Преставится, должно, он скоро, царь наш государь. Хвори его загрызли… Я мыслил — Сибирь теперь вся наша, строгановская, а этот холоп вонючий царю ею поклонился. Не будет этого!

Вошел Заворихин.

— И вот еще что сделай, — проговорил Семен. — Сделай главное — приволоки мне живьем сюда этого Ермошку-холопа! Не сдох он у отца моего, у меня долгой и страшной смертью помирать будет.

— Уж это — постараюсь, свой счет у меня к Ермаку!

— Так он тебе и дался в руки, — усмехнулся Максим.

— Как-нибудь с Божьей да карачинской помощью.

— Ну, гляди у меня, хвастун! — строго произнес Семен. — Не поймаешь Ермака — тебя заместо него исказню.

Шатер Кучума.

— Я никогда не доверял предателям-перевертышам! Тот, кто предал один раз, предаст снова. Уверен ли ты, — обратился Кучум к караче, — что этот человек искренен в своем устремлении помочь нам?

— Я тоже никогда не доверял предателям, но месть за испытанные унижения может далеко увести человека. Это самое сильное, после жажды жизни, человеческое желание.

Кучум молчал.

— Я хочу видеть его, — проговорил он после паузы.

Через секунду в шатер вошел Заворихин.

— Ты можешь сесть и взять себе яблоко, перевертыш, — сказал Кучум.

Заворихин сел у ковра. Взгляд его был прикован к огромному блюду, наполненному золотистыми грушами, яблоками, янтарным виноградом.

— Откуда же… благодать такая?! — изумился Заворихин.

В ханском покое находился еще карача.

— Бухарские купцы у нас были, — сказал он.

Заворихин вонзил зубы в яблоко, начал с хрустом жевать.

Вошел царевич Алей, поклонился отцу.

— Великий хан! Опальный Маметкул попал в руки Ермака.

— Как?! — вскричал Кучум.

— Твой мурза Санбахта Тагин изменил тебе, донес Ермаку, где стоит Маметкул. Ермак захватил его и собирается отправить к царю Ивану.

— Так… Еще чем обрадуешь меня, сын мой?

— Идущие на помощь Ермаку царские стрельцы достигли уже устья Тобола. Мои войска жаждут крови, хан.

— Кучум уставился в одну точку, забыв, казалось, о присутствующих.

— А как бы ты сделал? — неожиданно обратился он к Заворихину. — Если б тебе пришлось решать этот вопрос?

— У них пищали, храбрый Алей, — проговорил Заворихин, — они много славных твоих воинов перебьют. Надо стрельцов пропустить в Кашлык, а Кашлык взять в осаду. На них припасу съестного у Ермака нет, за одну зиму они все там с голоду подохнут.

— Хитро! — восхитился Алей.

— Вторая хитрость будет такая, — проговорил Заворихин. — Карача больше не признает твою власть, великий хан.

— Это как?! — поднял голову Кучум.

— Остяцкие и вогульские князья тебе изменили, князь Елыгай тебе изменил, мурза Санбахта Тагин тебе изменил. И я тебе изменю, — сказал карача. — Ухожу от тебя со своими людьми.

— Дальше, — уже зловеще сверкнул глазами Кучум.

— А дальше, — продолжал Заворихин, — ты, великий хан, пошлешь против непокорного Карачи царевича Алея. Карача попросит помощи у Ермака. Ермак на помощь придет, я думаю. Мы заманим их в ловушку и перережем.

— Хитро-о! — опять простодушно восхитился Алей.

Кучум молча пропускал через кулак тощую бороду.

— Что же, за хорошие советы вознаграждать надо. Дарю тебе халат со своего плеча, Анфима. Но я бы очень не хотел, чтоб в стане моего врага был такой человек, как ты!

На пристани царило радостное оживление.

Ермак, Иван Кольцо, Матвей Мещеряк, бывшие послы Черкас Александров и Савва Болдыря, кучки казаков стояли на берегу и смотрели, как к бревенчатым мосткам на Иртыше подходят струги с царскими стрельцами. Гремит обоюдный салют из пищалей.

Вот причалил первый струг, на мостки ступил воевода Болховский. Опираясь на палку, пошел к атаманам.

— С добрым прибытием, князь!

— Ну, здравствуй, славный сибирский князь!

— Долгонько плыли, — произнес Савва Болдыря.

— Успели-таки, — воевода ткнул костылем в небо. — Измучились. — Князь потер спину. — Поясница замучила. Баньку бы… Страсть попариться люблю.

— Истопим, — улыбнулся Черкас Александров.

Меж тем причаливали другие струги.

— Матвей, веди казачков на разгрузку, — сказал Ермак.

Тот побежал к казакам. А Болховский сказал:

— А и стрельцы мои управятся. Венички — они легкие.

— Какие венички?

— Обычные, березовые…

Стрельцы уже несли на берег огромные связки веников.

Потом такие же связки понесли казаки. Несли и несли. Толпами шли от стругов пустые стрельцы с одними пищалями.

— Атаман! Никакого припасу съестного они не привезли…

— Как… не привезли?! — Ермак обернулся к Болоховскому.

— Так Строгановы сказали, что у вас тут склады лопаются…

— Да ты понимаешь, — Ермак яростно затряс Болховского за грудки, — что нам теперь всем грозит?

— Убери лапы! — взвизгнул Болховский. — Как смеешь?! Я — князь, а ты — мужик вонючий! Государю вот отпишу про тебя!

— Не успеешь! С голоду подохнешь!

И Ермак, отшвырнув воеводу, в ярости зашагал от пристани.

За покрытым толстым слоем изморози окном свистит метель.

Ермак меряет шагами комнату. У печки жмется воевода Болховский — отощавший, похудевший, недавно еще налитой жиром подбородок висит складками.

— Ну, сколько твоих стрельцов с цинги да с голоду пало?

— Близко к сотне уже, — виновато проскрипел воевода.

— Да казаков с полсотни. Из Кашлыка не выехать, не въехать. Кучум да зима заперли нас тут намертво. А зиме половина только. Теперь-то понял, что наделал твой Строганов?

Болховский, помрачнев, промолчал.

Воет метель, крутит снежные вихри между многочисленными сбитыми из жердей могильными крестами.

Мимо кладбища двигается кучка всадников во главе с Кольцом, гонит перед собой какого-то человека в татарской одежде…

…Иван Кольцо вталкивает его в комнату, где находятся Ермак с Болховским.

— Вот, под самую стену пришел. От бывшего Кучумова карачи, говорят, мимо татарских заслонов пробрался.

— Ну? — вскинул глаза Ермак.

— Мой хозяин кланяется вам. Вот знак его, чтоб вы верили мне.

Татарин подал золотой полумесяц на золотой цепочке. Ермак повертел в руках этот предмет.

— Черт его знает, что за знак.

— Я видел такие, — сказал Болховский. — Это знаки всяких больших татарских людей.

— Ну и с чем ты пришел?

— Мой хозяин помощи от непобедимого Ермака просит.

— Какой помощи?

— Из южных степей царевич Алей ведет на карачу большое войско. Без огненного боя моему хозяину не устоять. А потом Алей пойдет на Кашлык.

— А есть у этого твоего хозяина хлеб, мясо? — сверкнул голодными глазами Болховский.

— Хлеба нет, а мяса много, рыбы много. Собакам кормим.

— Собакам! — простонал Болховский.

— Ладно, ступай.

Кольцо выпустил татарина, сам остался. Помолчали.

— Черт его знает, что и думать, — проговорил Ермак. — С одной-то стороны… А ежели подвох?

— Да с осени ж еще карача этот завраждовал с Кучумом! — умоляюще произнес Болховский. — Мясо там, рыба…

— Может, и подвох, — задумчиво проговорил Иван Кольцо. — Но с другой-то стороны… Может, рискнем, а? Полсотни конников ты бы мне дал…

— Последние ж кони!

— А ежели Бог даст, разгоним с карачой Кучумово войско? Рискнем?!

— Без согласия круга не могу, — после некоторого раздумья проговорил Ермак. — Объяви — собрать круг!

Кольцо, пожав плечами, выходит.

Раздаются мерные удары большого барабана. Исхудавшие, хмурые казаки медленно и молча собираются на площади. Под барабанные удары Ермак выходит на середину круга, снимает шапку, кланяется на четыре стороны…

День был холодный, мела снежная поземка. Солнце уже садилось, окрашивая снега в кровавый цвет.

С площади небольшого минарета всматриваются в вечернюю мглу карача и Заворихин.

Вдали показалась из-за леса вереница всадников.

— Едут! — воскликнул Заворихин. — Их человек с полсотни.

— Кто их ведет? Ермак?! — с надеждой спросил карача. — Не вижу, погоди… Впереди атаман Кольцо вроде. Ух! — Заворихин в ярости стукнул кулаком по перилам, ограждающим площадку. — Ну, да и это добыча немалая.

Карача с приближенными встречал приезжих у открытых настежь дощатых ворот своего небольшого городка. Все были при оружии. Все низко склонились в поклоне и так стояли, пока Иван Кольцо не спешился с заиндевевшего коня.

— Это сам атаман Кольцо, — сказал татарин-проводник.

— Я приветствую славного атамана, — разогнулся карача.

И сделал приглашающий жест рукой:

— Прошу.

С площадки минарета за въезжающими наблюдал Заворихин.