Сомерсет Моэм - Каталина Страница 23

- Но, ваше преподобие, - вскричала она, - я не могу этого сделать. Мы с Диего так долго не видели друг друга. Если я удалюсь в монастырь, у него разорвется сердце. Он каждый вечер говорит мне, что целый день живет лишь ради того часа, когда мы можем побыть наедине у моего окна.

- Я не собираюсь принуждать тебя, дитя мое. Пребывание в монастыре пойдет тебе лишь на пользу, если ты придешь туда из любви к богу и искреннего желания совершенствоваться. И, должна признать, меня удивляет твое нежелание отблагодарить пресвятую деву за ниспосланную тебе милость. Не думаю, что этот юноша, как ты говоришь, без памяти в тебя влюбленный, станет возражать, что за добро ты отплатишь добром. Но довольно об этом. Я полагаю, тебе следует посоветоваться с исповедником. Возможно он скажет, что мое предложение не имеет смысла, и тогда твоя совесть будет спокойна.

И донья Беатрис отпустила девушку, подарив ей янтарные четки.

24

Аббатиса ничуть не удивилась, когда два или три дня спустя ей доложили, что Каталина ждет в приемной и просит разрешения провести в монастыре несколько дней. Она пригласила девушку к себе, поцеловала ее и передала наставнице послушниц. Каталине отвели келью со скромной обстановкой, но просторную, чистую и прохладную, с окнами, выходящими на ухоженный монастырский сад.

Доброта, очарование и простота Каталины немедленно покорили все сердца. Монахини, послушницы, мирские сестры и благородные дамы, жившие в монастыре, баловали ее, как любимого ребенка. Постель Каталины полностью соответствовала уставу ордена, но по сравнению с той, к которой привыкла девушка, она казалась пуховой периной, а нехитрая еда монахинь - изысканными яствами. Рыба, цыплята, дичь поставлялись к столу из обширных поместий аббатисы, и вдобавок благородные дамы зазывали Каталину к себе и пичкали сладостями и деликатесами.

Донья Беатрис с довольной улыбкой наблюдала, как девушке открывались радости монастырской жизни, надежно защищенной от хлопот и суеты внешнего мира. Некоторая ее монотонность оживлялась в час отдыха, когда монастырскую приемную заполняли знатные дамы и дворяне, и их разговоры не ограничивались лишь религиозными темами. Каталине не в малой степени льстило оказываемое ей внимание. Она вошла в монастырь в воинственном настроении, по приказу исповедника, горячо поддержанного матерью, но скоро поняла, что пребывание там не лишено определенных преимуществ. Счастливая, упорядоченная жизнь монахинь существенно отличалась от той, какую вела она дома в непрестанной утомительной работе и постоянной нужде. Бывали же времена, когда никто не приглашал мать и дочь вышивать дорогие одежды, и тогда они перебивались лишь случайными заработками Доминго.

Каталина наслаждалась богослужениями, которые посещала с остальными монахинями. И хотя ей недоставало Диего, она не могла не признать, что в будущем будет с радостью вспоминать дни, проведенные в монастырской тишине.

Каждый вечер донья Беатрис посылала за Каталиной и проводила с ней час. Она ни разу не упомянула, что хотела бы видеть Каталину монахиней, но, беседуя с девушкой, скоро поняла, что та не только добродетельна, но и очень умна, обладает твердым характером и со временем может стать гордостью ордена. Донья Беатрис говорила с ней не как гордая дама или мать-настоятельница, но как близкая подруга. Она прилагала все силы, чтобы подчинить девушку своему влиянию, но чувствовала, что действовать надо с предельной осторожностью. Она рассказывала о жизни различных святых, чтобы расширить кругозор Каталины, и придворные сплетни, чтобы показать ей, что, будучи монахиней, можно играть важную роль в государственных делах. Она говорила об управлении монастырем и многообразных обязанностях аббатисы, не без намека, что при благоприятном стечении обстоятельств и Каталина может занять этот важный пост. Такая перспектива, без сомнения, не могла не поразить дочь вышивальщицы.

В монастыре тайное быстро становилось явным, и, хотя донья Беатрис никому не говорила о своих планах, монахини скоро поняли, что означало повышенное внимание аббатисы к этой симпатичной девушке. И одна из них сказала Каталине, что они будут счастливы, если она останется с ними навсегда. А благородная дама, жившая в монастыре, потому что ее муж воевал где-то за морями, поведала Каталине, что с радостью стала бы монахиней, не связывай ее узы брака.

- На твоем месте, дитя, - продолжала она, - я бы попросила аббатису, чтобы она взяла тебя послушницей.

- Но я собираюсь замуж, - удивленно ответила Каталина.

- И всю жизнь будешь сожалеть об этом. Мужчины по своей природе грубы, злы, эгоистичны и неверны женам.

Взглянув на серое морщинистое лицо дамы и ее оплывшую фигуру, Каталина подумала, что ее муж, возможно, действительно не лишен недостатков, но мог привести аргументы, говорящие в его пользу.

- Как ты можешь колебаться, когда небесный жених открыл тебе свои объятья? - и дама положила в рот очередную конфетку.

В другой раз, в час отдыха, высокородная гостья ущипнула Каталину за щечку и, улыбнувшись, сказала:

- Я слыхала, в нашем монастыре скоро появится маленькая святая. Ты должна поминать меня в молитвах, ибо я большая грешница и могу попасть в рай лишь с твоей помощью.

Каталина испугалась. Она не хотела становиться ни монахиней, ни тем более святой. Она начала вспоминать как бы невзначай брошенные фразы, на которые ранее не обращала внимания. И с ужасом поняла, что все ждут от нее вступления в монастырь. В тот вечер она вошла в молельню аббатисы со смятенной душой. Волнение девушки не укрылось от глаз доньи Беатрис.

- Что случилось, дитя? - спросила она, неожиданно прервав Каталину, которая что-то рассказывала. Та вздрогнула и покраснела.

- Ничего, ваше преподобие.

- Ты боишься сказать мне? Разве ты не знаешь, что я люблю тебя, как родную дочь. Я надеялась, что ты питаешь ко мне хоть каплю привязанности.

Каталина разрыдалась, и аббатиса протянула к ней руки:

- Подойди ко мне и расскажи, что беспокоит тебя. Каталина подошла и села у ног аббатисы.

- Я хочу домой, - всхлипывая, прошептала она. Донья Беатрис замерла, но тут же взяла себя в руки.

- Разве ты не счастлива здесь? Мы делаем все, чтобы ублажить тебя. Ты всеобщая любимица.

- Эта любовь связывает меня по рукам и ногам. Я - как кролик, попавший в силок. Монахини, благородные дамы, все воспринимают как должное мой уход в монастырь. Я этого не хочу.

Аббатису охватила ярость на этих глупых женщин, предавших ее в своем усердии, но ничего не отразилось на ее холеном лице.

- Никто не хочет совершить над тобой насилие. Ты можешь стать монахиней лишь по своей воле. И не стоит винить их в том, что, полюбив тебя, они не хотят, чтобы ты покинула монастырь. И я была бы рада, если бы святая дева разбудила в твоем сердце желание стать одной из нас, тем самым отблагодарив небо за оказанную великую милость. Ты прославила бы нашу обитель. Мне знакомо не только твое смирение и благочестие, но и то, что у тебя ясная голова. Слишком редко в невестах Христа ум сочетается с добротой. Я - старая женщина и мне уже тяжело нести груз моих обязанностей. Возможно, думать об отдыхе и грешно, но я испытала бы огромное облегчение, будь ты рядом со мной, а в должное время, когда наш создатель призовет меня к себе, смогла бы занять мое место.

Она замолчала, и в ожидании ответа нежно погладила щеку девушки.

- Ваше преподобие очень добры ко мне. Не знаю, как отблагодарить вас за столь щедрое предложение. У меня разорвется сердце, если вы сочтете меня неблагодарной, но я недостойна такой чести.

Хотя слова Каталины и не содержали прямого отказа, от аббатисы не укрылся истинный смысл ответа. И ее настойчивость, чувствовала она, вызовет лишь возрастающее противодействие. Донья Беатрис не признала поражения, но сочла необходимым пойти на временное отступление.

- Решение можешь принять только ты сама, прислушавшись к голосу совести, и я далека от мысли оказать на тебя какое-нибудь давление.

- Так я могу вернуться домой?

- Ты свободна в своих поступках. Я лишь прошу тебя, из уважения к исповеднику, провести в монастыре назначенный им срок. Я уверена, что ты позволишь нам наслаждаться твоим очарованием несколько оставшихся дней.

Каталина не могла не согласиться. Аббатиса отпустила ее, поцеловав в лоб, села в кресло и глубоко задумалась. Она не привыкла к тому, чтобы кто-то брал над ней верх, тем более какая-то девчонка. Но донья Беатрис подавила бушующие в ней страсти, ибо такое важное дело требовало холодного рассудка, и скоро в ее изобретательной голове созрело несколько возможных вариантов. Она тщательно взвешивала их преимущества и недостатки, считая себя вправе использовать любые средства, не содержащие в себе элемента греха, чтобы, обеспечив благополучие девушки в этом мире и прямую дорогу в рай в следующем, достигнуть желанной цели и прославить орден. В первую очередь следовало предпринять еще одну попытку и все-таки убедить Каталину уйти в монастырь. И сделать это мог лишь один человек - дон Бласко де Валеро, епископ Сеговии. Он совершил чудо, излечив Каталину, его высокий сан и святость вызывали необходимое благоговение. Донья Беатрис подошла к столу и написала епископу письмо с просьбой прийти к ней, так как ей необходим его совет.