Джордж Элиот - Мельница на Флоссе Страница 25

Магги задыхалась бежа; но когда Том вернулся к пруду, она была от него за три большие поля, на краю проселка, выводившего на большую дорогу. Она остановилась, чтоб перевести немного дыхание, рассуждая, что бегство, пока не достигла еще пустыря, где жили цыгане, было не совсем приятно; но прежняя решимость ее не покидала: она вышла теперь в калитку на проселок, не зная, куда он приведет ее; но она шла не этою дорогою из дорнкотской мельницы в Барум-Ферз, и она чувствовала себя в совершенной безопасности, потому что теперь едва ли было возможно ее настичь. Но она скоро заметила, не без страха, впереди нее шли два человека; она не думала о встрече с чужими: она была слишком занята мыслью, чтоб ее родственники не погнались за нею. Страшные незнакомцы были два оборванные мужика, с раскрасневшимися лицами; один из них нес узелок на палке через плечо; но, к удивлению, мужик с узелком остановился и вместо того, чтоб упрекать ее в побеге, – спросил у нее жалобным и ласковым тоном, не даст ли она пени бедному человеку. У Магги в кармане был сикспенс (Пятиалтынный.), подарок дяди Глег, который она сейчас же вынула и отдала бедному человеку с вежливою улыбкою, надеясь, что он будет ей очень признателен за ее великодушие.

– Вот все мои деньги, – сказала она как бы извиняясь.

«Благодарю вас, миленькая мисс», – отвечал человек далеко не таким почтительным и благодарным тоном, как этого ожидала Магги, и она даже – заметила, как он улыбнулся и подмигнул своему товарищу. Она прошла мимо них поспешно; но она видела: два человека все еще стояли, вероятно, желая подметить, куда она пойдет, и услышала теперь их громкой хохот. Ей пришло вдруг в голову, не принимают ли они ее за дурочку. Том говорил ей, что она была похожа с своими обстриженными волосами на дурочку; это была слишком горестная мысль, чтобы скоро забыть все. Кроме того, на ней была одна пелеринка: очевидно, она не могла сделать выгодного впечатление на прохожих, и ей пришло в голову завернуть в поле, только по другую сторону проселка, чтобы не попасть на землю дяди Пулета. Она повернула в первую же калитку, которая была отперта, и почувствовала всю сладость уединение, пробираясь вдоль изгородью после недавней унизительной встречи. Она привыкла и не ощущала той робости, как на большой дороге. Иногда ей приходилось перелезать через высокие изгороди, но это было самое меньшее зло. Она быстро отдалялась от своих ближних и надеялась скоро завидеть по крайней мере, денмуской, или какой-нибудь пустырь; она слышала от отца, что и, не ходя далеко, непременно набредет на пустырь. Она думала так, потому что уже начинала пони мать усталость и ее одолевал голод; и пока не найдет она цыган, в виду не имелось хлеба с маслом. Солнце еще было высоко. Тетка Пулет держалась старого обычая Додсонов, и пила чай в половине пятого, так что хотя и прошло около часу, как Магги убежала, но тень еще не ложилась на поля и не напоминала ей о наступлении ночи. Она не выходила пока из богатого прихода Гарум, где много было пажитей, и где она видела одного работника и то издали. Это было, к ее счастью, во многих отношениях; работники народ невежественный и не могли понять, зачем ей нужен денлауский пустырь: а все-таки было бы лучше, если б ей встретился хотя один, который бы указал ей дорогу, не входя в дальнейшие расспросы. Наконец и зеленые поля кончились и Магги подошла к решетчатой калитке, которая выводила на проселок, с широкою полосою травы по обеим сторонам. Никогда она еще не видала такого широкого проселка и, не зная почему, она подумала теперь, что пустырь должен быть недалеко; может быть, на это навел ее осел, с путами на ногах, который спокойно кушал себе траву; она видела такого осла на денлаусском пустыре, проезжая раз с отцом в кабриолете. Она пролезла в калитку и шла теперь с новым воодушевлением, преследуемая, однако ж, видениями Аполлона, разбойника с пистолетом в руках, мигающего карлика в желтом кафтане, со ртом до ушей и другими ужасами. Бедная Магги соединяла с робостью, происходившею от особенно-деятельного воображение, отважность, которая была следствием всепоглощающего порыва. Она бросилась искать своих неизвестных сородичей, цыган, и теперь, находясь на незнакомом ей проселке, она не решилась взглянуть в сторону, боясь увидеть дьявола во образе кузнеца, в кожаном переднике, стоявшего подбоченясь и смеявшегося над нею. Сердце забилось у ней, когда ей бросилась в глаза пара голых ног, торчавших вверх возле пригорка; они показались ей чем-то сверхъестественным каким-то дьявольским наростом. Магги была слишком взволнована после первого взгляда, чтоб заметить оборванные лохмотья и черную растрепанную голову, принадлежавшие к ним. Это был заснувший мальчик; и Магги пробежала мимо него, поскорее и полегче, чтобы не разбудить его: ей не пришло в голову, что это был один из ее друзей-цыган, который, по всей вероятности, встретил бы ее радушно. Но это было так; и при следующем повороте Магги точно увидела полукруглый грязный марат, перед которым подымался голубой дым и который был для нее приютом от всех нареканий, ее преследовавших в жизни цивилизованной. Возле этого столба дыма она разглядела высокую женскую фигуру – без сомнения, цыганку-мать – в распоряжении которой был чай и сахар, и для нее самой казалось удивительным, отчего она не чувствовала еще большой радости. Но ей было странно встретить цыган на проселке, а не на пустыре; пожалуй, даже неприятно-таинственный, безграничный пустырь с песочными ямами, в которых можно было прятаться, всегда служил сценою картины цыганской жизни, рисовавшейся в воображении Магги. Она шла вперед, однако ж, не останавливаясь, утешая себя мыслью, что цыгане, вероятно, ничего не знают про юродивых и не примут ее с первого взгляда за одного из них. Очевидно, она привлекла на себя внимание: высокая фигура, оказавшаяся теперь молодою женщиною с ребенком на руках, медленно вышла ей на встречу. Магги посмотрела не без трепета на новое лицо, приближавшееся к ней, и ободряла себя мыслью, что тетка Пулет и прочие были совершенно справедливы, называя ее цыганкою; это лицо с черными блестящими глазами и длинными волосами, действительно похоже на нее, как она видела себя в зеркале перед тем, как она выстригла свои волосы.

– Куда это вы идете моя барышня? – сказала цыганка тоном ласкового уважения.

Это было небыкновенно как приятно, и Магги именно ожидала этого. Цыганка сейчас же увидела, что она была барышня и обращалась с нею как с барышнею.

– Мой путь кончен, – сказала Магги, чувствуя как будто она говорила во сне: – я пришла жить с вами.

– Как это хорошо! Пожалуйте же сюда. Какая вы только милая барышня! – сказала цыганка, взяв ее за руку.

Магги нашла ее очень приятною; но она желала бы, чтоб она не была так грязна.

Когда она подошла к огню, она нашла около него целую группу. Старая цыганка сидела на земле, гладя свои коленки и по временам мешая лучиною в круглом котле, отделявшем ароматический пар; два растрепанные ребенка лежали на брюхе, опершись локтями, как два маленькие Сфинкса; и кроткий осел протянул свою голову через высокую девушку, раскинувшуюся на столе, и наслаждался клочком украденного сена. Склонявшееся солнце с любовью освещало их; и Магги находила эту сцену необыкновенно увлекательною; она надеялась только, что они скоро подадут чай. Все так будет прелестно, если она выучит цыган умываться и приохотит их к книгам. Неприятно было, однако ж, что молодая женщина начала говорить с старухою на неизвестном Магги языке, и высокая девушка, кормившая осла, села и уставила на нее глаза, не здороваясь с нею. Наконец старуха – сказала:

– Так, моя хорошая барышня пришла жить с нами? Садитесь и скажите нам, откуда вы.

Это было так похоже на сказку. Магги очень нравилось, что ее называли хорошею барышнею и обращались с нею вежливо. Она села и – сказала:

– Я оставила дом потому, что я была несчастлива. Я буду жить с вами, если хотите, и научу вас многим вещам.

– Какая умная барышня! – сказала женщина с ребенком, сидевшая возле Магги, пустив ребенка ползать: – и такая у нее хорошенькая шляпка и платьице! прибавила она, сняв с Магги шляпку и разглядывая ее, говоря, между тем, что-то старухе на неизвестном языке. Высокая девушка схватила шляпку и надела ее на свою голову задом наперед, скаля зубы. Но Магги решилась не обнаруживать особенной слабости при этом случае, как будто шляпка для нее была ничего.

– Я не хочу носить шляпки, – сказала она: – лучше я буду повязываться красным платком, как вы. У меня были такие же длинные волосы, да я обстригла их вчера; но они опять скоро вырастут, прибавила она, как бы извиняясь и предполагая, вероятно, что цыгане имеют особенное пристрастие к длинным волосам. Магги забыла даже на время голод, желая только заслужить доброе мнение цыган.

– Что за милая барышня! и богата, я уверена, – сказала старуха, – Ведь, вы жили у себя в прекрасном доме?