Планета мистера Заммлера - Сол Беллоу Страница 27

– Уоллес, послушай. Давай начистоту. Элья – хороший человек. Ему недолго осталось. Ты его сын. Тебе внушили мысль, что ради твоего собственного успеха ты должен низвергнуть отца. У тебя не все в жизни складывалось гладко, я знаю. Но эти старомодные теории про капиталистическо-семейно-психологическую борьбу пора бы уже наконец отбросить. Я говорю тебе это, потому что ты в общем-то умный человек. И скучным тебя не назовешь. Но ты можешь стать скучным, если не научишься вовремя останавливаться. Брось свои затеи: уйди с достоинством, сохранив при себе массу интересного опыта. Тебе пора попробовать что-то другое.

– Что ж, дядя Заммлер, у вас хорошие манеры. Я знаю. Только при этом вы как бы немного в стороне от жизни. Смотрите на чужие фокусы и махинации так, будто вам все равно. Это ваша старомодная польская вежливость. Но здесь-то вопрос практический. Сугубо практический.

– Практический?

– Мой отец прячет в доме неизвестно сколько тысяч долларов и не говорит где. У него на нас зуб. Он чего-то не хочет бросать капиталистическо-семейно-психологическую борьбу. Вы совершенно правы: зачем человеку доводить себя до нервной лихорадки? В жизни есть и более высокие цели. Я не считаю, что это дерьмо. Как раз наоборот. Видите ли, дядя, если у меня будет самолет, я за несколько часов смогу на нем очень хорошо заработать. Потом хоть всю жизнь книжки по философии читай. Допишу диссертацию. По математике. Послушайте: люди – они как простые целые числа. Понимаете?

– Нет, совершенно не понимаю, Уоллес.

– Между числами и людьми есть важная взаимосвязь. Ряд чисел – это как ряд человеческих существ, бесконечный ряд. Характеристики чисел сходны с характеристиками материи, иначе математические выражения не сообщали бы нам о том, как материя себя поведет и на что она способна. Математические уравнения приводят нас к физической реальности. Описывают то, чего мы не видим. Например, турбулентность или нагретый газ. Теперь понимаете?

– Очень смутно.

– Уравнения предшествуют реальным наблюдениям. Значит, нам нужна такая же система знаков для описания людей. Что в этой системе принять за единицу? Что из себя представляет человеческое целое число? Вот видите, вы заставили меня говорить с вами серьезно. Но на пару минуток я все-таки хочу переключиться на другое. Деньги в нашем доме. Думаю, они спрятаны в фальшивых трубах на чердаке. Отец как-то раз просил у мафии их слесаря. Я знаю. В вашем следующем разговоре вы могли бы просто упомянуть трубы или чердак. И посмотреть, как отец отреагирует. Может, решит вам рассказать. Мне бы не хотелось разбирать весь дом по кирпичику.

– Ни в коем случае, – сказал Заммлер.

Что такое единица?

III

Домой. Вторая авеню полнилась умиротворяюще резким весенним чирканьем и дребезжанием роликов по гулкому тротуару. Попав из нового Нью-Йорка массовой многоквартирной застройки в старый Нью-Йорк небольших особнячков и кованого железа, Заммлер видел нарциссы и тюльпаны сквозь большие кольца оград. Приоткрытые ротики бутонов пылали, но на их яркой желтизне уже осела копоть. Этот город нуждался в мойщике цветов. Вот еще одна бизнес-идея для Уоллеса и Феффера.

Заммлер обошел парк Стейвесанта – этот эллипсис внутри прямоугольника, ощетинившегося кустами, со статуей голландца на деревянной ноге[59]. При каждом четвертом шаге дотрагиваясь до плиток мостовой своим зонтиком, Заммлер нес под мышкой рукопись доктора Говинды Лала. Взял ее с собой, чтобы почитать в метро, хотя и не любил привлекать к себе внимание: при чтении он водил страницей перед зрячим глазом, заломив поле шляпы и гримасничая от сосредоточенности, – делать это на людях ему, как правило, не хотелось.

Проведите от Луны перпендикуляр так, чтобы он пересек могилу. Могилу того, кто до сих пор лелеял себя и делал маникюр. Тяжелые радужные переливы. Разложение. Раньше мистер Заммлер смотрел на смерть спокойнее, но сейчас он сдал позиции, потому что весь переполнился своим племянником – человеком, очень непохожим на него самого. Человеком, которым он восхищался, которого любил и со всей суммой фактов о котором не мог справиться. Отвлеченные размышления как будто бы помогали: Луна, безжизненность, бессмертность. Белая жемчужина, тронутая коррозией. Одинокий глаз смотрел на нее и видел свое подобие.

Заммлер привык соблюдать осторожность, передвигаясь по нью-йоркским паркам, вечно загаженным собаками. Зеленые огни огороженных решетками газонов были сплошь притушены экскрементами. Красивые, хотя и словно бы запачканные, бело-коричневые платаны уже готовились брызнуть первыми листьями. Красный кирпич квакерской школы, грубый теплый буроватый камень массивной епископальной церкви Святого Георгия. Заммлер читал, что ее активным прихожанином был Джон Пирпойнт Морган[60]. (В древние австро-венгерские краковские времена старики, читавшие о нем в газетах, уважительно именовали его Пиперноттером Морганом.) По воскресеньям бог биржевых маклеров мог отдохнуть под сводами этого храма от неутихающих городских бурь. Мистер Заммлер не был доволен белой протестантской Америкой: она не сумела установить должного порядка. Трусливо сдалась. Сильный правящий класс так себя не ведет. Не стремится, втайне упиваясь собственным унижением, перемешаться с чернью всех сортов, чтобы потом поднимать шум против самого себя. А что сделало духовенство? Перековало мечи на орала? Нет, скорее просто сменило собачьи ошейники на набедренные повязки. Несущественная трансформация.

Внимательно глядя под ноги (собаки!), Заммлер стал искать скамейку, чтобы посидеть минут десять и подумать или, наоборот, постараться не думать о Грунере. Может быть, прочитать, преодолевая глубокую печаль, несколько главок увлекательной рукописи о Луне. Взгляд остановился на спящей пьяной женщине: брюхо вздымается, как у морской коровы, отекшие ноги все в синяках, короткое платье, мини-тряпка. Другой алкоголик, мужеского пола, угрюмо мочится у ограды на газеты и прошлогодние листья. Копов подобные старомодные нарушители общественного порядка обычно не волнуют. Есть здесь и более молодые персонажи, в каком-то смысле составляющие своеобразие местного колорита. Босые ноги, как у бомбейских нищих, свалявшиеся бороды, длинные волосы, сдуваемые с лиц, головы, продетые в пончо наподобие перуанских. Коренные жители непонятно чего. Невинные, лишенные агрессии, сказавшие системе «нет», они похожи на быка Фердинанда[61] (никакой корриды, только цветочки под прелестным пробковым деревом). А еще на элоев из «Машины времени» Герберта Уэллса – очаровательных скотоподобных маленьких гуманоидов, которых пасут свето– и огнебоязненные каннибалы-морлоки, живущие под землей. Да, суровые видения отважного старичка Уэллса оказались пророческими. Может, со стороны Шулы это не так уж и глупо – требовать мемуаров о нем. Мемуары действительно следовало бы написать, только осталось уже слишком мало времени для спокойного неторопливого повествования о разнообразных вещах и событиях, которые