Вашингтон Ирвинг - Полный джентльмен Страница 3

______________

* Английский государственный гимн.

Но кто же он наконец? Мои предположения сделались совсем дикими. Не является ли он каким-нибудь важным сановником, путешествующим инкогнито? "Как знать, - сказал я себе, окончательно потеряв голову, - быть может, это кто-нибудь из королевского дома; ведь, насколько я знаю, все они - полные джентльмены".

Дождь продолжался. Таинственный незнакомец не покидал своей комнаты и, насколько я мог судить, своего кресла, ибо я не слышал, чтобы он двигался. С приближением вечера залу для проезжающих стали наполнять посетители. Входили новоприбывшие - эти были в дорожных плащах, застегнутых на все пуговицы; возвращались уходившие в город. Иные обедали, иные сидели за чаем. Будь у меня другое настроение, я не без интереса наблюдал бы эту особую породу людей.

Особенно привлекли мое внимание двое: то были профессиональные дорожные остряки и балагуры, хранившие в памяти неизменный запас шуток и анекдотов, имеющих хождение среди путешественников. У них была наготове тысяча всевозможных двусмысленностей для горничной, которую они звали то Луизою, то Этелиндою, то еще каким-нибудь нежным и изысканным именем, причем всякий раз именовали ее по-новому, самодовольно хихикая и наслаждаясь своим собственным зубоскальством. Ум мой, однако, был всецело захвачен загадочным джентльменом. На протяжении всего этого долгого дня моя фантазия гналась за ним по пятам, и ничто уже не могло сбить ее со следа.

Так тянулся вечер, медленный и тоскливый. Постояльцы успели по два и даже по три раза прочесть газеты. Некоторые придвинулись поближе к огню и коротали время за долгими историями о своих лошадях, своих похождениях, своих победах и неудачах. Они обсуждали также кредитоспособность различных коммерсантов и достоинства тех или других гостиниц, а два остряка выложили кучу анекдотов особого рода о хорошеньких горничных и снисходительных хозяйках. При этом собеседники неторопливо опоражнивали то, что они называли своим "ночным колпаком", то есть основательные стаканы бренди с водою и сахаром или с какой-либо другою смесью такого же рода. Наконец, вызвав колокольчиком горничную и коридорного, они один за другим отправились на покой, шлепая старыми башмаками, у которых был срезан верх и которые этим путем были превращены в поразительно неудобные туфли.

В зале оставался лишь один посетитель: коротконогий здоровяк с непомерно длинным туловищем и большой рыжеволосою головой. Он сидел в одиночестве, со стаканом негуса из портвейна; черпая ложкой и отпивая из стакана маленькими глотками, он помешивал свой напиток, предавался размышлениям и опять отпивал, пока в стакане не осталось ничего, кроме ложки. Постепенно его одолевал сон; наконец он заснул в своем кресле, прямой, как палка, с пустым стаканом, стоявшим перед ним на столе. Казалось, будто свечу тоже клонит ко сну: ее фитиль сделался длинным и черным, загнулся у кончика, и в тускло освещенной комнате стало еще темнее. Полумрак, воцарившийся теперь в зале, действовал на меня угнетающе. Вокруг были развешаны бесформенные, призрачные дорожные плащи постояльцев, давно погрузившихся в сон. Я слышал лишь тиканье часов, храп спящего пьянчужки да звук дождевых капель - кап-кап-кап, - падающих с навеса крыши. Церковный колокол пробил полночь. В довершение всего как раз в этот момент над моей головой послышались шаги полного джентльмена, размеренные и медленные, взад, вперед, взад, вперед; во всем этом заключалось нечто в высшей степени жуткое, особенно для человека с моими нервами. Эти страшного вида плащи, гортанный храп и скрипучая поступь мистического существа из комнаты № 13... Его шаги становились все менее и менее отчетливыми и, наконец, затихли. Я не мог больше сдерживаться. Я решился на отчаянный поступок: ни дать ни взять герой романтической повести. "Кто бы он ни был, - сказал я себе, - я должен его увидеть". Я схватил свечу и поспешил в № 13. Дверь была полуоткрыта. Я все еще колебался... но вошел; там никого не было. У стола, на котором я заметил пустой бокал и листы "Таймса", стояло большое широкое кресло с подлокотниками, в комнате сильно пахло стилтоновским сыром.

Таинственный незнакомец, по-видимому, только что вышел. Огорченный и разочарованный, я решил вернуться в свой номер; кстати, я переменил комнату, и теперь мои окна выходили на улицу. Идя коридором, я увидел у дверей одной спальни пару огромных сапог с грязными клеенчатыми отворотами. Они, несомненно, принадлежали незнакомцу; не следовало, однако, тревожить столь страшное чудище в его логове - он мог разрядить в мою голову пистолет или, пожалуй, еще что-нибудь худшее. Я лег и половину ночи томился бессонницей нервы мои были ужасно возбуждены, и, когда я заснул, меня и во сне мучила мысль о полном джентльмене и его сапогах с отворотами.

Наутро я заспался дольше обычного; меня разбудили суматоха и волнение в доме, причину которых я не мог сначала постигнуть; наконец, придя немного в себя, я понял, что от дверей гостиницы отправляется дилижанс. Вдруг снизу донесся крик: "Джентльмен забыл зонтик! Взгляните, нет ли в тринадцатом номере зонтика джентльмена!" Немедленно вслед за этим послышался топот горничной, пронесшейся, словно ветер, по коридору, и ее пронзительно резкий ответ на бегу: "Вот он! Вот зонтик джентльмена!"

Таинственный путешественник, очевидно, собирался садиться в карету. Это была последняя возможность увидеть его. Я соскочил с кровати, подбежал к окну, раздвинул шторы... и едва успел поймать взглядом зад человека, влезающего в дверцы кареты. Фалды коричневого пальто раздвинулись и позволили мне насладиться зрелищем дородных округлостей в драповых брюках. Дверь захлопнулась, кто-то сказал: "Пошел!", дилижанс покатил - и это все, что мне довелось видеть.