Томас Гарди - Три незнакомца Страница 3

Этот гость был совсем иного склада, чем первый, -- гораздо проще манерами и, по всему своему облику, весельчак и человек бывалый, который в любом месте и в любой компании чувствует себя как дома. Он казался на несколько лет старше первого, седина уже тронула его волосы и щетинистые брови; щеки у него были гладко выбриты, только возле самых ушей оставлены небольшие бачки. Пухлое лицо его уже несколько расплылось, и вместе с тем это было лицо, не лишенное силы. Багровые пятна поблизости от носа говорили о пристрастии к рюмочке. Он откинул свой длинный темный плащ, и под ним обнаружился городской костюм пепельно-серого цвета; в качестве единственного украшения на часовой цепочке, свисавшей из жилетного кармана, болталось несколько тяжелых печаток из какого-то полированного металла. Стряхнув дождевые капли со своей лощеной шляпы с низкой тульей, он промолвил:

-- Разрешите укрыться у вас на часок, друзья, а то ведь насквозь промокнешь, пока доберешься до Кэстербриджа.

-- Заходите, сударь, сделайте милость, -- ответил пастух, хотя, пожалуй, уже не с такой готовностью, как в первый раз. Не то чтобы Феннел был скуповат, этого греха за ним не числилось, но комната была невелика, свободных стульев почти не оставалось, и хозяина, возможно, смущала мысль, что вымокший до нитки путник будет не слишком приятным соседом для женщин и девушек в нарядных платьях.

Меж тем вновь пришедший сбросил плащ и повесил шляпу на гвоздь в одной из потолочных балок, словно ему нарочно указали для нее это место, а затем вышел вперед и уселся за стол. Стол был придвинут почти вплотную к камину, чтобы освободить место для танцев, и угол его приходился у самого локтя первого путника, примостившегося возле огня, так что теперь оба пришельца оказались в близком соседстве. Они кивнули друг другу, и, когда знакомство таким образом состоялось, первый протянул второму фамильную кружку -объемистую посудину из простого фаянса; подобно тому как порог бывает избит шагами пешеходов, так края ее были истерты жаждущими губами многих поколений, ушедших теперь туда, куда уходит все живое; выпуклые ее бока опоясывала надпись желтыми буквами:

Сладко из меня пить,

Без меня веселию не быть.

Второй пришелец с охотой поднял кружку к губам и отхлебнул из нее, а потом еще и еще, пока легкая синева не разлилась по лицу мисс Феннел, с немалым изумлением взиравшей на то, как щедро один из ее непрошеных гостей потчует другого тем, чем ему совсем бы и не пристало распоряжаться.

-- Так я и знал! -- с глубоким удовлетворением сказал гость, отрываясь от кружки и поворачиваясь к пастуху. -- Еще когда я проходил по саду, перед тем как к вам постучать, и увидел ульи, что там расставлены, я еще тогда сказал себе: "Где пчелы, там мед, а где мед, там брага". Но такого славного медку я уж не чаял отведать в нынешнее время. -- Он снова приложился к кружке с таким усердием, что дно ее поднялось угрожающе высоко.

-- Рад, что вам понравилось! -- радушно сказал пастух.

-- Да, мед ничего себе, -- подтвердила и миссис Феннел, однако более сдержанным тоном, видимо считая, что похвала иной раз покупается слишком дорогой ценой. -- Но с ним столько возни, мы, пожалуй, больше не будем его делать. Мед и свежий берут нарасхват, а для себя можно сварить немножко сыты из той воды, что остается после промывки вощины.

-- Ну, что вы, это было бы прямо грешно! -- укоризненно воскликнул незнакомец в сером, в третий раз прикладываясь к кружке и отставляя ее на стол пустую. -- Хлебнуть эдакого старого медку -- да ведь это так же приятно, как в церковь пойти в воскресенье либо убогого приютить в любой день недели!

-- Ха-ха-ха! -- отозвался сидевший в углу; до сих пор он молча покуривал трубку, но теперь счел своим долгом показать, что им оценено остроумие собеседника.

Надо сказать, что старый мед, изготовленный так, как его готовили в те дни, из чистейшего, без крошки вощины, меда, собранного в том же году: четыре фунта меда на галлон воды, с надлежащей примесью яичных белков, дрожжей, кардамона, имбиря, гвоздики, мускатного ореха и розмарина, -- перебродивший как следует, разлитый по бутылкам и постоявший в погребе, -этот мед был весьма крепким напитком, хотя на вкус и казался не так крепок, как был на самом деле. Действие его мало-помалу начало сказываться на незнакомце в сером: вскоре он уже расстегнул жилет, развалился на стуле, вытянул ноги и вообще вел себя так развязно, что невольно привлекал внимание к своей особе.

-- Так-то вот, -- начал он, -- в Кэстербридж лежит моя дорожка, и в Кэстербридж я должен попасть во что бы то ни стало. Я уже сейчас был бы там, да вот дождик сюда загнал -- ну и что ж, я об этом не жалею.

-- Вы разве живете в Кэстербридже? -- спросил пастух.

-- Пока еще нет, но думаю туда переехать.

-- Ремеслом хотите каким-нибудь заняться?

-- Что ты, -- вмешалась жена пастуха. -- Разве не видишь: гость наш, по всему, человек с достатком, на что ему работать.

Серый незнакомец помолчал с минуту, словно взвешивая, подходит ли ему такое определение. Затем решительно его отверг.

-- С достатком! -- сказал он. -- Нет, сударыня, это не совсем верно. Я рабочий человек, да! Приходится работать. Вот доберусь я до Кэстербриджа -дай бог, чтобы в полночь, -- а уж в восемь пожалуйте на работу. Да-с! Дождь ли, снег ли, хоть разорвись, хоть лопни, а свою работу я завтра должен сделать.

-- Бедняга! Так, значит, вы хоть и по-городскому одеты, а на поверку еще беднее нас? -- откликнулась жена пастуха.

-- Такое уж мое ремесло, друзья. Не в бедности дело, а ремесло такое... Ну, пора мне в путь, а то в городе и пристанища не найдешь на ночь. -Однако он не двинулся с места и немного погодя прибавил: -- Но распить с вами еще кружечку -- в знак дружбы -- времени хватит. Только вот беда, в кружке-то пусто.

-- Не хотите ли сыты? -- сказала миссис Феннел. -- То есть мы ее сытой зовем, а на самом деле это просто вода от первой промывки вощины.

-- Нет, -- презрительно отозвался незнакомец. -- После мяса кто захочет глодать кости?

-- Да зачем же, -- вмешался Феннел. -- Дети-то ведь не каждый день родятся, давай я еще налью меду.

Он встал и направился в темный угол под лестницей, где стоял бочонок. Жена пошла за ним.

-- Что это ты выдумал? -- укоризненно сказала она, как только они остались одни. -- На такого разве напасешься? В кружке-то на десять человек было, а он все один высосал, да еще сыта ему нехороша, подавай меду! Да и кто он такой? Никто его не знает. Не нравится он мне, вот что.

-- Да ведь он к нам в дом пришел, голубка. А на дворе непогода, а у нас праздник. Авось не разоримся от одной кружки. Вот станем летом подкуривать пчел, будет и меду вдосталь.

-- Ну ладно, налей еще одну, -- ответила жена, сокрушенно глядя на бочонок. -- Но откуда он взялся и какое его занятие? Пускаем в дом, а кого -- не знаем.

-- Да и я не знаю. Вот я его еще спрошу.

На этот раз незнакомцу в сером не удалось разом осушить всю кружку, -- миссис Феннел приняла против этого весьма решительные меры. Налив меду в небольшой стакан, она подвинула ему, а большую кружку отставила подальше. Когда гость выпил отпущенную ему порцию, пастух возобновил расспросы о его занятии.

Незнакомец помедлил с ответом, и тогда другой, сидевший у камина, вдруг заговорил с неожиданной откровенностью.

-- А я вот своего занятия не скрываю, -- сказал он, -- пусть хоть всякий знает. Я колесник.

-- Что ж, в наших местах это доходное ремесло, -- сказал пастух.

-- И я своего не скрываю, -- отозвался незнакомец в сером. -- Пусть хоть всякий знает, у кого хватит ума догадаться.

-- Ремесло можно всегда по рукам узнать, -- заметил плотник, глядя на свои собственные руки. -- Уж какие-нибудь знаки да остаются. У меня, например, вон все пальцы в занозах, словно иголки понатыканы.

Рука сидевшего у камина проворно скрылась в тень, а сам он, попыхивая трубкой, устремил взгляд на горящие угли. Незнакомец в сером подхватил замечание плотника.

-- Это правильно, -- сказал он с хитрой усмешкой, -- да только у меня ремесло особенное: знаки не на мне остаются, а на тех, кого я обслуживаю.

Никто не сумел разгадать эту загадку, и жена пастуха снова предложила гостям спеть песню. Начались те же отговорки, что и в первый раз: у одного нет голоса, другой позабыл первый стих. Незнакомец в сером, к этому времени порядком уже разгорячившийся от доброго меда, внезапно разрешил затруднение, объявив, что он готов сам спеть, чтобы расшевелить прочих. Засунув большой палец левой руки в пройму жилета и помахивая правой, он обратил взор к пастушьим посохам, развешанным над камином, словно ища там вдохновения, и начал:

Подобрал я ремесло,

Эй, простые пастухи, -

Видно, так мне повезло.

Я заказчика свяжу, и высоко подтяну,

И отправлю в дальнюю страну!

В комнате стало очень тихо, когда он закончил строфу, и только сидевший у камина по команде певца: "Припев!" -- с увлечением подхватил низким, звучным басом: