Майкл Шейбон - Волчье отродье Страница 3

Впервые в его голосе она услышала - или позволила себе услышать сварливую, прерывистую ноту, подспудное раздражение, которое все время там было, но от которого плотный слой самопоглощенности, радости от созидания нового существа, просто от своей огромности, полностью ее изолировал.

- Не я была виновата, - возразила она.

- И все же, - пробормотал он и покачал головой. Он плакал.

- Ричард, - всполошилась она. - Ты... Что случилось?

На светофоре зажегся зеленый. Машина перед ними еще какую-то долю секунды не трогалась с места. Ричард основанием кисти нажал на гудок.

- Ничего, - сказал он в своем обычном любезном и легком тоне. - Конечно, я тебя отвезу. Всюду, куда тебе нужно.

Опыт повивальных бабок по части отцов случаен, но богат и непогрешим, как познания фермера о миграции птиц и движении облаков. На своем веку Дороти Пендльтон приняла свыше двух тысяч младенцев, и из этого числа более тысячи отцов ее маленьких клиентов, по крайней мере, хотя бы раз посещали ее кабинет вместе с матерями, а несколько сотен еще и являлись выполнять свой мистический долг во время родов. Особенно в этих, последних, обстоятельствах мужчины мгновенно выказывали свой характер и вели себя без всяких штук. Каких только мужей Дороти ни повидала - озлобленных, обманутых, молчаливых, саркастических, горячих, ледяных, пугливых, безразличных, не работающих и упоенных работой, несущих на себе груз многих поколений разгневанных отцов и горемык, которые из-за цепи неудач не знали собственного сердца. Дороти пригласила Кару Глензман и Ричарда Кейса пройти в смотровую, но тут ее сразу насторожила мрачная, фырчащая эманация вокруг головы Ричарда. Он сидел один на банкетке, ссутулившись, уйдя в себя: пальцы барабанили по страницам журнала "Йога". Не пошевельнувшись, он молча наблюдал, как Кара встала и поздоровалась с Дороти за руку. Когда Дороти повернулась к нему, на нижней половине его лица мелькнула ничего не говорящая улыбка. А глаза, затененные, враждебные, уклонились в сторону, избегая ее взгляда.

- Вы не идете с нами, сэр? - спросила Дороти.

Она была маленькой, полной женщиной в джинсах и мужской, в серенькую полоску рубашке навыпуск, нижний край которой был украшен бельевым номерком и заляпан чем-то синим. Плотная, крепко сбитая из отменных материалов, с низким центром тяжести. Ее очки - в огромной пластмассовой оправе розоватого цвета и причудливо выгнутой формы, вышедшей из моды еще в начале восьмидесятых, свисали с шеи на длинном узловатом коричневом шнурке. Годы, когда она изо дня в день решительно переступала порог благоденствия и катастрофы, сделали ее чуткой ко всем оттенкам семейных эмоций, не научив, однако, обращаться с ними иначе, как с бесцеремонной откровенностью.

- Что-нибудь не так? - обернулась она к Каре.

- Не знаю, - сказала Кара. - Ричи..?

- Не знаешь? - прорвало Ричарда. Его словно током ударило. Но с банкетки он так и не поднялся. - Бог мой! Да, Дороти, кое-что не так.

Дороти кивнула, перевела взгляд с него на нее, ожидая дальнейших объяснений, каковых не последовало.

- Вы, Кара, - начала она наконец, - верно, не рассчитывали, что Ричард поедет сюда с вами.

- Нет... По правде, нет. Я должна была вести машину сама. Пожалуй, я надеялась... Впрочем, с какой стати...

- Ричард, - как могла ласковее произнесла Дороти, - вы, конечно же, хотите помочь Каре родить ее малыша.

Ричард кивнул, потом кивнул еще и еще. Глубоко вздохнув, он бросил журнал на столик и встал.

- Конечно же, куда я денусь, - сказал он.

Они прошли в смотровую, и Дороти закрыла дверь. Это помещение - три комнаты на четвертом этаже старого кирпичного дома в ничем не примечательном квартале на Мелроуз-авеню, к западу от студии "Парамаунт" - она делила с другой повитухой. Товарка Дороти питала слабость к новому веку, и Дороти, не разделяя ее склонностей, соседство считала приемлемым. Комнату украшали фотографии беременных женщин в голом виде и картинки, изображающие роды и появление на свет младенцев в странах и ареалах культуры - по большей части из третьего мира, - где вековые традиции повивального искусства никогда не прерывались. Так как мать и бабка Дороти были повитухами в маленьком городишке недалеко от Тексаркана,** ее собственное чувство традиции было бессознательным и отнюдь не тысячелетним. Она очень много знала о травах и прекрасно разбиралась в эмоциях будущих матерей, но не верила ни в кристаллы, ни в медитацию, ни в созидательную визуализацию, ни в непременную мудрость доиндустриальных обществ. Двадцать лет практики на Западном побережье не освободили ее отношения к беременности и родам от грубого восточно-техасского духа, присущего землепашеству и тяжелому физическому труду. Она указала Ричарду на обитый золотистой синтетикой потертый диванчик под плакатом, изображающим богиню Кибелу с молочной раковиной-вселенной внутри живота. Затем помогла Каре взобраться на кресло.

- Мне, наверное, нужно было раньше вам кое-что сказать, - проговорила Кара. - Этот ребенок. Он не от Ричи.

Ричард сидел, опустив руки на колени, уставив глаза в растянутые, перекошенные желтые ромашки - рисунок на Кариных гольфах, плечи его были низко опущены, подбородок скрывала тень.

- Вот как, - сказала Дороти.

Жаль, что она была с ним так резка, хотя теперь уже не изменишь, да что и говорить, не может поручиться, что снова не будет с ним резка. Ее доброе отношение к мужьям было, по необходимости, ограничено обязанностью отдавать все свои силы главным для нее клиентам.

- Тяжко.

- Необыкновенно тяжко, - уточнила Кара. - Потому что... видите ли... Меня изнасиловали. Ну тот... Насильник с Франклинова водоема. Помните? - Она понизила голос. - Деррик Джеймс Купер.

- О Бог мой! - отозвалась Дороти.

Подобные откровения звучали в ее приемной не в первый раз, но очень, очень редко. Нужно быть женщиной особого склада и женщиной, дошедшей до самых крайних концов спектра надежды и отчаяния, чтобы вынашивать ребенка, появившегося от такого зачатия. А каким тут нужно быть мужем, Дороти и представить себе не могла.

- Ах, горькие вы мои. Жаль мне вас, обоих жаль. - Раскинув руки, она сделала шаг к Каре, и та уткнулась головой ей в плечо. - Ричард! - повернулась она к нему, не надеясь, что тот примет от нее ласку, но сердце и чувство приличия говорили ей: надо ему это предложить.

Он взглянул на нее, кусая нижнюю губу, и гнев, полыхнувший из его глаз, заставил ее еще ближе придвинуться к Каре, к ребенку в ее чреве, которого он, без сомнения, ненавидел с бешеной яростью, хотя как порядочный человек не позволял себе в этом признаться.

- Со мной все нормально, - буркнул он.

- Не верю. Не может этого быть, - сказала Дороти. - Это дитё - ребенок изверга, топтавшего вашу жену. И с вами все нормально? Не может так быть. Со мной было бы иначе.

Кара оцепенела. Комнату наполнило жужжание кондиционера.

- Я, думается, как-нибудь обойдусь без объятий, - процедил Ричард.

Начался осмотр. Кара выставила перед Дороти матовый полукруг своего живота. Улеглась и раскинула ноги, а Дороти, войдя в нее одетой в перчатку рукой, обследовала шейку матки. Потом измерила давление, сосчитала пульс, помогла ей взгромоздиться на весы.

- Состояние - лучше некуда, - объявила Дороти, когда Кара принялась одеваться. - Только продолжай делать все то, что, ты сказала, уже делаешь. И ребенок у вас будет тоже лучше некуда.

- Кто, по-вашему, это будет? - подал голос Ричард - впервые с тех пор, как начался осмотр.

- Кто? Мальчик или девочка, вы хотите спросить?

- На ультразвуке они не смогли ничего сказать. Я знаю, верного способа определить такое дело нет. Но я так посчитал - у вас как повивальной бабки, может, есть свой секретный - мистический, что ли - способ это узнать.

- По правде говоря, я никогда тут не ошибаюсь, - заявила Дороти, - или так редко, что можно считать, никогда.

- Ну и..?

Дороти положила правую руку Каре на живот. Живот у Кары был яйцом, что, согласно приметам, означало мальчика, но у Дороти и без того было такое чувство, что ребенок, несомненно, мужского пола. Она знала это не по приметам. Просто чувствовала. И ничего мистического тут не было.

- Мальчонка. Сын.

Ричард недовольно качнул головой, черты его лица заострились, он как-то безнадежно фыркнул сквозь зубы, поднял Кару с кресла, подал ей сумочку.

- Сын изверга, - сказал он. - Волчье отродье. Волчище младший.

- Я раза два ошибалась, - сказала Дороти мягко, потянувшись к его руке приласкать.

Но он снова уклонился.

- А я все-таки надеюсь, что девочка.

- Девочки - это здорово, - согласилась Дороти.

Кара должна была родить пятого мая. Когда роды не наступили двенадцатого, она отправилась в Мелроуз к Дороти. Та пощупала ее живот, помассировала промежность маслом жожоба и велела удвоить дозу мерзкой настойки воронца и стеблелиста, которую Кара принимала всю последнюю неделю.

- Сколько я могу еще так ходить? - спросила Кара.