Поминки по Финнегану. Глава 2. Авторский перевод - Джеймс Джойс Страница 3

с копченым сардинным дыханием чтоб придать больше пондуса дубенису что он предъявил (хоть и кажется это в некотором камфузиуме с чепстаком джинжером который, как бывая из кисел, едкостей, солей, сластей и горчей соспоставленным, мы знаем его пользав как чав-чав для кости, мышцы, крови, плоти и живиталий,) что тогда как голотолкное обвинение то прыть его было уже сделало, что известно было в высших кругах как бывало стояло изложено в Могранспосте, каким-то существом в унылюдной форме которое было полностью ниже плинтуса и на несколько порядков былоной трехгидратной змеи. В бо́льшую подтвержку своего слова (оно, своеобстранное предвосхищение одной знаменитой фразы, было воссозжато из устного стиля в словестный с на все времена ритуальной ритмикой, в квиритном спокойствии, и склеено цуземен6 из последующих рассказов Ноя Вебстера в редакции известной как Сказания Аттрибутивные Х.Ц. Уховерта, цена динар шиллинг, доставка пошлой бесплатно), Соломенный Гигас отбил свой хронометромный барабаран и, сейчас стоя полностью прямо, над двусмежной поймой, сценой его происшествования, с одной Берлинской перчаткой палксунутой в поджилке его элдуга7 (в старейшинейшем знаклоре жест означая: E!8) направленной под углом в тридцать два градуса в сторону своего Железного Герцога переросшей мыльной вехи9 как чувака на свой калибр и после паузы заявил с серьезным эмоции огнем: Шш Шш шмея, ты-тыворищ! Мня единствен, их пять штук, он- чесна схватка. Я победил вчистуй. Отсюда мой нонациобщий отель и сыробойные заведения которые к почести наших сюсю сювместных дочек, поверьте мне, я охохо хотно готов занять свою позицию, сэр, на монументе, этом знаке нашего кискис купленья, в любой гигиеничный день до этого часа и поклясться моим грехопытам, даже если получу вышку, на Открытой Библии и пред Великим Бригадиром (я снимаю свою шляпу!) и в присутствии Божества Самого икже как Епископа и Миссис Мичан с Высокой Церкви Англии как и всех из названных моих непосредственных высежителей и каждой живой дурши́ в каждом угле где бы то ни было этого глобуса в общем что пользуется моим Британским мне на хребетный язык и уравниловой справедливостью что нет там ни тютельки правды, дозвольте мне сказать вам, в этих чистейшей воды фипфибных фабрикациях.

Хам ужинает и пьет

Разиня Гилл, скор спорчушь, тверд одёрнуть, (диагностируя сквозь слухотруб что имелось дело тут с нарочито постпуберального гиперфизарного типа Хайдельбергского челоляйха1 пещерной этикой) припо́тнял свою косовпередку, плохой Светогоречь хороший муррох и дублен кивох был на это ибо был он алчень благодарен, как и любой благоразумный человрак, с бесконечным тактом в деликатной ситуации видев щекотливую природу сего пагубной темы, поблагодарил ех за сведения полученные и время дня (ни малейшего удивлизнака всё-равно была что сова то Божемь часов было) и, на смиренной вахте чтоб поприветствовать своего Тускминистра2 и он буде золодырем Зиякой, а ты его могутхлой истошью, пошел по своим делам, кем бы они ни были, салютуя трупам, как что-то естевстречное (они могли его и загнать если б воз'оленились до монтикул его скальпа и перхо́ты пометов озарубливать его след) в сопровождении своего верного хрычуна и перманентного задумия, вербажливого; я повстречался с тобой, пташка, слишком поздно, иль есль нет, слишком червячо и рано: с меткой для илдиота3 посказал на своем второртовом языке столько бигтаймеровых вербатных4 слов сколько мог балбли вызвать в памяти в тот самый квельдня5 канун, пред часом щеболтания певц6 в суматохерках меж Друидией и Бездсонным Морем, когда ужинный прилив и сувенир Шарлатану Моллу смежно шли нежно и вместе с тихими потемнениями Гранда и Рояля, бб, флитмансфлух7, тть, увила ограду когда как на многий мягкозыков хитроздёж безмолвный отречь идиоты в поцелупу, Арванда всегда устьюпчива, в то время как, изучая воздующие кастели и испещряющие коров залпы над нораном, исплюнул он в осторожной вообращенности муизаиков завет какой-то о своей плите очага8, если вам будет угодно, (Ирландские слюни, мойше дохнул9, но толи уважаемый со знаменимыми связями чувак Ирло-Европейских восхождений с хорошо одетыми идеями кто знал как комильфошь, как например, что́ отхаркивают Мр Линамвздох или Мр Линамсмех таким черствым манером, нет спасибо вам! когда был у него шарфик раздрасунутый в кармон, емать?) музокормленный своими маслями отужинав как алкашом блюда и похлебкой что по-снобски окрестукнул он Персик Бомбей (это- по-сырому только Луканпуканский пильзен-пай10 который она знает какой сенáфенный11 и пиберный12 ему), высший из непревзойденных горошков, скатанный в мячики под минсхожьим13 молоком в белосолодовый винокисл, провиант что жулёк сей хрипло смаковал, мякинил, в сневельный сезон, быв столь ж доволим как твоя крыса фенхелем; и по сему торжествующему поводу счастливого спасения, для венчания отваги во вмелю, этот региональный блюдырь, бенжамин с варёнок, с испольской оливкой на средоточие ее зейнита14, обручалось (поркограссо!15) эребускнутое очень делюксвкусно с бутылкой Фенис-Бруери '9816, последуемой на второе свадьбение Пиесспортером, Гран Кюр17, у обоих из которых лелеямых стологней (хоть и скромен сей банкет это ж лиемана18 прощальный) он упорно обнюхивал паутиненные коркой пробки.

Хама история распространяется

Нашего буйя децл свары (в коленчестве Беарнис Маквелтон) с тут как тут ухом до плевалок (как рекла посплетня) набралась по колоскам как и обычно в дурашнем мужействе (никаких персиков и армелий для тебе, Померанция!) но, выпуслив телю́ч1 в своей когти, раскрыла о стряслось что средь ста одинадцати других обычным своим приседком (как тихоньки эти первые шепоточки по-женски бывая, тайное писпильяндо2, срехни́ рабботней берложки их мужлюдства!), следующим вечером легкий один толчок как был Пустолкин за тщаткой щея, её чи сухи и мелки и речь густоватна, потому что выглядел он в странном свете, типа он не мог выносил они стариклушки больше, ее личному священнику, духовнику, с которым она хотела в виду первично поговорить (войтише, интра! толка лажечку!) поверяя, меж совокубочных губ и анны лисори побещаний (можней никогда было Еснекерри пуддина зайдино Хунановым по ее мелкосиченьки!) что молвангелие сие тако передано ему на эпистолюхо, погребенное дегустрезвым манером в их Ирландском вареве не пойдет дальше его иезуитовой сутаны, все-таки (истщета в винарии! волетучий валетотум!) это был ж тот чрезпорченный поп Мр Брауни, переодетый в винсентианца, который, как нахватавшись фактов, был подслушан, в своей вторичной личности в качестве какого-то Нолана3 и салабухий, сцыплячая душа, из-за несчастного случая ― если, то есть, случай этот был несчастным ибо здесь руах4 Екклектиаста с Гиппо выпухтит писательнишу ту Хаввай-бан-Аннах5 ― чтоб спианиссимне какую чуток разли́ченную версию