Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 3 Страница 31

— Он не железом, а куском шланга, тогда без следов… — подсказал кто-то на палубе.

Краснов понял, что увлёкся, и, повернувшись, ушёл. «Ну зачем было начинать этот разговор? Глупость. Мальчишество», — ругал он себя.

На носовой палубе Краснов снова, склонившись над бортом, начал глядеть в море. Забыть бы всё-всё. Пусть помнится только хорошее. Как ни считай, а Его было куда больше в жизни. Да разве забудешь?

Но вот солнце коснулось зеленоватого горизонта. Вот уже оно стало погружаться и стягивать с неба золотистое сияние дня. Палуба опустела, стало темно, а он всё стоял, всё думал.

Чёрная тень проковыляла по другому борту и, подпрыгивая по ступенькам, взобралась на вторую палубу. Там тоже, свесив голову, задумчиво стоял человек, вглядываясь в бегущие волны.

Кто он? Не рассмотреть. Видно, так же невесело у него на душе. Но вот ковыляющая фигура приблизилась к человеку и что-то тихо сказала. Тот повернулся спиной к перилам.

— Не помнишь? А я тебя не забуду всю жизнь!.. — прорвался сквозь шёпот громкий крик, и тут же метнулись тени.

— Уйдите. Я применю оружие. — Это был голос Зорина. Он говорил грозно, но тихо: видно, не стремился привлечь к себе чьё-либо внимание.

— Ты душу мне искалечил. Стреляй!

Снова началась возня. Но вот с лестницы, позвякивая, упал костыль, а за ним, размахивая беспомощно руками, скатился человек. Наверху прозвучали гулкие шаги, хлопнула дверь в каюту, и всё стихло.

Краснов бросился к инвалиду. Тот лежал, свернувшись в клубок, плевался и всхлипывал. От него несло спиртом и грязной одеждой. Краснов подхватил Его и усадил на ступеньку.

— Успокойтесь. Ну, выпили, проспитесь. И куда вам с вашими силёнками набрасываться на полковника.

Тот, сдерживая рыдания, размазывал по лицу кровь и грязь.

— Где вы спите? Я вас провожу. — Краснов вынул платок и вытер Его лицо.

— Я прошу, оставьте меня и уйдите! — вдруг исступлённо закричал человек, отталкивая Краснова.

— Разве я сделал что-нибудь плохое? Мне просто хотелось помочь вам.

Инвалид лихорадочно взглянул на Краснова.

— А я? Я что-нибудь хорошего сделал вам? Ну, швырните меня, ради всего святого, за борт, что ли. Трус я… Жалкий трус.

Краснов оглядел Его. Это был тот самый человек, что пришивал на палубе заплатку. Один Его ботинок свалился и держался только на ремешке, привязанном к икре ноги. Ступня была отморожена.

— Жизнь многим из нас была мачехой. Всё пройдеёт. Зачем же вы так к людям, не сделавшим вам никакого зла.

Вдруг человек схватил руку Краснова и, приложив Её к лицу, заплакал навзрыд.

— Михаил Степанович, ох, Михаил Степанович! Да неужели вы не узнаёте меня?

Краснов долго всматривался в морщинистое лицо. Да разве припомнишь всех, с кем довелось встречаться за эти тяжёлые годы?

— Что-то знакомое, но где, когда? Простите, не, вспомню.

— Фомин я! Сергей Фомин!

— Ты-ы?! Это ты? — Краснов вздрогнул.

Фомин молчал, только крепче сжимал Его руку и плакал.

Краснов молча гладил Его голову, не находя слов утешения. Да. Сергей сыграл в Его судьбе зловещую роль, но он был так несчастен, так жалок, что Краснов не чувствовал к нему ни отвращения, ни злобы.

Корабль всё дальше уносил их. За бортами тревожная, чёрная бездна, только жёлтые фонари покачивались на мачтах да где-то в темноте глухо стонали волны, заглушая рыдания Фомина.

— Забудем всё. Теперь не назад, а вперёд смотреть надо. Идём ко мне! Где-то остался кусок сала, разделим по-братски. Мы Ещё хорошо с тобой отделались, — улыбнулся Краснов, подавая костыль.

…У проходной за посеревшим кустом шиповника на чемоданах сидела женщина. Солнце лениво раздвигало туманную пелену осеннего утра. Когда Колосов направился к проходной, женщина торопливо вскочила.

— Юрий Евгеньевич! — крикнула она, сбрасывая платок.

— Марина! Значит, приехали?

— Ночью, попутной машиной. Анатолия привезут через несколько дней. Спасибо вам. — Она протянула маленькую руку. — Скажите честно, я не буду в тягость мастерским?

— Вы будете работать в лаборатории. Анатолий пойдёт в металлургическое отделение. Ну а жить вы будете в частном домике, я уже договорился. Пройдёмте, это недалеко.

— Вы что-нибудь хотите посоветовать мне? — спросила Марина, почувствовав, что Юрий недоговаривает.

— Да. Мне кажется, не следует раскрывать ваших отношений с Анатолием. Кто знает, какие будут установлены порядки.

— Да-да, понимаю. За меня не беспокойтесь, да и Толик сумеет держаться.

…Шёл мелкий осенний дождь. Глина набухла и скользила под ногами. Казалось, посёлок никогда не проснётся. В туманной завесе звуки глохли, как под водой.

Пятёрки заключённых быстро пробежали через проходные ворота лагеря и выстроились во внешней зоне, обтянутой колючей проволокой. Собаководы Едва сдерживали рвущихся овчарок.

Хмурое утро, хмурые лица конвоиров. Заключённые стояли тихо. Только и слышалось: «Пятая… шестая…» И топот перебегающих рядов. Многое видели, но вот номеров прежде не было. Их лишили имени. Люди перестали следить за собой. Белоглазов скользнул взглядом по рядам. Да, придавило всех. Вот бы комбрига или Кротова сюда, те сумели бы подбодрить. Анатолий не унывал: последняя ступенька, а там воля, Марина.

— Бодрей, братцы! Зато воля покажется слаще, — шепнул он шутливо.

— Разговоры. Эй, очкарик, а ну повернись! — Конвоир уже записывал номер.

Приуныл и Белоглазов. Кажется, отломят изолятор. Шли молча, насторожённо, боясь поскользнуться, нарушить строй. Сцепив за спиной руки и глядя под ноги. Стёкла очков покрылись каплями влаги, а как протереть?

Это опять нарушение. Анатолий старался ступать в ногу, но со страхом замечал, что постоянно сбивается, путает других. Товарищ с краю — высокий молодой парень — то и дело подталкивает Его локтем, предупреждает. Собаки скулят. Конвоиры бредут по сторонам, и брызги с кустарников горохом рассыпаются по камням. Ноги скользят, а дождь не перестаёт. Одежда намокла, шуршит, заглушая другие звуки.

Вдруг Белоглазов споткнулся и, взмахнув руками, вывалился из колонны. Кто-то вскрикнул, колонна сбилась. Сильный толчок в грудь свалил Его с ног. Затрещала куртка и острые клыки подобрались к горлу. Почувствовав горячее дыхание овчарки, Её глухое рычание, он закрыл руками лицо и уткнулся в грязь.

— А ну, в строй! Быстро! — услыхал Анатолий голос конвоира, с трудом отрывающего от него собаку. Протёр очки. Его растерянность вызвала смех у молодого солдата. Подталкивая автоматом, он впихнул Анатолия в строй.

— Эх ты, папаша! Пустил бы пулю — и порядок. Тут режим.

— Шагай! — уже командовал начальник конвоя, пряча в кобуру наган. И снова зашагала колонна по скользкой дороге.

«Папаша». Значит, уже старик, — впервые мелькнула горестная мысль и больно сжала сердце.

У проходной — машины. Конвой поставил колонну на берегу ключа. Значит, придётся ждать, пока не освободится дорога. Промокли все, холодно. Кто-то в задних рядах тихо заспорил. Мелькнула рука, и из строя выскочил человек.

— Тихо! Куда? — Выстрел, глухой стон и грозный крик: — Садись! Головы вниз!

Сели все. Тихо, только раненый тяжело стонет. Начальник конвоя, размахивая наганом, гонит водителей от ворот. Машины уходят быстро. Тут не шутят. Берлаг.

Белоглазов успокоился только в зоне мастерских. У забора он увидел Колосова, тот кивнул Ему головой.

— Расстроен? — спросил он тихо.

— Да как сказать? — подошёл к нему Анатолий. — Я рад, что Николай Иванович не отведал этого мёда. — Он посмотрел выжидательно.

— Всё отлично. С комнатой устроено. Да ты сегодня сам с ней встретишься. Но никакого вида не подавай пока. Понял? Иди в лабораторию.

Заключённые расходились по цехам. Ушёл и Анатолий.

Как уберечь Анатолия и Марину? Эта мысль неотступно преследовала Колосова.

ГЛАВА 12

С горного участка «Заросший» Колосов завернул в политотдел. Секретарь управления передал, что Его просил зайти Желнин. «Заросший» был небольшим участком прииска Чкалова. Летом несколько шурфов на этом ключе/ показали хорошее золото, зарезали две шахты, но россыпь оказалась незначительной, и прииск мало интересовался Его судьбой. Начальник управления предложил Колосову принять участок и вести работы силами мастерских. Это было разумно, участок рядом с посёлком. Юрий подумал и согласился. По первому снегу проложили временную дорогу. Построили для основных рабочих барак, а вспомогательные бригады возили из мастерских. Дело быстро выправилось.

Желнин что-то писал за столом в тени настольной лампы. Юрий поздоровался и сел, спросив о причине вызова.

— Какие причины? Поговорить, поглядеть друг на друга, узнать о настроениях. Давно не встречались. Таков мой долг. Ну как на участке? Как семья? А ведь пора, пора привести свою супружницу. А то знаете, всякие разговорчики.