Джон Пассос - 42-я параллель Страница 31

Джейни ничего не сказала. Он тронул машину.

Весь август отец умирал, насквозь пропитанный морфием, в джорджтаунской больнице. Каждый день газеты выходили с огромными заголовками о войне Льеж, Лувен, Мопс. Контору "Дрейфуса и Кэрола" лихорадило. Предстояли большие процессы о патентах на военное снаряжение. По углам стали шушукаться, что безупречный мистер Дрейфус - агент германского правительства. Джерри как-то зашел к Джейни, чтобы попросить прощения за свою грубость в ту ночь и чтобы сказать ей, что он получил место военного корреспондента и через неделю уезжает на фронт. Они вместе позавтракали. Он рассказывал о шпионах, и британских происках и панславизме, и убийстве Жореса и социалистической революции, и все время смеялся, и твердил, что все катится к черту на рога. Она восхищалась им и хотела заговорить о том, что они обручены, и чувствовала к нему большую нежность, и боялась, что его убьют; но кончился завтрак, ей уже пора было возвращаться в контору, и ни один из них не заговорил об этом. Он проводил ее до самого Риггс-билдинг, и попрощался и расцеловал ее тут же на виду у всех, и убежал, обещая написать из Нью-Йорка. Как раз в это время Элис поднималась к себе в контору миссис Робинсон, и Джейни пришлось сказать ей, что они с Джерри Бернхэмом помолвлены и что он уезжает на войну в Европу военным корреспондентом.

Когда в первых числах сентября скончался отец, все почувствовали большое облегчение. Только на обратном пути с кладбища она вспомнила все, чего она так хотела когда-то, вспомнила Алека, и все показалось ей невыносимо грустным. Она так несчастлива. Мать была очень спокойна, глаза у нее покраснели от слез, и она все повторяла, что, к счастью, на их участке на кладбище Ок-Хилл хватит места и для нее. Она ни за что не допустила бы, чтобы его похоронили на каком-нибудь другом кладбище. Такое прекрасное место, и все самые порядочные люди Джорджтауна похоронены именно там.

Получив страховую премию за мужа, миссис Уильямс отремонтировала дом, а верхние два этажа приспособила для сдачи внаем. Как раз удобный случай устроиться самостоятельно, случай, которого Джейни ждала так долго, и они с Элис сняли на Массачусетс-авеню близ "Библиотеки Карнеги" комнату с правом пользования кухней. Они решили, что пока еще для них будет слишком дорого столоваться у миссис Дженкс. И вот как-то в субботу вечером Джейни вызвала такси по телефону из кондитерской, погрузила чемодан, сундук и множество картин в рамках, висевших в ее комнате. Тут были две олеографии индейцев работы Ремингтона, девушка Гибсона, фотография броненосца "Коннектикут" в гавани Виллафранш, присланная ей Джо, и увеличенная фотография отца в полной форме у рулевого колеса бутафорского судна на фоне штормового неба, состряпанного фотографом из Норфолка. Были еще две цветные репродукции без рамок с картин Мексфилда Перриша (*71), которые она недавно купила, и окантованный моментальный снимок Джо в костюме бейсболиста. Маленькую фотографию Алека она уложила в чемодан между своими платьями. В такси пахло плесенью, и оно, дребезжа, подпрыгивало по мостовой. Был свежий осенний день, водостоки были забиты опавшей листвой. Джейни была испугана и возбуждена, словно одна отправлялась в далекое путешествие.

В эту осень она много читала - газеты и журналы и "Любимого бродягу" Локка. Она уже начинала ненавидеть немцев, которые уничтожали искусство, культуру, цивилизацию, Лувен. Она ждала письма от Джерри, но письмо не приходило.

Как-то, задержавшись, она поздно вышла из конторы и вдруг в вестибюле у дверей лифта увидела Джо.

- Хелло, Джейни, - сказал он. - Ого, да какая ты нарядная.

Она так обрадовалась ему, что не могла выговорить ни слова и только крепко схватила его за руку.

- А я только что взял расчет. Я рассудил, что лучше наведаюсь повидать своих, пока всего не растранжирю... Идем, надо подкрепиться как следует и потом, если хочешь, в театр...

Он был коричневый от загара, и плечи у него еще шире развернулись за то время, что она его не видела. Его большие узловатые руки торчали из новенького синего костюма, слишком узкого в талии. Рукава были коротковаты.

- Был ты в Джорджтауне? - спросила она.

- Само собой.

- А на кладбище?

- Мать тащила меня туда, но к чему?..

- Бедная Мамочка, она так с этим носится...

Они шли рядом. Джо молчал. Было жарко. По улице мело пылью. Джейни сказала:

- Джо, дорогой, ты должен мне рассказать о твоих приключениях... Ты, должно быть, повидал много удивительных мест. Так интересно быть сестрой моряка.

- Брось ты про флот, Джейни... Не хочу я о нем слушать. Я дезертировал в Канаду, понимаешь, и нанялся оттуда на восток матросом на цинготнике (*72), ну на английском купце, понимаешь?.. Это тоже собачья жизнь, но все лучше, чем во флоте дяди Сэма.

- Но, Джо...

- Ну и нечего об этом плакаться.

- Но, Джо, что случилось?

- А ты будешь держать язык за зубами, а? Смотри, Джейни. Видишь, я повздорил там с одним мичманишкой, он уж слишком нами помыкал. Ну я двинул его по скуле и чуточку чего-то там свернул, понимаешь, а когда дело обернулось липово, тут я и смылся туда, где лес погуще. Ну а в Канаде поди ищи... Вот и все.

- Джо, а я-то надеялась, что ты дослужишься до офицера.

- Матрос, да чтобы стал офицером?.. Держи карман.

Она повела его в "Мабильон", куда водил ее Джерри. В дверях Джо критически оглядел ресторанчик.

- Ну а заведения пошикарнее этого ты, Джейни, не знаешь? Имей в виду, у меня в кармане залежалась сотняга.

- О, это очень дорогой ресторан... Французский... И пожалуйста, не трать на меня всех денег.

- Ну а на кого же, черт возьми, ты хочешь, чтобы я их тратил?

Джо устроился за столом, а Джейни пошла позвонить по телефону Элис, что она придет домой поздно. Когда она вернулась к Джо, тот вытаскивал из кармана что-то завернутое в шелковистую, зеленую с красными полосами бумагу.

- Что это у тебя?

- А ты разверни, Джейни... Это все тебе.

Она развернула свертки. Там было несколько кружевных воротничков и вышитая скатерть.

- Кружево ирландское, а остальное с Мадейры... Была еще для тебя китайская ваза, но какой-то су... стервец... наябедничал про нее, ну и шабаш, отняли...

- Очень мило с твоей стороны, что ты подумал обо мне... Я это очень ценю.

Джо порывисто работал ножом и вилкой.

- Ну, надо поторапливаться, Джейни, а то мы опоздаем к началу... Я взял билеты на "Сад Аллаха".

Когда они вышли из театра Беласко на Лафайет-сквер, было свежо и тихо, ветер чуть шелестел в деревьях.

Джо сказал:

- Это что, мне случалось видеть и самум в пустыне, - и Джейни с горечью почувствовала, как груб и необразован ее брат. Пьеса вернула ее к грезам детства - и смутное томление по заморским странам, и запах благовоний, и огромные иссиня-черные глаза, и графы во фраках, швыряющие деньгами в казино Монте-Карло, и монахи, и таинственный Восток. Будь Джо хоть капельку образованней, как бы он оценил все интересные порты, которые ему удалось повидать. Он довел ее до дверей ее дома на Массачусетс-авеню.

- Где же ты остановишься, Джо? - спросила она.

- А, должно быть, отчалю обратно в Нью-Йорк и обзаведусь койкой в кубрике... Матросам теперь по военному времени лафа...

- Как же это, сегодня же?

Он кивнул.

- Я бы тебя оставила ночевать, но не знаю, как быть с Элис.

- Нет, будет с меня торчать на этой помойке... Я просто завернул проведать тебя.

- Ну что ж, Джо, покойной ночи, только ты непременно пиши.

- Спокойной ночи, Джейни, непременно буду.

Она следила, как Джо удалялся по улице, пока он не скрылся в тени деревьев. Ей было грустно смотреть, как он уходил один по темной улице. У него еще не выработалась развалистая походка заправского моряка, и напоминал он скорей рабочего или бродягу. Она вздохнула и вошла в дом. Элис ждала ее. Она показала Элис кружево, они примерили воротнички и решили, что это очень красивая и, должно быть, ценная вещь.

Джейни с Элис хорошо проводили время этой зимой. Они научились курить, по воскресеньям приглашали вечером своих друзей на чашку чая. Они читали романы Арнольда Беннета и воображали себя холостячками. Они выучились играть в бридж и укоротили юбки. На рождество Джейни получила у "Дрейфуса и Кэрола" сто долларов наградных и прибавку до двадцати долларов в неделю. Она принялась доказывать Элис, что та просто упрямица и зря цепляется за свою миссис Робинсон. Сама она уже мечтала сделать карьеру. Она больше не боялась мужчин и флиртовала в лифте напропалую с молодыми служащими, болтая с ними о таких вещах, которые вызвали бы у нее краску смущения еще год назад. Когда Джон Эдварде или Моррис Байер водили ее вечером в кино, она не протестовала, если они обнимали ее за талию или срывали один-два поцелуя, пока она шарила в сумочке в поисках ключа. Когда мужчина начинал вольничать, она уже знала, как схватить его за руку и одернуть, не поднимая лишнего шума. Когда Элис предостерегающе заговаривала о мужчинах, у которых всегда одно на уме, она в ответ смеялась и говорила: