Мартин Хансен - Лжец Страница 34

Спасибо, у меня есть эта классная комната. Быть хорошим учителем неимоверно трудно. Зато с детьми переживаешь столько прекрасных мгновений. Кроме того, я тружусь над описанием Песчаного острова. И меня немало забавляет малыш Эльны. В конце концов Олуф, разумеется, примет решение. Но я уповаю на его благоразумие и надеюсь, что они еще поживут здесь. Бессонные ночи - провозвестницы надвигающегося одиночества; да, все идет к тому, что я останусь один на один с моими воспоминаниями, один на один со Всемогущим карателем* - и я, как Иов, восстану на Него и возропщу в своих муках, ибо предпочел бы пасть в короткой, яростной схватке, нежели сгорать от тоски.

* Ср... "Вот, скоро изолью на тебя ярость Мою и совершу над тобою гнев Мой, и буду судить тебя по путям твоим и возложу на тебя все мерзости твои... и узнаете, что Я - Господь каратель" (Книга Пророка Иезекииля, 7, 8 - 9).

Прощай, Нафанаил. Я расстаюсь с тобой скрепя сердце. До сих пор мне еще как-то удавалось сохранять спокойствие. Притворяться, будто все не так уж и плохо. Ну да. Я перестал чувствовать себя гостем, здесь я на своем месте. Не надо сожалеть обо мне. Если, покидая меня, ты скажешь: "Бедный!" - значит, ты ничего не понял. Все так, как тому и следует быть. Но чудесная весна может быть недоброй. Порой, когда из окна своей комнаты я гляжу туда, куда мне прежде не давали смотреть мои ели, мне кажется, что у меня есть два только выхода. Или пойти и вернуть себе то, что - как сказали бы некоторые - принадлежит мне по праву. Или же напиться до потери сознания. Я не делаю ни того, ни другого. Ни того, ни другого.

После охоты на вальдшнепов я с ней не встречался. Я вполне бы мог пойти и забрать ее и привести к себе в дом. Но этого не будет. Я вмиг задушил бы в ней ростки нового. Я был однажды к этому близок. Да, это она занимала все мои мысли, хотя и себе, и остальным я внушал, будто мне небезразлична другая, - мне нравилась такая игра. Я знаю, ей суждено расти и расцвести пышным цветом. Она на меня не похожа, и я смог помочь ей один только раз.

Но не будем больше об этом, Нафанаил.

Помню, в "Саге об Эгиле" рассказывается, что много лет спустя после смерти Эгиля в земле нашли большой человеческий череп. Он был очень тяжел и необычайно велик. Когда его отнесли на кладбище и что есть силы ударили по нему обухом топора, он лишь побелел в том месте, куда пришелся удар. Тогда решили, что, должно быть, это череп Эгиля Скаллагримссона. Вот так и мое одиночество: ничто его не берет - как топор не взял череп Эгиля. Как бы я ни роптал и ни терзался бессонными ночами, все отныне в руках Божиих.

О РОМАНЕ "ЛЖЕЦ"

Мартин А. Хансен ушел из жизни сорока четырех лет, оставив после себя пять романов, в том числе "Путешествие Йонатана" и "Счастливчик Кристоффер", рассказы, эссе, историко-культурологические исследования. Два года назад увидели свет три тома его дневников.

Завидное наследие. И все же в первую очередь имя Мартина А. Хансена связывают с его последним художественным произведением - романом "Лжец".

У "Лжеца" особая история: он родился из написанного "на заказ" радиоромана. Прочитанный весной 1950 года актером Поуэлем Керном на всю страну, он получил, можно сказать, всенародное признание, а выйдя из печати, надолго стал самой читаемой книгой в Дании. Только за последующие 20 лет "Лжец" выдержал 26 переизданий, был переведен на 9 языков, экранизирован (1970). Из сравнительно недавних обращений к "Лжецу" хочется отметить радиопостановку романа в Чехии в 1995 году.

Пожалуй, как ни одна другая книга в современной датской литературе, "Лжец" вызвал множество литературоведческих споров, критики не замедлили обратить внимание на "сумрачные глубины, скрывающиеся за ясной, спокойной поверхностью" повествования. Уже в 1971 году Оле Вивель, исследователь творчества Мартина А. Хансена, выпустил внушительный сборник под названием "Вокруг "Лжеца", куда были включены отзывы на книгу в скандинавской и зарубежной прессе, но главным образом - прочтения и толкования символики романа литературоведами, писателями и даже психологами Дании, Швеции, Норвегии и США.

Роман, в котором прослеживаются черты автобиографии самого автора, построен в форме дневника - его ведет в течение нескольких весенних дней Йоханнес Виг, совмещающий обязанности школьного учителя и причетника на маленьком острове. В веренице литературных персонажей, с которыми сопоставляли Йоханнеса, не последнее место занимает гамсуновский лейтенант Глан. Исландские саги, Ветхий и Новый Заветы, "Отрывки из дневника деревенского причетника" С. С. Блихера и "Дневник обольстителя" Серена Киркегора (не говоря уже о других его произведениях), "Стойкий оловянный солдатик" X. К. Андерсена и "Левиафан" Гоббса, "Яства земные" Андре Жида и рассказ "Лжец" (!) Генри Джеймса, Йоханнес В. Йенсен, Харальд Кидде, Стриндберг, Камю, Достоевский, - кажется, что в поисках литературных параллелей и парафраз, скрытых цитат и аллюзий специалисты обшарили едва ли не все полки истории мировой литературы... Однако при всем том "Лжец" отнюдь не "высоколобая", но "удобочитаемая" книга, рассчитанная на широкую аудиторию.

По словам известного датского поэта Торкиля Бьёрнвига, эпилогом к "Лжецу" могло бы стать стихотворение, написанное Мартином А. Хансеном по следам романа, где писатель выступает уже от своего собственного имени: это, по выражению Бьёрнвига, говорит "много пережившее, мужественное сердце, которое никогда не боялось дерзать и никогда не трусило признаний".

Вот это стихотворение:

Сломана печать

и письмо прочитано.

Оно долго странствовало.

Адресат

беспрерывно переезжал.

А когда пришло

его охватила

отчаянная отвага:

он уже не страшился

страшного

оно у него в руках.

Ненавижу, хотя и грех,

заповедь обдаю презреньем.

Не подставляю

правую щеку

бью сам.

Не безбожник я,

только неисправим:

хочу быть грешником.

Не обращения хочу,

но пасть,

как дерево под топором.

Камни не заговорят

по своему хотенью.

У деревьев от тоски по небу

не вырастут крылья.

Сердце не переменится,

хоть на себя и ропщет.

На прибое поют камни,

в бурю машет крылами ель,

чужая воля

ранила сердце.

Н. Киямова