Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного Страница 34

Не удалось ему, в общем, переложить с больной головы на здоровую. Никто его голословную критику в мой адрес не поддержал. А ему воздали по заслугам…

На этом же заседании принимали ребят в комсомол. Я поражаюсь, как много в нашей школе детей, бывших "под немцами". Даже такие есть, кто побывал в Германии. Всего 6 лет прошло с тех пор, как окончилась война. И это сказывается…

— Школа

Вслед за этой записью идет другая, совсем, как говорится, из "другой оперы". Об учителе литературы, который, как и Лешка Крылатов, кажется мне загадочной личностью.

Не могу понять Павла Николаевича. Что заставляет его сидеть с учениками после уроков? Стремление дать нам больше знаний? Или дома находиться ему скучно? Не знаю, как относиться к этому человеку. Иногда ненавижу, готова разорвать за то, что он орет на нас в то время как поступая немного мягче, человечнее, можно было бы скорее добиться положительных результатов. Ведь может он, когда захочет, и по-другому себя вести. Почему же он не старается всегда быть хорошим? Почему противопоставляет себя коллективу учащихся? Не хочет жить с нами в мире? Или он просто не может, разозлившись, не кричать? Даже обидно становится, когда он разоряется. Ведь так приятно бывает слушать, когда он читает нам отрывки из произведений, которые мы изучаем! Черт побери! Если бы к его голове еще и сердце чуткое! Было бы замечательно.

Хотелось бы все это ему сказать. Но пожелает ли он слушать? Узнать бы, что у него за душой, что им движет. Но разве он скажет это кому-нибудь? Он, по-моему, еще ни разу в жизни ни с кем не разговаривал откровенно.

— Школа

22/III-1951 г.

Итак, еще одна четверть окончена. Дела Sehr schlecht! Дальше так нельзя. Кажется, скоро я уважать себя перестану. Обещаю сама себе: за время каникул сделать все, что будет в моих силах. Работать по семь часов в сутки. А по вечерам читать художественную литературу. Надо повторить все билеты по математике, написать три доклада по литературе. 1. Лирика в годы В.О. войны; 2. Поэмы, написанные в годы ВОВ; 3. Литература закавказских народов. Кроме того, нужно будет подготовиться к выступлению по роману В.Пановой "Сталь и шлак". И попробуй только, Юлия Батьковна, нарушить данное себе слово! Плохо будет тебе. В таком случае лишу тебя всего, чем ты дорожишь. В гости ни к кому ходить не будешь. В школе, во время перемен, будешь сидеть за партой в своей классной комнате не выходя в коридор. Что из этого следует? Будешь лишена возможности видеть того, на кого хочется хоть глазком посмотреть. Даже к Ивану домой — ни шагу! Понятно? Смотри! Начнешь дурить — попрошу маму, чтобы она запирала тебя в комнате по вечерам и никуда, ни под каким предлогом не выпускала из квартиры. Вот так. Это будет проверка, есть ли у тебя сила воли или нет ее. Приносить людям пользу! Безвольные люди даже себе ничего хорошего не в состоянии дать, не говоря уже о других.

23/III-1951 г.

А пока за уроки. Говорила на эту тему с Новиковым. Он сказал: "правильно мыслишь". И попросил, чтобы я в своем блокноте записала, что он тоже принял решение "подтянуться". Вот он что намерен делать: 1). Самостоятельно "подогнать" математику; 2). Написать семь диктантов (под моим руководством). Конечно, мы будем не только тексты писать, но и ошибки разбирать. Иван хочет предложить и Алексею заниматься русским языком вместе с нами. Хорошо было бы, если б тот согласился. Втроем будет лучше.

Под этими строками почерком мое старшей сестры подписано: "Хочу всевышнему молиться, а сердце молится тебе-е-е!". Добралась Галка до моего дневника и смеется надо мной. А мне, честно говоря, уже не до смеха.

… В школу пришло письмо из Молотовского университета. Просят рекомендовать кого-либо из выпускников 1950–1951 учебного года для поступления в этот ВУЗ.

— Личное

25/III

Я абсолютно не понимаю себя. Что со мной происходит, не разберу. Сейчас поедем с Ваней к Алексею "распечатывать бочонок", как Лешка выразился, приглашая нас к себе. А мне как будто даже не хочется ехать. Нет уверенности, что там ждут меня.

Была. Разговаривали. Убедилась в одном: хоть и твердит по-прежнему, что не любит, любит. Слишком уж горячо целует. Я, конечно, убеждена, что плохого ничего не сделает он мне, а он, судя по его словам, в этом не уверен. Говорит, что за себя не ручается. Боится потерять власть над собой. Кровожадным эгоистом называет себя. А мне советует остерегаться его: "Будь скромна, горда". Как этот его совет расценивать? Есть поговорка: "держи сердце высоко, а голову низко", то есть будь гордой в душе, но веди себя с людьми просто. Вот так я и старалась держать себя с Алешкой. Заставляла свое сердце молчать, а оно у меня гордое, даже очень. А если ты, Алексей, возражаешь, если тебе это угодно, я изменю свое отношение к тебе. Пишу это для себя. Я решила больше не позволять ему читать мой дневник. Он не узнает теперь, что я собираюсь делать. А когда увидит некоторые перемены в моем поведении, будет очень неприятно удивлен. Уверяет меня, что между нами "все кончено", что "ласки без любви" доставляют ему одни страдания и т. д. Но, извините, молодой человек, разве я напрашиваюсь на них? Или когда-то напрашивалась? Ведь сам это начал — дружбу в любовь превращать, а теперь на меня всю вину сваливаешь. Если вам угодно, отныне я буду очень скромна. Даже смотреть в твою сторону не стану. Отворачиваться буду от тебя и проходить мимо, пока ты меня не окликнешь, пока не растолкуешь, как все твои, обидные для меня слова понимать.

Исправляться начала я сегодня. Ты, наверное, был озадачен, даже обеспокоен, когда я отстранилась от тебя. Еще бы не отстраниться после таких признаний и упреков! Случалось ли когда-нибудь прежде, чтобы я, придя к тебе, пробыла у тебя всего лишь один час и ушла, не поддавшись на уговоры посидеть еще хоть немного? Чтобы я ушла, не подав на прощание тебе руки? А ты, безусловно, надеялся на другое. Но мне надоело наконец, что ты говоришь одно, а делаешь другое.

Возможно, ты только из приличия уговаривал меня задержаться. Кто тебя знает! Раньше, правда, ты не позволял себе так "унижаться" передо мной и просить меня о чем бы то ни было. Или ты решил наконец измениться? Быть помягче со мною? Что-то не верится. У тебя на глазах держалась я неплохо. Но только лишь на улицу вышла, сделалось мне так обидно и больно. Чуть не расплакалась в трамвае. Ну почему, почему он не любит? Зачем тогда целует, не любя? Зачем пригласил к себе? Не любит? Болтовня. Врет.

— Личное. Апрель

Настойчиво избегаю Алексея. Очень хочется его видеть. Но заставляю себя сторониться. Буду и дальше придерживаться этой установки: скромность и гордость. Начинают зарождаться во мне сомнения. А вдруг все так и есть, как он говорит? Но поражает меня одно: теперь это меньше задевает меня. Спокойнее отношусь к тому, как идут у меня дела на "амурном фронте". Любит — не любит, какая разница? Почему вдруг начала я так рассуждать? Вероятно потому, что об экзаменах начала призадумываться. Уроками занялась. Остаться в десятом классе на второй год или хотя бы на осень по каким-то предметам — такую свинью родителям подложить? Нет, до этого я как будто не докатилась!

Днем владею собой вполне. А ночью… Вчера, часа в два, вдруг проснулась от того, что мне показалось: Алексей рядом и крепко-крепко меня обнимает. Что это? Почему мне такое померещилось? Неужели, несмотря ни на что (на безжалостные слова Алешки) я все еще верю в хорошее, в то, что мы помиримся с ним?

— Школа

Четвертую четверть, благодаря тому, что все каникулы сидела над учебниками, начала неплохо. По литературе получила четверку, а по алгебре, геометрии и химии — пятерки. Надо стараться "так держать"!

- * * *

Беда! Общественная работа в школе не ведется. Газета двухмесячной давности скоро "протухнет" на стенде — так выразился кто-то из мальчишек, указав на нее пальцем. Как мне это не нравится! Я не привыкла мириться с подобными явлениями. Но, увы, придется привыкать, потому что экзамены (выпускные!) уже на носу! Это нельзя выпускать из виду ни на минуту!

Что еще не устраивает меня? То, что давно не видела я, чтобы Алексей весело, счастливо улыбался. До чего же хочется, чтобы он, как прежде, улыбнулся! Тяжело жить без его привета. В груди тупая, ноющая боль. Когда только сердце мое "замолчит"? Сейчас мы с ним не разговариваем. Даже не здороваемся. Это очень грустно или просто смешно. Тоня считает — последнее. Но она же не знает всего…

Странный, наверное, я человек. С Иваном, парнем, говорю почти на все темы. А с Тоней, девчонкой, называя ее ближайшей подругой, не могу быть исчерпывающе откровенной. Но если вдуматься, ничего удивительного в этом нет. Именно по той причине, что Ванька парень и в других ребятах разбирается лучше, чем я, я и говорю с ним обо всем, что касается Лешки, надеясь, что он мне объяснит некоторые поступки своего друга и даст совет, как надо вести себя по отношению к нему. А что Антонине может быть известно о ребятах нашего возраста, если ни с кем из них она вне школы никогда не общалась — в смысле не дружила? Ничего абсолютно. Опыта жизненного у нее еще меньше, чем у меня, что означает: она не может подсказать, как мне выйти из затруднительного положения, в которое поставил меня Алексей. Правда, у нее есть товарищ из молодых людей. С ним она в далеком детстве играла. Но он уже взрослый человек и, как мне кажется, довольно серьезный. Лешку с ним не сравнить. К тому же с парнем своим Тоня никогда не остается наедине. Не спешит обретать опыт в личном. Так что она для меня не советчица.