Виктор Гюго - Труженики моря Страница 34

В тот момент, когда Жиллиат вошел в дом, этот капитан рассказывал господину Летьерри об увиденном. Его рассказ походил на подробный отчет. Утром, когда туман рассеялся и ветер переменился, капитан внезапно услышал мычание. Этот звук пастбища среди волн поразил его; он направился в ту сторону и увидел Дюранду на Дуврских скалах. Погода настолько утихла, что он смог приблизиться. Капитан закричал в рупор, но единственным ответом ему был лишь рев быков из трюма. Мужчина утверждал, что на борту Дюранды никого не оказалось. Пароход держался на воде прекрасно, и на нем можно было провести ночь. Клюбен, к тому же, не относился к числу тех, кто преждевременно приходит в отчаяние. Сомнений в том, что он спасся, не было. Несколько лодок и баркасов, идущих из Гранвилля в Сен-Мало, запоздали из-за тумана и точно должны были вечером проходить неподалеку от Дувров. Очевидно, кто-то из них спас капитана Клюбена. Нужно помнить, что, когда шлюпка покидала разбитый пароход, она была переполнена и лишний человек мог бы пустить ее ко дну. Это и заставило Клюбена остаться на борту парохода; но поскольку его долг был выполнен и поблизости оказалось спасение, Клюбен не мог им не воспользоваться. Можно быть героем, но не безумцем. Сознательная гибель была бы тем более нелепа, ведь Клюбен безупречен. И виновен во всем не он, а Тангруй. Все это выглядело убедительно, капитан точно прав, поэтому все с минуты на минуту ожидали появления Клюбена. Все надеялись на встречу с ним и готовились встретить его достойным образом. После рассказа капитана становились несомненными две вещи: Клюбен спасен, а Дюранда погибла.

С гибелью Дюранды приходилось примириться: катастрофа была непоправима. Капитан проходившего мимо судна присутствовал при последней стадии крушения. Утес не отпускал Дюранду всю ночь и даже оберегал ее от бури, как бы желая удержать судно на своей груди; но в тот момент, когда капитан проходившего парусника убедился, что на борту парохода нет никого, и начал удаляться, раздался последний сильнейший порыв ветра, огромный вал обрушился на Дюранду, сорвал ее с рифа и бросил, как щепку, в проход между Дуврскими скалами. Раздался страшный треск, Дюранда, подхваченная валом на большую высоту, застряла между утесами и снова оказалась пригвожденной, на этот раз еще крепче. Она так и повисла на камнях, открытая ветру и прибою.

По словам матросов парусника, Дюранда была уже на три четверти разрушена. Она бы, несомненно, давно пошла ко дну, если бы риф не удерживал ее. Капитан рассматривал пароход в подзорную трубу. Как опытный моряк, он подробно рассказывал о том, в каком состоянии находились различные части судна. Пароход весь расшатался, теперь вода разнесет его до основания, и через несколько дней от Дюранды ничего не останется.

Однако поразительно то, что машина почти не пострадала. Капитан готов был биться об заклад – «механика» получила лишь незначительные повреждения. Парусные мачты были сломаны, а дымовая труба оставалась невредимой. Железная ограда капитанского мостика погнулась, все остальные части пострадали, но лопасти колес сохранены. Капитан судна был уверен, что машина, в общем, цела. Кочегар Имбранкам, находившийся тут же, разделял такое убеждение. Этот негр, более умный и развитый, чем многие белые, обожал свой корабль. Протягивая к безмолвному Летьерри черные руки, он говорил:

– Хозяин, машина жива!

Все были уверены в спасении Клюбена, как и в том, что корпус Дюранды погиб, поэтому машина стала предметом всеобщего разговора. О ней говорили как о живом существе, ею восхищались.

– Вот что значит прочная работа! – воскликнул французский матрос.

– Здорово! – вскричал гернзейский рыбак.

Капитан судна заметил:

– Какова должна быть ее выносливость, если она отделалась только двумя-тремя царапинами.

Постепенно машина завладела вниманием всех. Присутствующие разделились на ее друзей и врагов. Лишь один владелец парусника, надеявшийся заполучить теперь клиентуру Летьерри, испытывал радость от того, что Дуврские скалы расправились с ненавистным пароходом. Шепот перешел в гул. Теперь уже все говорили почти громко. Но все же голоса продолжали звучать сдержанно из-за того, что сам Летьерри хранил упорное молчание.

В конце концов собравшиеся пришли к общему выводу: самое главное – машина. Восстановить все судно легко, но машину – невозможно. Для этого не хватит денег, и не найти мастеров, которые могли бы такое сделать. Мастер, построивший машину, давно умер. Она стоила сорок тысяч франков. Никто не рискнет вложить свои деньги в это сомнительное дело; к тому же оказалось, что пароход может потерпеть крушение, как всякое иное судно. Гибель Дюранды сразу свела на нет весь ее былой успех. Однако прискорбно было сознавать, что в настоящую минуту машина находится еще в хорошем состоянии, а через пять-шесть дней она будет, как и весь остальной пароход, превращена в обломки. Пока еще не произошло полное крушение. Но гибель машины станет невозместимой. Спасти машину – значит предотвратить разорение.

Легко сказать: спасти машину. Но кто пойдет на это? Возможно ли подобное? Задумать и сделать – вещи разные. Задумать легко – выполнить трудно. А спасти машину, застрявшую меж Дуврскими скалами, это было все равно что наяву осуществить сон. Отправить туда судно с экипажем невозможно; об этом нечего и думать. Сейчас именно то время года, когда бури особенно часты. При первом же шквале якорные цепи перетерлись бы о подводные рифы, и судно разбилось бы о скалу. Это могло бы лишь вызвать новое крушение. На площадке утеса «Человек», где когда-то спасся после кораблекрушения легендарный моряк, умерший там от голода, едва могло хватить места для одного.

Следовательно, для спасения машины нужно было, чтобы один храбрец отправился на Дуврские скалы, оказался в полном одиночестве в пустыне моря, на расстоянии пяти миль от берега, провел целые недели среди ожидаемых и неожиданных опасностей, постоянной тревоги. И при этом у него не было бы никакой надежды на помощь в случае несчастья, ни одного предшественника, за исключением выброшенного волнами на утес моряка, этот храбрец не имел бы товарищей, кроме того мертвеца. Да и как взяться за спасение машины! Для этого нужно быть не только матросом, но и механиком. И среди стольких опасностей! Человек, который решился бы на это, был бы не только героем. Он был бы безумцем. Ибо тогда, когда кто-то вступает в неравную борьбу со стихией, храбрость превращается в безумие. И наконец, разве не безумие рисковать своей жизнью из-за нескольких кусков старого железа? Нет, никто не отправится на Дуврские скалы. С машиной нужно распрощаться. Спаситель не явится. Такого человека не найти нигде.

Таков был смысл всех разговоров, звучавших в толпе.

Старый моряк, капитан шхуны, вслух высказал общую мысль:

– Нет! Конечно! В мире нет человека, который мог бы спасти машину и доставить ее сюда.

– Раз уж я не отправляюсь туда, – прибавил Имбранкам, – значит, это невозможно.

Капитан, махнув рукой, безнадежно проговорил:

– А если бы такой человек нашелся…

Дерюшетта, вскинув голову, произнесла:

– То я вышла бы за него замуж!

Все тут же умолкли.

Из толпы выступил очень бледный человек и спросил:

– Вы тогда вышли бы за него замуж, мисс Дерюшетта?

Это был Жиллиат.

Взгляды присутствующих обратились в его сторону. Господин Летьерри выпрямился. В глазах его появился странный свет.

Он сорвал с головы свою матросскую шапочку, бросил ее на пол и торжественно сказал, глядя вперед, но не замечая никого:

– Дерюшетта выйдет за него замуж. Клянусь в этом перед Господом Богом!

Всеобщее удивление на западном берегу

В ту ночь луна взошла в десять часов. Но, несмотря на то что было светло, море оставалось спокойным и в воздухе не витал малейший ветерок, ни один гернзейский рыбак вдоль всего побережья не вышел на ловлю. Дело в том, что в полдень прокричали петухи. Если же петух поет в неурочный час, улова все равно не будет.

И все же, возвращаясь в сумерки домой, один из местных рыбаков увидел удивительную вещь. С берега в этом месте были видны обычно два буйка, указывающие на мели. Теперь же он заметил между ними третий. Откуда он взялся? Кто его поставил? Какую мель он обозначает? Но буек сам ответил на эти вопросы: он зашевелился, и рыбак увидел, что это мачта. Его изумление удвоилось. Появление нового буйка было загадочным; появление мачты – и подавно. Рыбная ловля оказалась невозможной. Кто же и зачем выехал в море в тот час, когда все возвращались по домам?

Через десять минут мачта медленно приблизилась. Лодка была незнакома рыбаку. Он услыхал шум весел и ясно разобрал, что их всего одна пара. Очевидно, в лодке сидел только один человек. Дул северный ветер. Человек, по-видимому, направлялся к мысу Фонтенелль, чтобы там поднять парус и стать под ветер. Тогда он мог рассчитывать обогнуть мыс Апкресс и Кревельский утес. Что же все это означало?