Владимир Галкин - Вечера Паши Мосина Страница 4

Я пытаюсь пробраться к окну, чтобы подышать свежим воздухом. Но там кто-то сидит. Оно вдруг бросается на меня сверху, садится на плечи. Я бью наугад в горящий глаз и быстро ползу по телам, хрюкающим от плоти и часто дышащим…

— А где моя баночка? — тонко тянет невидимый гидроцефал.

Пахнет серой.

— Губан! Губа-ан! — орут с потолка. — Пить… при… неси… Дай пить, слепая кишка!

— Чичас, — отзывается домовой и ползёт на кухню.

Сколько времени проходит? Не знаю, но уже, кажется, тень рассвета слабо лижет окно и чуть светлее делается в трапезной.

Я уже различаю вспаханный стол. Подтягиваю первую же не до конца вылившуюся бутылку и быстро выпиваю подряд три лафитничка. Заедаю пластом сёмги, чуть не ткнув вилкой в чью-то ладонь, лежащую на блюде.

Стихли последние звуки. Все спят. Да, наверное, не все. Кое-кого потом не досчитаться.

На стене мне мерещится распростёртая тень человека. Того, кого впечатали в стенку.

Напилась Балаевка.

Я одеваю пиджак, кладу несколько кусков в карман и пробираюсь на кухню.

На пороге с бледной застывшей улыбкой валяется бородатая женщина. Борода окровавлена, юбка задрана, а правая нога до бедра оторвана. Нет, скорей — отгрызена.

Я высоко поднимаю ноги, чтобы не забрызгаться кровью (хотя что ж, наверное, уже весь испачкался) и крадусь к водопроводному крану. Я отворачиваю винт… и чуть не теряю сознание: вместе с сопением далёкой воды из носика крана вылезает чья-то узкая, бескровная рука…

Челюсть у меня отваливается. Я пытаюсь поставить её на место. Нет, всё равно отваливается. Да что и говорить, острые впечатления, очень острые!

…И я ухожу.

Ухожу в мокрый балаевский рассвет.

Я снова прохожу знакомыми переулками и поднимаюсь к себе, на второй и последний этаж. И опять ищу ключ под дверью.

Сейчас я немного вздремну, так, на часок-другой. Чтобы успокоиться.

А потом надену дешёвый, закапанный рабочий костюм и пойду на службу…

Ну, вот и всё. Кажется, всё.

Да, забыл! И вот так — каждый второй день недели, кроме красных праздников.

Только прошу вас ещё раз о том, о чём говорил в начале этого рассказа…

1966