Вашингтон Ирвинг - Легенда о принце Ахмеде аль Камель, или Паломник любви Страница 4

Замыслы любящего обычно претворяются в жизнь без промедления. Принц собрал свои драгоценности и взял их с собой в качестве дорожной казны. В ту же ночь при помощи шарфа он спустился с балкона башни на землю, перебрался через внешние стены Хенералифе и, следуя за совою, еще до рассвета укрылся в горах.

Здесь он и его ментор* держали совет относительно маршрута предстоящего путешествия.

______________

* Ментор - наставник, воспитатель (Ментор - имя воспитателя Телемака, сына Одиссея, ставшее нарицательным). (Прим. пер.)

- Если хочешь знать мое мнение, - сказала сова, - я посоветовала бы отправиться сначала в Севилью. Ты должен знать, что я побывала там - тому уже много лет - с визитом у дядюшки, весьма достойной и знатной совы, который жил в разрушенном крыле алькасара* этого города. Во время ночных скитаний по городу я часто видела свет в окне одиноко стоявшей башни. В конце концов я однажды опустилась на один из ее зубцов и обнаружила, что источник его - светильня одного арабского мага: он был окружен своими чародейскими книгами, и на плече у него сидел его старый приятель, весьма древний ворон, прибывший вместе с ним из Египта. Я познакомилась с этим вороном и обязана ему большею частью своих познаний. Маг уже умер, но ворон по-прежнему обитает в башне, ибо этим птицам свойственно необыкновенное долголетие. Я советую, о принц, разыскать этого ворона, ибо он прорицатель и чародей, понимающий кое-что в чернокнижии, чем вообще славятся вороны, а египетские в особенности.

______________

* Алькасар - крепость внутри города, слово испано-арабского происхождения. (Прим. пер.)

Принц согласился с доводами совы и направил свой путь в Севилью. Приспособляясь к привычкам спутницы, он путешествовал только ночью, днем же отдыхал в какой-нибудь темной пещере или разрушенной сторожевой башне, ибо сова знала все убежища этого рода и ее, словно археолога, влекло к обожаемым ею развалинам.

Наконец как-то перед рассветом они достигли Севильи, где сова, ненавидевшая шум и суету кишмя кишевших народом улиц, осталась у городских ворот и расположилась в дупле старого дерева. Принц же вошел в ворота и без труда отыскал башню мага, возвышавшуюся над городскими строениями, подобно пальме над чахлыми кустами пустыни; кстати, эта башня - знаменитая севильская мавританская башня - существует и в наши дни и известна под названием Хиральда.

По длинной витой лестнице принц поднялся на самый верх одинокой башни, где нашел ворона-каббалиста, дряхлую таинственную птицу с седой головой, лохматыми крыльями и бельмом на глазу, придававшим ему призрачный вид. Он стоял на одной ноге, повернув набок голову и сосредоточенно рассматривая здоровым глазом начертанную на каменном полу диаграмму. Принц приблизился к ворону со страхом и благоговением, которые внушали ему его почтенная внешность и непостижимая мудрость.

- Прости меня, о старейший и чернокнижнейший ворон, - воскликнул он, если я на минуту прерву твои ученейшие, восхищающие весь мир занятия! Ты видишь пред собой человека, связанного обетом любви и жаждущего выслушать твой совет, как же отыскать ему предмет своей страсти?

- Другими словами, - сказал ворон, бросив на него исполненный важности взгляд, - ты хочешь испытать мое искусство в гадании по руке. Поди сюда, покажи ладонь, и я разгадаю по ней тайные линии предначертанного тебе судьбою.

- Прошу прощения, - сказал принц, - я пришел не за тем, чтобы узнать волю судеб, скрытую аллахом от смертных; нет, я паломник любви и ищу дорогу к предмету моего паломничества.

- Но разве в пылкой Андалусии возможны затруднения подобного рода? усмехнулся ворон, подмигнув своим единственным глазом. - Как можешь ты сталкиваться с подобными затруднениями в беспутной Севилье, где черноокие девушки пляшут самбру в любой апельсинной роще?

Принц покраснел и был несколько шокирован словами почтенной птицы, которая, стоя уже одною ногой в могиле, позволяла себе болтать в столь легкомысленном тоне.

- Поверь мне, - сказал он, нахмурившись, - я вовсе не из тех праздношатающихся юнцов, за одного из которых ты меня принимаешь. Черноокие девушки Андалусии, пляшущие в апельсинных рощах на берегах Гвадалквивира, не для меня: я ищу неведомую, но бесспорно целомудренную красавицу, с которой писан этот портрет, и я молю тебя, о всемогущий ворон, если это в пределах твоих познаний и доступно твоему искусству, - укажи, как ее разыскать.

Серьезный тон принца подействовал на седовласого ворона как укор.

- Что я знаю, - ответил он сухо, - о юности и красоте? Я посещаю лишь старых и немощных, а не юных и исполненных сил; я предвестник судьбы, вот кто я; возвещая смерть, я каркаю на печной трубе или стучу крылом в окошко больного. Ищи сведений о своей красавице где-нибудь в другом месте.

- Но где же искать их, как не у сынов мудрости, сведущих в книге судеб? Знай же, о ворон, что я принц - наследник престола, что мое рождение отмечено звездами, что я призван совершить таинственный подвиг, и от того, удастся ли мне его выполнить, может быть, зависит судьба царств и царей.

Узнав, что это дело совершенно исключительной важности и что в нем заинтересованы даже звезды, ворон переменил тон; с глубоким вниманием выслушал он историю принца и, когда тот окончил, сказал:

- Что касается прекрасной принцессы, то не жди от меня никаких разъяснений, ибо я никогда не летаю ни над садами, ни над покоями женщин; но поторопись в Кордову, отыщи пальму славного Абдурахмана, что растет во дворе главной мечети, и у ее подножия ты найдешь великого странника, посетившего все страны и все дворы и пользовавшегося неизменным успехом у королев и принцесс. Он расскажет тебе о той, кого ты разыскиваешь.

- Прими мою благодарность за твои драгоценные сведения, - сказал принц. - Прощай, почтеннейший чародей.

- Прощай, паломник любви, - сухо ответил ворон и снова принялся размышлять над своей диаграммой.

Принц вышел за пределы Севильи, отыскал своего верного спутника и товарища, дремавшего в дупле дерева, и вместе с ним отправился в Кордову.

Дорога шла вдоль висячих садов, апельсинных и лимонных рощ, украшавших собой прелестную долину Гвадалквивира. Когда путники приблизились к воротам Кордовы, сова укрылась в расщелине стены, а принц пустился на поиски пальмы, посаженной в давние времена Абдурахманом. Она росла среди обширного двора при мечети и горделиво возносилась над апельсинными деревьями и кипарисами.

В аркадах двора сидели группами дервиши и факиры; верующие, перед тем как войти в мечеть, совершали у фонтана положенное обычаем омовение.

У подножия пальмы, прислушиваясь к словам кого-то невидимого, говорившего, вероятно, очень велеречиво, теснилась толпа. "Это, должно быть, и есть, - сказал себе принц, - тот великий странник, который снабдит меня сведениями о неведомой и прекрасной принцессе". Он вмешался в толпу и был несказанно удивлен, обнаружив, что присутствующие слушают попугая, который в своем зеленом кафтанчике, с наглым взглядом и нахальным хохолком, имел вид чрезвычайно самовлюбленной птицы.

- Как это, - обратился принц к одному из соседей, - столько достойных людей находят удовольствие в болтовне без умолку лопочущей птицы?

- Ты не подозреваешь, о ком говоришь, - ответил его собеседник. - Этот попугай - потомок знаменитого персидского попугая*, прославившегося своим талантом рассказывать сказки. Ведь на кончике его языка вся ученость Востока; он цитирует поэтические произведения так же легко и свободно, как говорит. Он посетил много иностранных дворов, где на него смотрели как на чудо учености. Он всеобщий любимец и в особенности пользуется успехом у представительниц прекрасного пола, которые, как известно, восторгаются учеными попугаями, умеющими цитировать чужие стихи.

______________

* Шутливый намек на широко известный на Востоке персидский сборник "Сказки попугая", впервые составленный в XIV в. (Прим. пер.)

- Довольно! - воскликнул принц. - Я непременно поговорю с этим всемирно прославленным странником.

Он добился беседы наедине и рассказал попугаю о цели своего путешествия. Едва только он начал, как попугай разразился приступом сухого, колючего смеха, вызвавшего на его глазах слезы.

- Прошу прощения за веселость, - сказал он, - но даже просто упоминание слова "любовь" неизменно приводит меня в смешливое настроение.

Принца глубоко оскорбила эта несвоевременная веселость.

- Разве любовь, - молвил он, - не великая тайна природы, не сокровенное основание жизни, не вселенская гармония чувства?

- Ерунда! - вскричал попугай, прерывая поток его слов. - Скажи, пожалуйста, где ты выучился этому сентиментальному языку? Поверь, любовь нынче не в моде, и в обществе блестящих умов и утонченных людей о ней что-то больше не слышно.

Принц вздохнул, вспомнив о совсем других речах своего верного друга голубя. "Но попугай, - подумал он, - жил при дворе; он производит впечатление блестящего и утонченного господина - и он ничего не знает о том, что зовется любовью". Не желая более выставлять на посмешище чувство, которым было полно его сердце, он перешел прямо к делу.