Артур Конан Дойль - Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона Страница 4

– Пойдемте со мной, инспектор, – сказал он, – я должен посоветоваться с вами о многом и особенно о том, не обязаны ли мы перед публикой снять имя нашей лошади с записи на приз.

– Ни в каком случае, – решительно сказал Холмс. – На вашем месте я оставил бы имя лошади.

Полковник поклонился.

– Очень рад слышать ваше мнение, сэр, – сказал он. – Когда вы окончите свою прогулку, вы найдете нас в доме бедняги Стрэкера, и тогда мы поедем все вместе в Тэвисток.

Он ушел с инспектором, а Холмс и я медленно пошли по болоту. Солнце садилось за конюшнями Кэпльтона, и громадная, покатая равнина перед нами отливала золотом, переходившим в роскошный красно-бурый оттенок в тех местах, где вечерние лучи падали на папоротники и терновые кусты. Но красота пейзажа не производила ни малейшего впечатление на моего спутника, погруженного в размышления.

– Сюда, Ватсон! – наконец, проговорил он. – Оставим на минуту вопрос о том, кто убил Джона Стрэкера, и постараемся узнать, что сталось с лошадью. Предположим, что она убежала во время драмы или после нее; куда же она делась? Лошадь, вообще, животное стадное. Предоставленный самому себе, «Сильвер-Блэз» инстинктивно вернулся бы в Кингс-Пайлэнд или отправился бы в Кэпльтон; с какой стати он стал бы носиться по болоту? Если бы это случилось, то, наверно, кто-нибудь уже встретил бы его. А зачем цыгане стали бы ловить его? Эти люди всегда стараются улизнуть, когда услышат о каком-нибудь происшествии: очень уж они не любят иметь дело с полицией. Рассчитывать продать такую лошадь они не могли. Риск был бы слишком большой, а кража не принесла бы им никакой пользы. Все это совершенно ясно.

– Но где же тогда лошадь?

– Я уже сказал, что она убежала или в Кингс-Пайлэнд, или в Кэпльтон. Она не в Кингс-Пайлэнде – следовательно, в Кэпльтоне. Примем эту гипотезу и посмотрим, что выйдет. Эта часть торфяника, как говорил инспектор, очень твердая и сухая. Но по направлению к Кэпльтону торфяник понижается, и отсюда можно видеть большую ложбину, в которой, должно быть, было очень сыро в понедельник ночью. Если наше предположение верно, лошадь должна была проскакать через эту ложбину, и там мы и должны искать ее следов.

Во время этого разговора мы быстро шли вперед и через несколько минут были у ложбины. По просьбе Холмса я пошел по правому ее краю, он же по левому; но не успел я сделать и пятидесяти шагов, как услышал громкий крик и увидел, что он машет мне рукой. След лошади ясно отпечатался на мягкой земле перед ним, а подкова, которую Холмс вынул из кармана, пришлась как раз по отпечатку.

– Видите, что значит воображение, – сказал Холмс. – Этого-то качества только и не достает Грегори. Мы вообразили себе, что могло бы произойти, действовали согласно нашему предположению и оказались правы. Будем продолжать.

Мы перешли через болотистую ложбину и прошли около четверти мили по твердому, сухому торфянику. Потом местность снова стала понижаться, и снова мы увидели следы, потеряли их на протяжении полумили и нашли опять уже у самого Кэпльтона. Холмс первый увидел их и указал мне с выражением торжества на лице. След мужской ноги виднелся рядом с лошадиным следом.

– Лошадь сначала была одна! – вскрикнул я.

– Совершенно верно. Сначала она была одна. Ого! Это что?

Двойной след делал резкий поворот и направлялся к Кингс-Пайлэнду. Холмс свистнул. И мы оба пошли по следу. Холмс шел, не спуская глаз со следа; я же случайно взглянул в сторону и с удивлением заметил, что те же следы шли и в обратном направлении.

– Чудесно, Ватсон, – сказал Холмс, когда я указал ему эти следы, – вы избавили нас от длинной прогулки, которая привела бы нас обратно к своим собственным следам.

Нам не пришлось идти далеко. Следы оканчивались у асфальтовой дорожки, которая вела к кэпльтонским конюшням. Навстречу нам выбежал грум.

– Мы не позволяем бродягам шляться здесь, – сказал он.

– Я хотел только спросить кое-что, – сказал Холмс, запуская указательный и большой пальцы в карман жилета. – Не будет слишком рано, если я зайду завтра в пять часов утра, чтобы повидать вашего хозяина, мистера Сайлэса Броуна?

– Господь с вами, сэр; уж кто-кто, а он-то всегда будет, когда надо, потому что встает раньше всех. Но вот и он сам, сэр, и ответит на ваш вопрос. Нет, сэр, нет; он прогонит меня, если увидит, что я взял деньги. После, если вам угодно.

В ту минуту, как Шерлок Холмс положил обратно в карман вынутую им полкрону, из ворот вышел пожилой господин свирепого вида, с хлыстом в руке.

– Это что такое, Даусон? – крикнул он. – Что за болтовня! Ступай за дело! А вы… какого чорта вам здесь надо?

– Надо поговорить с вами минут десять, любезный сэр, – ответил Холмс самым ласковым тоном.

– Некогда мне разговаривать со всякими бродягами. Убирайтесь, а не то спущу собаку.

Холмс наклонился и шепнул что-то на ухо тренеру. Тот сильно вздрогнул и вспыхнул до ушей.

– Это ложь! – крикнул он. – Дьявольская ложь!

– Отлично! Станем мы обсуждать это здесь, при всех, или переговорим у вас в доме?

– О, войдите, если желаете.

Холмс улыбнулся.

– Я задержу вас только на несколько минут, Ватсон, – сказал он. – Ну-с, я к вашим услугам, м-р Броун.

Прошло минут двадцать, и румяная заря перешла в серые сумерки, когда Холмс и тренер вышли из дома. Никогда не случалось мне видеть, чтобы человек мог так измениться за это короткое время, как Сайлэс Броун. Лицо его было смертельно бледно; на лбу стояли капли пота, а руки тряслись так, что хлыст колыхался, как ветка по ветру. Вся его дерзость и заносчивость исчезли, и он покорно шел рядом с моим товарищем, словно собака с хозяином.

– Ваши указание будут исполнены. Все будет исполнено, – говорил он.

– Чтоб не было ошибки, – сказал Холмс, оглядываясь на него. Броун вздрогнул, прочтя угрозу в его глазах.

– О, нет, ошибки не будет. Все будет, как следует. Сделать изменение заранее или нет?

Холмс задумался на одно мгновение и потом громко расхохотался.

– Нет, не делайте изменений. Я напишу вам об этом. Смотрите, без плутовства или…

– О, вы можете поверить мне, поверить вполне.

– Берегите, как свою собственность.

– Можете положиться на меня.

– Да, думаю, что могу. Ну, завтра я извещу вас.

Он повернулся на каблуках, не обратив внимание на протянутую ему дрожащую руку, и мы отправились назад в Кингс-Пайлэнд.

– Мне редко приходилось встречать такое соединение заносчивости, трусости и низости, как в мистере Сайлэсе Броуне, – заметил Холмс дорогой.

– Так лошадь у него?

– Он попробовал было отрицать это, но, я так подробно описал ему все его действие в то утро, что он убежден, что я следил за ним. Вы, конечно, заметили особую четырехугольную форму носков сапог на следе? Его сапоги как раз подошли к этим следам. К тому ни один из его подчиненных не осмелился бы сделать подобной штуки. Я описал ему, как он, по обыкновению встав раньше всех, увидал чужую лошадь, бродившей по торфу, как он подошел к ней и изумился, узнав по белому пятну на лбу лошади, от которого она получила свое название[1], что случай отдает в его власть единственного коня, могущего побить того, на которого он поставил свои деньги. Потом я описал ему, как первым его порывом было отвести лошадь в Кингс-Пайлэнд, как дьявол внушил ему скрыть лошадь до окончание скачек, как он провел ее обратно и спрятал в Кэпльтоне. Когда я подробно рассказал ему это, он перестал запираться и стал думать только о спасении своей шкуры.

– Но ведь его конюшни были обысканы?

– О, у такого старого барышника всегда найдется укромное местечко.

– А вы не боитесь оставить лошадь у него? Ведь ему выгодно искалечить ее.

– Милый мой, он будет беречь ее, как зеницу ока. Он знает, что единственная его надежда на помилование – это сохранить лошадь в полной безопасности.

– Полковник Росс произвел на меня впечатление вообще человека, не склонного миловать.

– Дело касается не одного только полковника Росса. Я следую моему методу и говорю только то, что считаю нужным. В том-то и выгода моего неофициального положения. Не знаю, заметили ли вы, Ватсон, что полковник отнесся ко мне несколько свысока. Вот я и хочу немного позабавиться на его счет. Не говорите ему ничего о лошади.

– Конечно, не скажу без вашего позволения.

– И, само собой разумеется, это неважный вопрос в сравнении с тем, кто убил Джона Стрэкера.

– Теперь вы займетесь этим делом?

– Напротив, сегодня вечером мы уедем в Лондон.

Я был совершенно поражен этими словами моего друга. Мы пробыли только несколько часов в Дэвоншире, и мне казалось непонятным, почему он бросает поиски, начавшиеся таким блестящим образом. Но я не добился от него ни единого слова, пока мы не вернулись в дом тренера. Полковник и инспектор ожидали нас в гостиной.

– Мой друг и я возвращаемся в Лондон с экспрессом, отходящим в двенадцать часов ночи, – сказал Холмс. – Приятно было подышать чудным воздухом Дартмура.