Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного Страница 40

Да и некогда уже добывать какие-то справки. Время, отведенное мне на поиски Инкиного ухажера, истекает сегодня. Завтра чуть свет она может явиться ко мне домой и потребовать "долг за пари".

Представив себе, что я вручаю ей свои блокноты, я просто в ужас пришла. самое страшное было даже не то, что, прочитав написанное в них, она разнесет по свету мои секреты, а то, что, завладев дневниками, она едва ли мне их потом вернет. Скажет: "У меня их украли". И попробуй докажи, что это не так.

Конечно, я могу ничего ей не дать, не выполнить обещание, мотивируя тем, что она наврала мне. Но в этом случае пострадает мой авторитет… Словом, куда ни кинь, всюду клин.

Чтобы отвлечься от этих безрадостных мыслей, прислушалась я к тому, что говорили девчонки за моей спиной.

— Я бы ни за что на свете свои дневники в чужие руки не отдала, тем более этой лгунье и сплетнице. Бездельница! Человек столько времени на нее потратил. Поводила-поводила она ее за нос, а теперь еще и дневники ей вынь да положь! Не слишком ли жирно будет?! — заявила одна из девочек, посочувствовав мне.

— А я другого мнения, — возразила первой вторая. — Конечно, Иванова болтушка и лентяйка. Но разве Юлька этого не знала? Зачем связалась с ней, да еще блокноты свои на кон положила? Самоуверенная слишком, много мнит о себе. Пускай за это теперь и поплатиться!

Последнее выступление задело меня за живое. Я повернула голову, чтобы выразительно посмотреть в лицо Тане Воробьевой — это она так сурово осудило меня. Но неожиданно заметила я, что стоявшая рядом с нею Люда Губарева, та самая девочка, которая не советовала мне обращаться в мужскую школу, уверяя, что Малышев Анатолий не тот парень, которого я ищу, — вдруг подморгнула мне. Я сначала не поняла, что она подсказывает своим подмигиванием, но вспомнив, что Людмила живет на том же поселке, где и Инка, в том же доме, поделенном на две половины, усадьба к усадьбе, следовательно, знает о ней гораздо больше, чем я, догадалась, на что девушка, болеющая за меня, намекает мне.

Меня точно током ударило: сообразила я наконец, что надо делать, что должна буду я сегодня вечером предпринять, чтобы спасти свои дневники, а заодно и свою репутацию…

С последнего урока я отпросилась и скорее помчалась домой, чтобы оставить портфель и переодеться во все мамино. Я надела длинную до пят юбку в сборку, плюшевый жакет, подложив под него маленькую подушечку, чтобы походить на горбатую. Грим применять не стала, лишь повязала на голову черный платок, наполовину закрыв им лицо. Обула папины грубые ботинки, прихватила большую хозяйственную сумку и стоявшую в углу прихожей забытую у нас дедушкой тросточку и выскочила из дому на улицу, уверенная, что в таком обличье даже родная мать не узнала бы меня, встретив на дороге. В том, что Иванова примет меня за старуху, я не сомневалась.

Я подошла к школьной ограде из булыжника и, спрятавшись за нее, стала ждать, когда прозвенит звонок.

Звонок прозвенел, но Инка в поле моего зрения "нарисовалась" лишь минут 20 спустя. Наверное, прежде чем покинуть помещение школы, по своему обыкновению, сразилась с кем-нибудь из ребят в шахматы. Вразвалочку спустившись по ступенькам крыльца, спокойно прошла мимо меня и направилась к трамвайной остановке, но не к той, на которой останавливается трамвай, идущий в сторону поселка, где она живет, а к той, где садятся в вагон люди, которым надо ехать в противоположную сторону.

Я тоже подошла к трамвайной линии и остановилась поодаль от одноклассницы. Шагах в пяти от нее. Уже смеркалось, лицо человека можно было разглядеть, лишь вплотную подойдя к нему. Долго ждать трамвая не пришлось. Когда он подъехал, Иванова влезла в него через переднюю дверь, я — через заднюю. Таким образом, мы оказались в разных концах вагона. Когда подъехали к мосту, где нам нужно было сделать пересадку, обе вышли из вагона, каждая со своей стороны. На меня Инна, пока мы ехали, даже ни разу не взглянула, что, безусловно, вполне устраивало меня. Пересаживаясь, я делала вид, что мне очень трудно подниматься по ступенькам. Мы проехали по мосту, затем вдоль заводских корпусов, добрались до развилки, где нужно было сделать вторую пересадку.

Пересев, мы доехали до остановки "Заводоуправление". Выбравшись из вагона, долго шли пешком. Инка впереди, широко, по своему обыкновению, расставив руки и не оглядываясь (этой легкомысленной врунье даже в голову не приходило, что кто-то и ее может обмануть и выследить), я — сзади, прихрамывая, опираясь на палочку, но все же стараясь сильно не отставать. Сначала мы шагали по шоссе, затем свернули на незаасфальтированную дорогу, ведущую в глубь барачного поселка. Пропустив четыре барака, Инка вошла в пятый. Тут я вынуждена была остановиться, чтобы не выдать себя.

Мне нужно было выяснить, в какую комнату войдет Иванова. С этой целью я прошлась вдоль длинной-предлинной стены одноэтажного строения. В окнах горел свет. На этом участке 20 лет назад жили первостроители города. Теперь здесь обитали те, кто по какой-либо причине еще не обзавелся благоустроенной квартирой в Правобережном районе. В основном это были бедняки. Ценных вещей в комнатах не имелось, хозяева не опасались, что их могут ограбить, поэтому, когда становилось темно, не задергивали занавесок на окошках и с улицы можно было беспрепятственно наблюдать, что происходит в каждом номере. Мне только этого и надо было.

Ни в одной из "светелок" с той стороны постройки, с которой я начала осмотр, Иванова не появилась. Быстренько обогнув здание, я стала заглядывать в окна противоположной стены. Миновала одно, второе и, о везенье, в тот самый момент, когда я, соблюдая осторожность, приблизилась к третьему, дверь, ведущая из коридора в комнату, с грохотом раскрылась (видимо, она была не заперта) и в помещение, точно вихрь, влетела Инка. Сидевшая за столом девушка от неожиданности вздрогнула, вскочила на ноги. Девчонки с разбега обнялись, начали тормошить друг друга, хохотать. При этом Иванова что-то говорила, захлебываясь от охватившего ее возбуждения. Пересказывала, должно быть, то, что я сегодня, вернувшись из мужской школы, сообщила своим болельщицам, хвалилась, что так ловко дурачит меня, заставляя искать ветра в поле. Наконец хозяйка высвободилась из цепких Инкиных объятий и отошла к столу, покрытому клеенкой. Постояла несколько секунд в раздумье, затем принялась резать хлеб и раскладывать по тарелкам какую-то еду, собираясь потчевать гостью, а та, сбросив прямо на пол свой замызганный плащ, плюхнулась на шаткую табуретку и продолжила, размахивая руками, будто мельница крыльями, что-то вещать.

В мои планы не входило врываться в жилище незнакомого мне человека, чтобы немедленно разоблачить негодяйку. В тот момент я не смогла бы доказать то, что требовалось. И вообще в одиночку добиться победы над авантюристкой Ивановой, чувствовала я, мне не удастся. Лишь заручившись поддержкой ее подруги, от которой, как видно, одноклассница моя непутевая ничего не скрывала, можно будет припереть лгунью к стене и заставить признаться, что друга мужского пола у нее и в помине нет. Во что бы то ни стало я должна была найти подход к девушке, которую видела впервые в жизни. Но получится ли это у меня? Незнакомка была симпатичная: гладкие черные волосы, правильные строгие черты, ухоженные руки. Рассматривая девушку сквозь чистые стекла окна, я подметила, что выражение ее лица сразу же изменилось, как только она отвернулась от собеседницы. Улыбку с него словно платочком стерли, и сделалось оно каким-то отсутствующим и даже скучным. А это значило: смеялась она, слушая россказни Ивановой не от души, а лишь для приличия. Забот, кроме Инкиных, у нее своих, как видно, хватает. Ее тяготят поздние, на ночь глядя, визиты подруги. Она не одобряет затеянную приятельницей игру. Хотела бы высказать ей все это в глаза, но не решается. Я, само собой разумеется, порадовалась тому, что мне вдруг открылось, почувствовала себя уверенней и, отойдя от окна подальше, стала ждать, когда можно будет от наблюдений перейти к активным действиям.

Они поужинали. Взглянув на стенные часы с маятником и гирей, висевшей на длинной цепочке, Иванова поднялась. Одевшись, распрощалась с подругой. Та провожать ее не пошла.

Немного повременив, я постучала в дверь.

— Войдите! — отозвалась девушка без промедления. Наверное, подумала, что зачем-то вернулась Инна. Но вошла я, предварительно освободившись от своего "горба", подтянув юбку и сняв с головы платок. Увидев меня, девушка оторопела.

— Не пугайтесь! — поспешила я ее успокоить. — Я одноклассница вашей знакомой, с которой она заключила пари, над которой только что смеялась. Вместе с Вами, к сожалению. Последние мои слова вогнали девчонку в краску. Я хотела продолжить свою обличительную речь, но девушка остановила меня, сказав, что нам с нею лучше выйти на улицу и там поговорить, чтобы не застали нас за этой беседой ее родители, которые работают во вторую смену, с трех до 12, и вот-вот должны явиться домой.