Валери Уиндзор - Лгунья Страница 41

- Пойдем, заглянем ко мне на минутку, - сказала она. - У меня есть анальгин.

Я пошла за ней по коридору в её спальню, не потому что мне нужны были обезболивающие, а из чистого любопытства. Я почти не обращала на неё внимания с тех пор, как мы поговорили на лестнице в конце моего самого счастливого дня в жизни. Мне казалось, я должна избегать её, разговаривать с ней с уважительной сдержанностью. Честно говоря, я её слегка побаивалась. В ней не было ни капли того тепла, которое переполняло её младших братьев. Было одинаково легко бояться её и в то же время отталкивать, потому что она редко бывала поблизости. Из этой комнаты, где она проводила почти весь день, она вела не только домашние дела, но и практически весь туристический бизнес. Мне было очень интересно посмотреть, как там внутри. Я представляла себе толстую паутину, из центра которой она следит за всеми всевидящим оком. А оказалось, это светлая, бело-золотая комната с обитыми парчой креслами и огромным столом, а по соседству, за двойными дверями, спальня.

- Входи, - сказала она. - Садись.

Я села на маленький позолоченный стул. Очень неудобный.

- Полагаю, я должна перед тобой извиниться, - сказала она, роясь в ящике стола, видимо, в поисках анальгина. - Ты уезжаешь в воскресенье, а мы так толком и не поговорили.

- Боюсь, это я виновата, - вежливо ответила я. - Я нечасто бывала дома.

Она бросила поиски. Возможно, это был всего лишь предлог, и никакого анальгина у неё не водилось. Она уселась за стол, как будто это было официальное интервью.

- Итак? - спросила она.

Мне явно предлагалось сделать некое заявление, но я не поняла, какое, и улыбнулась.

- По-моему, ты сегодня немного расстроена? - напомнила она.

- Да нет, с чего бы, - соврала я.

Она разгладила воображаемые складки на черной юбке. - Конечно, ты будешь скучать по Гастону. - Это что, критика? - Тебе ведь нравились ваши прогулки.

- Очень нравились, - сказала я.

- Мы тебя в последнее время почти не видели.

Все верно, критика.

- Я как-то не подумала, что отнимаю у него все время, - извинилась я.

- Ох, милая моя, ему наверняка было хорошо.

А это что ещё значит?

- А нынче утром, - говорила она, - я стояла у окна и видела, как ты ходишь тут повсюду, и думала: интересно, Мари-Кристин так беспокоится из-за отъезда Гастона, и ей просто скучновато здесь, или есть какая-то другая причина?

Я размышляла, что бы такого ответить, и главное, в чем, собственно, скрытый смысл этого вопроса, но тут в дверь постучали.

- Войдите, - сказала Tante Матильда.

Это была Франсуаза. Она извинилась и сказала, что внизу ждут полицейские, хотят поговорить с Мари-Кристин.

Tante Матильда внимательно посмотрела на меня.

- Ты как себя чувствуешь, в состоянии встречаться с полицией?

- А что им нужно? - спросила я.

Франсуаза покачала головой.

- Они не сказали.

Я обнаружила, что вытягиваю нитку из ручки парчового кресла.

- Скажи им, что Мари-Кристин очень устала, но скоро спустится, сказала Tante Матильда.

Я пыталась усмирить резкую боль в животе, из-за которой было трудно дышать. И тем не менее, мне хватило сил, чтобы восхититься выдержкой Tante Матильды. Вот как это делается, подумала я.

Франсуаза ушла.

- Полагаю, это имеет отношение к несчастному случаю, - сказала Tante Матильда, доставая из ящика стола пяльцы с вышиванием. - Надеюсь, тебя не обвинят в опасном вождении.

Только бы они все не испортили. Что бы ни случилось, мне необходимо самой сказать дяде Ксавьеру правду. Я не хотела, чтобы что-то омрачило завтрашний день, последний день его любви ко мне.

Он поднялся по лестнице вместе с ними, чтобы показать дорогу.

- Она не вполне здорова, - говорил он. - Не вздумайте её расстраивать.

Они отвечали вежливо, но с прохладцей. Я представила картину: он вертится у них вокруг ног, как разъяренный терьер, норовя цапнуть за лодыжку. Они закрыли дверь перед его носом.

Это снова был Пейрол и его миниатюрный дружок.

Tante Матильда продолжала тихо вышивать. Они с Пейролом обменялись несколькими быстрыми фразами по-французски. Ее племянницу мучают боли, сказала она, и если они не возражают, она хотела бы остаться в комнате на тот случай, если мне понадобится её помощь. Пейрол согласился. И извинился за то, что вынужден нас побеспокоить.

- Садитесь, месье, - Tante Матильда указала на пару твердых стульев у окна, но они отклонили предложение. Они не отнимут у нас много времени, сказали они, им нужно только вернуть мне паспорт.

- Спасибо, - сказала я, забирая паспорт. И бросила быстрый взгляд на Tante Матильду, пытаясь понять, уловила ли она важность происходящего. Ведь я собиралась ехать в Англию без паспорта. Она уловила.

- Вы очень вовремя, месье, - заметила она, считая стежки на вышивании. - Моя племянница собралась завтра уезжать.

- Меня ждет работа, - сказала я, оправдываясь, можно подумать, это требовало объяснений.

- Не могли бы вы вот здесь расписаться... - Пейрол протянул мне листок бумаги, похожий на какой-то рецепт. Я не стала его читать. Притворилась, что читаю, а сама лихорадочно соображала: какова же настоящая цель их визита. Было что-то не то в том, как они стояли, как смотрели на меня, мне это очень не нравилось. Может, возврат паспорта - всего лишь уловка, чтобы выманить у меня подпись. Или они хотели вынудить меня бежать, чтобы потом проследить за мной. В любом случае, я ничего не могла поделать. Я расписалась. Я рассчитывала, что к тому времени, как они сравнят мою подпись с образцом, явно полученным из Англии, и решат, что между ними нет ни малейшего сходства, я буду в Марселе, и дядя Ксавьер уже узнает правду. Если они протянут с этим ещё двадцать четыре часа, мне будет уже неважно, к какому заключению они придут.

- Спасибо, мадмуазель, - сказал Пейрол. Он даже не взглянул на подписанный листок. Он был слишком умен для этого. Сложил его и сунул в карман. - Да, и ещё одно, - небрежно добавил он. - Вы часто навещаете своих родственников во Франции?

- Нет, - сказала я.

- Когда вы были здесь в последний раз?

Не было смысла врать.

- Много лет назад. Мне тогда было восемь.

Я заметила мимолетное, почти неуловимое выражения удовлетворения в лице коротышки.

- Восемь лет, - произнес Пейрол. И обернулся к Tante Матильде. - Это очень давно. Ваша племянница, должно быть, сильно изменилась с тех пор.

Tante Матильда подняла глаза от вышивания и улыбнулась.

- До неузнаваемости, - сказала она.

Я ждала следующего вопроса. И старалась не выдать волнения.

- Впрочем, - добавила Tante Матильда, - были редкие визиты и с нашей стороны. - Пейрол заинтересовался. - Мой брат Гастон - боюсь, вы как раз с ним разминулись, он вчера уехал - мой брат Гастон довольно регулярно навещал Мари-Кристин. В Лондоне.

Пейрол и коротышка обменялись взглядами.

- А давно вы видели месье Масбу? - спросил меня Пейрол.

- Капитана Масбу, - поправила Tante Матильда.

- Вы имеете в виду, в Англии? - спросила я. - Примерно год назад.

Tante Матильда ловко продела иглу сквозь туго натянутую ткань. - Они вместе обедали. Забавно, на днях они как раз об этом вспоминали.

- И эти встречи были регулярными? - спросил Пейрол.

- Да, пока мой дядя работал водителем грузовика, - сказала я.

Последовала пауза. Коротышка смотрел под ноги. Пейрол пробежал по губам языком.

- Мадмуазель, - внезапно сказал он, - вы знаете человека по имени Мэлколм Хейвард?

Я как следует подумала, прежде чем ответить. Видимо, он имел в виду Мэла. Сеть быстро затягивалась. Кажется, у них было всего две версии. Или я Крис Масбу, и тогда меня следует арестовать за темные делишки, которые проворачивали Крис с Мэлом, - или я Маргарет Дэвисон, и в этом случае они меня арестуют за мошенничество: подделка подписи Крис в целях получить её деньги. Что ещё хуже, они свяжутся с Тони. Единственное, что было мне на руку - это что они пока колебались, по какому пути действовать. Я видела, что они приехали с подозрением, что я не Крис, но эта версия с грохотом провалилась благодаря уверениям Tante Матильды. Но мне-то было без разницы: в любом случае меня арестуют за то, что я выдаю себя за другого человека.

- Да, - сказала я. - Да, я его знаю.

- Спасибо, мадмуазель, - сказал Пейрол. Потом обернулся к Tante Матильде и спросил по-французски, нельзя ли с ней переговорить наедине.

Я поднялась, чтобы выйти, но Tante Матильда жестом велела мне остаться.

- Давайте я провожу вас до дверей, - сказала она. - А поговорить мы можем по дороге.

Они были очень вежливы. Пожелали мне спокойной ночи. Выразили надежду, что я скоро поправлюсь. Сказали, что свяжутся со мной. Пейрол записал для меня свой телефон "на случай, если я что-нибудь вспомню и захочу ему рассказать".

Когда они ушли, я принялась мерить шагами комнату, прокручивая в голове весь разговор. Чем больше я думала, тем больше осознавала, насколько тонко Tante Матильда отмела подозрения, что я не её племянница. Но сбило меня с толку другое: как быстро она поняла, что я не её племянница! Осознав это, я отважно села в её кресло. Взяла в руки её вышивание. Поглядела на стопки брошюр, накладных и счетов. Ящик, в котором она копалась, остался незапертым. В приступе любопытства я открыла его. Там было полно всяких скрепок для бумаги, конвертов и наклеек с адресами. В углу какие-то пакеты из фольги с таблетками от желудочного расстройства. Я закрыла этот ящик и потянула за ручку второй сверху, до отказа забитый пачками старых писем, перевязанных резинкой, с марками разных городов. На глаза мне попалась английская марка. На верхнем конверте довольно худосочной стопки - не более дюжины писем - было написано карандашом "Мари-Кристин". Уже не контролируя себя, я сняла резинку и открыла верхний конверт. Внутри был единственный листок, сложенный пополам. Почерк был крупный, по-детски кособокий. По-французски, на школьном уровне языка, Крис благодарила Tante Матильду за шарфик, полеченный в день рождения. Я быстро сунула записку обратно в конверт и открыла другой.