Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим Страница 42

ПЕСНЯ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Часы бегут. Ночная пеленаВзвивается, вся влажная от пара,И каплями алмазными на землюРоса обратно падает, цветовИ зелени усугубляя свежесть;Царят в прозрачном воздухе зефирыИ нежным дуновением своимЗовут к покою сладостному смертных.

Уже в объятьях сна они успелиЗабыть труды и беды все, когдаОт вечности не дремлющее окоНа землю устремил Владыка мира.Остановив с отеческой любовьюСвой взор на добродетельном вожде,Ему ниспосылает Он виденье,Небесную вещающее волю.

Недалеко от золотых ворот,В которые лучом стучится солнце,Хрустальная есть дверь: через нее-тоПеред восходом солнечным слетаютНа землю сны, селений горних дети,Вливающие в чистые сердцаИ радость и надежду; сон ГотфридаНа крыльях золотых слетел оттуда ж.

От века сны еще видений людямСтоль радостно-прекрасных не являли.Глазам Готфрида все открыты тайныОбителей и областей небесных:Он истину в ее истоке видитИ существа в действительности их;Он мнит себя в тот миг перенесеннымВ безбрежно-светозарное пространство.

Пока дивится он картине мираВ гармонии и красоте движений,Является вдруг воин перед ним,Увенчанный искристыми лучами,И голосом, которому он равныхПо нежности не слышал, произносит:«Иль ты не узнаешь меня, Готфрид?Не узнаешь Гуго, чьим был ты другом?» —

«Прости, мои глаза ослепленыТвой образ окружающим сияньем;Я разглядеть черты твои не в силах», —И с этими словами троекратноПытается он друга сжать в объятьях;Но троекратно тень, как сновиденье,Как воздух, от объятий ускользаетИ с ласковой улыбкой говорит:

«Уж я теперь не в смертной оболочке;Я – дух неосязаемый теперь,Божественных чертогов обитатель:Здесь все твои, и для тебя там место».Готфрид его перебивает: «Скоро льСоединюсь я с вами? Ах, когда бСмерть порвала те узы, что блаженствоМое немилосердно отдаляют!»

Гуго в ответ ему: «Разделишь скороТы наше торжество и нашу славу;Но поприще земное ороситьЕще и потом должен ты, и кровью.Священный город должен ты избавитьОт ига нечестивого и в этихСтенах свою державу учредить;Тебя же после смерти брат заступит.

Но, чтоб еще разжечь любовь святую,Которою твое пылает сердце,Останови свой взор на этих солнцах,Что правят всем движеньем мировым,И слух твой для гармонии небесной,Для музыки божественной раскрой;А после опусти свой взор на этуПеску и пыли низменную груду.

Вот жалкое ристалище для вашихЧестолюбивых помыслов и дел!Вот та теснина, где являть вы властныВсе нищенское чванство и величье!И эта-то песочная крупинкаВ несчастном тонет озере, что выЗовете Океаном иль Пучиной,Себя же громким именем прельщая».

Презренья полный взгляд Готфрид бросаетНа землю: море, реки, государства —Все перед ним сливается в однуДля глаза неприметную пылинку.Не надивится он, что наша гордостьГоняется за этими тенями,О Небе, нас зовущем, забываяИз-за пустой и рабски лживой славы.

И говорит: «Коль Господу ещеПорвать мои оковы не угодно,То укажи, по крайней мере, верныйМне путь средь окружающих обманов». —«По верному пути ты шел доныне,Держись его и впредь; один тебеСовет я дал бы: доблестного сынаБертольдова скорей верни из ссылки.

Вождем Христова воинства тебяИзбрало Провидение, а этотГерой твоих предначертаний свышеУказан исполнителем; и еслиТы – голова, то он – рука похода.Никто бы заменить его не мог,И преступленье б совершил ты, славу,Ему принадлежащую, похитив.

И одному ему лишь сужденоПроникнуть в лес и сокрушить те чары,Что доступ преграждают христианам;Утративший отвагу и надежду,Воспрянет с новой бодростью твой стан,Едва его любимец возвратится:Разрушит он солимскую твердынюИ весь Восток в бессилие повергнет».

Готфрид же восклицает: «О, когда быЯ мог его увидеть снова! СердцеМое открыто; знаешь ты,Как я его люблю и уважаю;Но где его найти и что мне делать?Просить ли я, приказывать ли должен?И разве возвращение егоНе будет нарушеньем дисциплины?» —

«Всевышний, изобильно на тебяЩедроты изливающий, желает,Чтоб те, кем избран ты в вожди всей рати,Тебе почет оказывали должный:Не можешь ты, не унижая властиНачальника, до просьбы снизойти,Пусть за него тебя другие просят,А ты лишь слушай их и не противься.

Самим Всевышним вдохновенный, ГвельфПеред тобой ходатайствовать будет,Чтоб ты простил Ринальду заблужденье;Не сомневайся: юноша-герой,Хотя сейчас от стана и далеко,И одержим притом безумной страстью,Но явится немедленно, едваУслышит, что его нужна вам помощь.

Пустыннику доступны тайны неба,И он руководить сумеет теми,Кого ты по избранию захочешьНа поиски Ринальда снарядить.Путями неизведанными скороОни его убежища достигнут,И снова все соратники твоиСберутся под знаменами твоими.

А напоследок радостную тайнуТебе открою: кровь твоя сольетсяС Ринальдовою кровью, и плодомСлиянья будет славное потомство», —И с этими словами исчезаетГуго, как пар от ветра иль от солнца;Готфрид же пробуждается, таяВ душе и удивленье и утеху.

Уже светило дня, взойдя на небо,Пустилось в путь по ясной синеве;Готфрид, покинув ложе, надеваетСвои тяжеловесные доспехи.Спустя немного времени к немуВ шатер вожди приходят остальныеИ тут же приступают к обсужденьюСовместному, что надо делать дальше.

И начинает Гвельф; по вдохновенью,Ниспосланному свыше, он с такимиСловами обращается к Готфриду:«Решаюсь, государь, я к твоемуПрибегнуть милосердию; быть может,Другой военачальник, а не ты,Мою к тебе почтительную просьбуНескромной, преждевременной нашел бы.

Но просит за Ринальда, просит ГвельфИ просит богоносного Готфрида:Не для меня лишь милость; за нееГорячую разделит благодарностьСо мной все наше доблестное войско.Дозволь, молю, племяннику вернутьсяИ, кровь за дело общее пролив,Смиренно искупить свою ошибку.

Да кто ж другой осмелится проникнутьС оружием в ужасный этот лес?И кто другой способен обнаружитьБесстрашие такое перед смертью?Увидишь ты, как быстро одолеетТвердыню он и вторгнется в ворота.О государь, верни же нам того,В ком все надежды наши и желанья!

Племянника верни мне, а себе —Послушное орудие велений;Освободи его от мрачной негиИ призови на лоно славы бранной;Пусть под твои знамена станет он;Пусть на твоих глазах в кровавых битвахДостойные его отваги лаврыОн подвигами новыми стяжает».

И шепотом живого одобреньяВсе воины поддерживают просьбу;Как будто уступая настояньям,Готфрид свое решенье произносит:«Как в милости я мог бы отказать,Когда о ней вы просите так пылко?Сегодня пусть молчит закон; лишь вашимЖеланьям я хочу повиноваться.

Итак, пусть возвращается; но долженОн страсти обуздать свои и нашеДоверие делами оправдать.Гвельф, извести его: уж он, надеюсь,Засиживаться там теперь не станет;Кого послать, сам выбери и сам жеНаправь его в то место, где Ринальд,По мненью твоему, в плену томится».

Тогда встает датчанин. «На меня, —Он говорит, – вы это возложите;Я ничего не убоюсь, чтоб волюВождя великодушного исполнить».Его отвагу зная хорошо,Согласен Гвельф послом его отправитьИ в спутники дает ему Убальда,Разумного и опытного мужа.

Еще от ранней юности УбальдуПришлось в далеких странах побывать:С полярных льдов судьба его бросалаВ горючие пустыни эфиопов;Он много знал народов разных, зналИх языки и нравы; в зрелых летахЕго к себе приблизил Гвельф и скороСчитал его среди своих любимцев.

Обманутый молвой упорной, ГвельфГотов обоих воинов отправитьК стенам, где Боэмунд страною правит,К стенам, где укрывается доныне,По убежденью общему, Ринальд;Пустынник же, которому известно,Что Гвельф введен другими в заблужденье,Явившись вдруг, беседу прерывает.

И говорит: «Обманутые мненьемТолпы, вы лишь блуждали бы напрасно,Разыскивая верные пути.Шаги направьте прямо к Аскалону;Там, у речного устья, человекаВы встретите: он – христианам друг,Его словам без опасенья верьтеИ следуйте его советам слепо.

Имеет светлый ум он от природы;А к посещенью вашему давноЕго я подготовил: вы найдетеВ нем доброты не меньше, чем рассудка».На этом речь свою кончает Петр;И на его не посягая тайны,Послушны оба воина наказам,Что им как бы вещают волю Неба.

Так, в путь собравшись, скачут без помехиОни туда, где стены АскалонаОмыв, теченье воды прекращают;Но, прежде чем услышать плеск волны,Они принуждены остановиться:Разлившись пеленой необозримой,Бурливая и быстрая рекаВнезапно преграждает им дорогу.

Пока Убальд с датчанином глазамиРазлива измеряют глубину,Является вдруг старец перед ними.Величием и кротостью сияютЕго черты; одежда – словно крылья;На голове – венок из листьев бука;С жезлом в руке, он по равнине водной,Как будто по сухой земле, идет.

Так жители полярных стран зимоюПеребегают скованные реки,И волны неподвижные их телВыдерживают тяжесть невозбранно.И так же старец к воинам подходитИ, пораженным, говорит: «Друзья,Вы в трудное пустились предприятьеИ вам нужна испытанная помощь.

От здешних мест соратник ваш далеко,В неверной и безлюдной стороне.О, если б только знали вы, как многоТрудов вам предстоит еще! Как многоМорей и рек вам переплыть придется!Там, где пределы ведомого мираДальнейший смертным преграждают путь,Там в этот миг предмет исканий ваших.

Не погнушайтесь лишь за мною вследНаправиться к пещерам потаенным,Где я себе устроил пребыванье:Там важные поведаю я тайны,Которые вам знать необходимо».Потом повелевает он, чтоб волныДвумя стенами стали, разделившись,И волны повинуются ему.

Взяв за руки, ведет обоих старецВ глубокую пещеру под рекою.Колеблющийся бледный свет в нееИзвне путем незримым проникает;Но и при этом слабом освещеньеОни водохранилища все видят,Откуда сетью резвых ручейковВода стремится в реки и озера.

Они находят тайные протокиВолн Иордана, Ганга и Евфрата,Истоки Танаиса, а равноПитомники неведомые Нила;Потом реку такую открывают,Что серно-ртутной жидкостью струится:От жара уплотняясь, образуетМеталлы драгоценные она.

По берегам редчайшие каменьяСверкают разноцветными огнямиИ подземелья тяжкий полумракПленительным мерцаньем озаряют:Сапфир в небесной нежится лазури;Топаз, алмаз, пироп слепят глаза;Но манят и влекут их переливыЛаскающих оттенков изумруда.

Подавленные зрелищем чудесным,Идут они в молчании глубоком.И молвит, наконец, Убальд: «Скажи,Почтенный старец, что за место это;Скажи, куда ведешь нас; удостойОткрыть, маститый, кто ты. С каждым шагомВсе больше поражаясь, я не знаю,Во сне все это вижу или вправду». —

«В земной утробе вы теперь, средиИсточников земного процветанья;Проникнуть в эти сумрачные бездныМогли вы лишь со мной; веду же васЯ в свой дворец, который перед вамиСейчас в чистейшем явится сиянье.Родился я в грехе, но после душуВолною благодатною омыл.

Не темные мной руководят силы;Прочь от меня кощунственные чары,Которыми возможно исторгатьУ ада сокровеннейшие тайны!Природу я пытаю; в недрах водИ трав ищу спасительные свойства;Законы изучаю мировойГармонии и хода звезд небесных.

Я не всегда живу вдали от неба;Нередко поселяюсь на вершинахЛивана и Кармела я, и тамОткрытое лицо мне и ВенераИ Марс являют; там я изучаюИ медленный и быстрый ход светилИ взоров их, для нас благоприятныхИль пагубных, исследую влиянье.

Я вижу, как, меняя краски, тучиСкопляются и тают надо мной;Дождей и рос образованье вижу;Слежу за переменчивым полетомВетров и за излучинами молний;Смотрю на небо звездное над вамиИ, знаньями своими упоенный,Я некогда дивился сам себе.

В тщеславии безумном верил я,Что истинной, непогрешимой меройМогущества Создателя владею;Когда ж благочестивый ваш пустынникМне голову с молитвой оросилВодою освященною, внезапноКак бы прозрел душою я и понял,Что свет мой был глубокой тьмой ошибок.

Не нашим слабым, понял я, глазамНа истину взирать в предвечной славе;И надсмеялся я над суетою,Питавшею мое высокомерье.Послушный наставленьям мудреца,Я склонностям не изменяю прежним;Но, о себе самом уж забывая,Лишь в нем руководителя я вижу.

Властитель дум моих, он направляетМои шаги и просветляет сердце;Порой соизволяет он явитьЧерез меня какое-либо чудо.Так из цепей исторгну я героя,Которого вы ищете; ПетромДаны мне указания на это,И я уже давно вас поджидаю».

С такою речью воинов к пещере,Жилищу своему, приводит старецИ пышные, обширные чертогиИх взорам изумленным открывает.Здесь недр земных все собраны богатства,Но между украшений драгоценныхНет ничего, что создало б искусство:Природы лишь одной везде дары.

Здесь оба гостя новые находятК своим услугам сотни ловких рук.Великолепный стол и серебром,И золотом, и хрусталем сверкает.По окончанье пышного обедаК пришельцам обращается хозяин:«Теперь настало время для меняИсполнить то, что вам всего дороже.

Знакомы вам Армида и ееКоварные деянья; вам известно,Как лучших ваших воинов в тенетаСвои она искусно завлекла;И, наконец, вы знаете, что замокНеверной стал для них тюрьмой, что в ГазуОна отправить узников хотелаИ что герой от стражи их отбил.

Но неизвестно вам, что было дальше,И это вы узнаете сейчас же.Когда из уз неверной ускользнулаДобыча драгоценная, онаРазодрала себе от горя рукиИ в ярости сама себе сказала:«Не потерплю, чтоб он, меня лишивНевольников, еще хвалился этим.

Разбил он цепи пленников, так пусть жеИх носит сам! И пусть познает теУдары, что другим я назначала!Мне этого для мщенья не довольно:Всех истребить клянусь». И в сердце черномГотовятся уж новые злодейства.Летит она туда, где одержалРинальд победу над ее отрядом.

Герой оставил там свои доспехиИ для того, чтоб узнанным не быть,Переоделся в платье иноверца.Коварная тотчас среди убитыхНаходит обезглавленное тело,В Ринальдовы доспехи облекаетИ у реки кладет, где христианеДолжны в недолгом времени пройти.

Она все рассчитала без ошибки;Ей каждый шаг ваш был всегда известен:В равнине, где расположились вы,Довольно соглядатаев шныряло,Переносивших ей все тайны ваши.И Ад, ее велениям послушный,Заботы прилагал свои к тому,Чтоб для нее у вас все было ясно.

Потом недалеко от тела ставитОна порасторопней человекаВ пастушечьей одежде и наказДает ему, что говорить и делать.Тот, выйдя вашим воинам навстречу,В сердца их подозренье зароняет,Рождающее ссоры и едваК кровавой не приведшее развязке.

Пошли по стану толки, что ГотфридК Ринальду подослал убийц наемных:Чудовищная мысль, легко и быстро,Как мрак ночной, рассеянная слабымЛучом блеснувшей правды! ТаковаБыла Армиды первая удача;Но новую ловушку лиходейкаГотовила уж юному герою.

На берегах Оронта, где река,Раздвоиваясь, омывает остров,Армида ждет наверное Ринальда,И он туда является невдолге.Там у воды колонну видит онИ рядом приготовленную лодку;Колонна вся из мрамора, и надписьНа ней сверкает ярко золотая:

«О путник! Кто бы ни был ты, случайностьИль выбор твой привел тебя сюда,Узнай, что на пути своем по небуТаких чудес не озаряет солнце,Какие ты на острове найдешь».Героя побеждает любопытство;Оруженосцев бросив, он садитсяВ чуть-чуть его вмещающую лодку.

И вот уж на другой он сходит берег.По острову скользит он жадным взором,Но видит воду лишь вокруг, пещеры,Лужайки да цветы и своегоСтыдится легковерия; однако жНезримых чар он чувствует влиянье,Снимает шлем тяжелый с головыИ воздух восхитительный вдыхает.

Вдруг слышится журчание воды;Ринальд глядит и видит: посрединеРеки волна вздымается, кружится,И вскоре из нее наверх всплываетСначала темя русое, потомВся голова, и грудь, и плечи нимфы,И напоследок будто бы АмуромИ Грациями созданное тело.

Так в зрелищах ночных мы часто видим,Как облако, спускаясь постепенноИ медленно, являет нам богиню;Так некогда сирен изображали,Коварных обитательниц тех вод,Что к берегам Этрурии ласкались:Так эта дева взор красой пленяет,Так песнями она пленяет слух.

Она поет: «О нежные сердца,Не обольщайтесь лживыми лучамиСуровой добродетели! Счастливцы —Кто следует всегда своим желаньям!Счастливцы – кто сбирает те плоды,Какие предлагает каждый возраст!Останетесь ли глухи вы к тому,Что говорят и мудрость и природа?

Безумные, зачем даете вянутьЦветам, что сыплет молодость на вас?И слава и отвага, это все —Пустые лишь слова, пустые бредни.Молва, что слух гордыни вашей тешит, —Не более как отголосок, сон,Тень сна; и, чтоб как дым исчезла,Малейшего довольно дуновенья.

Спокойно наслаждайтесь: пусть душаНе ведает упреков в увлеченьях,И пусть ее, что вам ни предстояло б,Зловещие предчувствия не мучат.Пусть молнии и громы мечет Небо,Над тщетными усилиями смейтесьИ, нежась в удовольствиях беспечно,Лишь мудрости внимайте и природе».

Мелодиями нежными РинальдаПленительница-нимфа усыпляет,И сладкий сон овладевает им;Страшнейшие удары громовыеИзвлечь его, казалось, не смогли быИз этого глубокого покоя,Похожего на смерть. И вот АрмидаСпешит к нему для совершенья мести.

Когда ж она перед собою видитЛицо в оцепененье мирном, губы,Согретые улыбкой, и глаза,Сверкающие даже через веки,В ней гаснет гнев: она, не отрываясь,Красе его дивится, как Нарцисс,Склонившийся над родником зеркальным,Дивился своему же отраженью.

Она со щек героя отираетРосистый пот прозрачным покрывалом,Любовным дуновеньем освежаяВдыхаемый им воздух; это сердце,По твердости подобное алмазу,До той поры холодное, как лед,Вдруг тает и смягчается, покорноОгню мятежной страсти отдаваясь.

Потом из всех цветов, что в изобильеРастут на этом острове чудесном,Она неразрываемые узы,Хотя и очень нежные, сплетает,Опутывает ими, как цепями,Ринальда по рукам и по ногамИ, положив его на колесницу,На воздух поднимается с ним вместе.

Не в том, однако, замке близ Дамаска,Что гибелен так был для христиан,Она теперь с добычей скрыться хочет;Сжигаемая пламенем ревнивым,И слабости своей стыдясь, онаПриют себе готовит в океанеНа острове безвестном и пустынномИз тех, что мы «Счастливыми» зовем.

Там, наверху горы, под вечной теньюДеревьев густолиственных велитОна, сначала пруд обширный вырыв,На берегах его воздвигнуть замок;Под действием ее могучих чарПо склонам вся гора покрыта снегом,И лишь одна вершина исчезаетПод зеленью, пестреющей цветами.

И там, в неувядающей весне,Армида и Ринальд вкушают негу;Из этой-то тюрьмы в пустыне воднойВам предстоит освободить героя.Убежище влюбленной охраняютЧудовища: их победить придется;Но будет проводник у вас надежныйИ верное оружие в руках.

Покинув русло, встретите тотчасВы женщину уже в годах преклонных,Но юности сберегшую всю свежесть:Узнать ее легко по многоцветнойОдежде и по длинным волосам.Через моря вы с ней перелетитеБыстрей орлов иль молнии; она жеНазад вас в безопасности доставит.

Внизу горы увидите вы змей,С угрозой шевелящих головами,Увидите клыки точащих вепрей,Медведей, львов, вас растерзать готовых;Но, этого жезла лишь свист заслышав,Они и шевельнуться не посмеют.Опасности страшнейшие вас ждутУ самого жилища, на вершине.

Там ручеек течет: неотразимоК себе он манит жаждущих; меж темВ его струях прозрачных и прохладныхГубительная кроется отрава.Кто только их отведает, тогоОхватывает сразу опьяненье:Неудержимый смех его терзаетИ в радости безумия он гибнет.

Бегите, ах, бегите струй ужасных!Бегите яств, расставленных на сочнойТраве у ручейка! Спешите дальше,Не слушайте призывных голосовКрасавиц вероломных; пусть ониВам нежные шлют взгляды и улыбки:Пренебрегите ими и в чертогВолшебницы входите, не колеблясь.

Тотчас же в лабиринт вы попадете,Где сбились бы, наверное, с пути;Но я чертеж вручу вам, на которомИзвилины все точно обозначу.Итак, до очарованного садаДойдете вы: там все любовью дышит;На бархатной траве там со своейВозлюбленной герой ваш пьет блаженство.

Как только он останется один,Явитесь перед ним без замедленьяИ покажите щит ему алмазный,Который я тотчас вручу вам также.Увидит он себя в нем разодетым,Как женщина: тогда и стыд и гневВ его завороженном сердце вспыхнутИ смоют все следы позорной страсти.

Ничто теперь вас задержать не может:Все пасть должны препоны перед силой,Что к цели вас незримо поведет;И для самой Армиды даже будетВполне нежданным ваше появленье.Рука, в пути хранительница ваша,И вам троим уже обратный путьС заботливостью той же обеспечит.

Но надо, чтобы с первыми лучамиОтправились вы завтра, а сейчасПора уже вам отдыху предаться».И с этими словами он обоихВ покой, им приготовленный, отводит,А после удаляется к себе,Вдвоем их до рассвета оставляяИсполненными чувств и мыслей новых.

ПЕСНЯ ПЯТНАДЦАТАЯ