Море исчезающих времен - Габриэль Гарсия Маркес Страница 44

Еще на заре, быстро столковавшись по всем делам, касающимся ее души, с отцом Антонио Исабель, Великая Мама взялась обговаривать дела, касающиеся ее сундуков, с прямыми наследниками – десятью племянниками и племянницами, что все эти дни неотлучно торчали у ее постели. Поблизости находился бормотавший нечто невразумительное отец Антонио Исабель, которому было сто лет без малого. Десять рослых мужиков загодя внесли дряхлого священника на второй этаж прямо в спальню Великой Мамы и решили оставить его там, дабы не таскаться с ним туда-сюда в последние минуты.

Старший племянник Никанор – здоровенный и хмурый детина в сапогах со шпорами, в хаки, с длинноствольным револьвером тридцать восьмого калибра под рубахой – отправился за нотариусом. Более двух недель цепенел в напряженном ожидании двухэтажный господский особняк, пропахший медовой патокой и душицей, где в полутемных покоях теснились лари, сундуки и невесть какой хлам четырех поколений, чьи кости давно истлели. В длинном коридоре с крюками по стенам, где еще недавно висели свиные туши и в загустевшей духоте августовских воскресений сочились кровью убитые олени, теперь прямо на мешках с солью и грудах рабочего инструмента спали вповалку уставшие пеоны, готовые по первому знаку седлать лошадей и нести горестную весть во все стороны бескрайнего Макондо.

В зале собралась вся родня Великой Мамы. Женщины, землисто-бледные от ночных бдений, да и вообще малокровные по дурной наследственности, были, как всегда, в трауре, в извечном, глубоком трауре, ибо в клане их повелительницы покойники не переводились.

Великая Мама с матриархальной непреклонностью обнесла свое родовое имя и свои богатства неприступной стеной, и, не выходя за ее пределы, кузены женились на родных тетках, дядья на племянницах, братья на невестках, и такая шла кровосмесительная чехарда, что само продолжение рода обернулось порочным кругом. Лишь Магдалене, младшей из племянниц, удалось преодолеть жестокую ограду. Она умолила отца Антонио изгнать из нее бесов, насылавших ночные кошмары, а потом остриглась наголо и отреклась от земных радостей и всяческой суеты в одном из новициатов Апостольской префектуры.

Однако племянники не роняли мужской чести и усердно пользовались правом первой ночи где случится – в селении, на хуторе, под кустом при дороге – и наплодили за пределами законных семей целую прорву незаконнорожденных отпрысков, которые жили среди челяди Великой Мамы, пользуясь ее покровительством.

Близость смерти взбудоражила людей. Голос умирающей старухи, привыкшей к почету и покорству, был не громче приглушенных басов органчика в закрытой комнате, но он докатился до самых дальних уголков Макондо. Ни один человек не остался равнодушным к этой смерти. Целый век Великая Мама была как бы центром тяжести всего Макондо, точно так же, как два столетия до нее – ее братья, ее родители и родители ее родителей.

Само царство Макондо разрослось вокруг их великого рода. Никто толком не знал ни о происхождении, ни о реальной стоимости ее имущества, ни о размерах владений, ибо люди давно уже свыклись с тем, что Великой Маме подвластны воды проточные и стоячие, дожди, что пролились и прольются, все дороги и тропки, каждый телеграфный столб, каждая засуха и каждый високосный год, да и вообще по неоспоримому праву наследования – все земли и все, в чем есть жизнь. Когда Великая Мама выплывала на балкон подышать вечерним воздухом и обрушивала на старую качалку всю неодолимую тяжесть своего разбухшего донельзя тела вместе со своим величием, то казалась поистине самой богатой и могущественной властительницей в подлунном мире.

Никому из ее верноподданных не приходило на ум, что она смертная, как и все люди. Никому, кроме, разумеется, близких родственников да и ее самой, особенно в те часы, когда ей докучал провидческими наставлениями старец Антонио Исабель. Но при всем при том Великой Маме верилось, что она проживет более ста лет, как ее бабка с материнской стороны, которая в 1875 году, окопавшись на собственной кухне, дала решительный отпор солдатам Аурелиано Буэндиа. Лишь в апреле нынешнего года Великая Мама усомнилась в том, что Бог будет к ней столь милостив и что она сумеет самолично в открытом бою истребить всю банду федералистских масонов.

Когда Великая Мама окончательно слегла в постель, домашний лекарь неделю подряд лепил ей горчичники и велел не снимать шерстяных носок. Лекарь этот, перешедший к ней по наследству, был увенчан университетским дипломом в Монпелье, но согласно своим философским воззрениям отвергал научный прогресс. Великая Мама наделила его неограниченными полномочиями, изгнав из Макондо всех, кто занимался врачеванием. Было время, когда не знавший соперников эскулап объезжал верхом на коне весь край, дабы заглянуть к самым тяжелым больным на самом исходе их жизни. Природа по щедроте своей сделала дипломированного доктора отцом великого множества незаконнорожденных детей, но однажды в лодке его вдруг сковал жестокий артрит, и с тех пор лечение жителей Макондо шло заглазно, посредством всяческих советов, догадок и коротеньких записок.

Только по зову Великой Мамы доктор кое-как проковылял, опираясь на две палки, через площадь и явился в пижаме прямо в ее спальню.

Лишь на восьмой день, уразумев, что его благодетельница кончается, он приказал принести сундучок, где хранились у него пузырьки и баночки с этикетками на латыни, и оставшиеся три недели донимал умирающую бесполезными микстурами, свечами и припарками, согласно допотопным способам. Ставил пиявки на поясницу, а к самым болезненным местам прикладывал испеченных лягушек. И вот настал тот рассветный час, когда знатного доктора все-таки взяло сомнение – то ли звать цирюльника, чтобы он пустил кровь Великой Маме, то ли отца Антонио Исабель, чтобы изгнать из нее нечистую силу. Тогда-то племянник Никанор и снарядил за священником десять дюжих молодцов из прислуги, которые доставили престарелого служителя церкви в спальню Великой Мамы – притащили его на скрипучей плетеной качалке под балдахином из выцветшего шелка.

Звон колокольчика, который опережал отца Антонио, спешившего с последними дарами к умирающей, задел тишину сентябрьского рассвета и стал первым вещим знаком для жителей Макондо. С восходом солнца площадь перед домом Великой Мамы уже походила на веселую деревенскую ярмарку.

Многим вспомнились давние времена, вспомнилось, какое веселое гулянье и ярмарку устроила Великая Мама на свое семидесятилетие, какой пир закатила. Простому люду выкатывали на площадь громадные оплетенные бутыли с вином, тут же на месте резали скот, а на высоком помосте трое суток подряд наяривал без продыху настоящий оркестр. В жидкой тени миндаля, где на первую неделю нынешнего века стоял лагерь полковника Аурелиано Буэндиа, шла бойкая торговля хмельным массато, кровяной колбасой, жареной требухой-фритангой, всяческой выпечкой и кокосовыми орехами.