Ричард Хьюз - В опасности Страница 5

Среда

Глава III

Дик Уотчетт был очень занят и возбужден. Первый ураган в его жизни - а он его так ждал. Кроме того, капитан - поскольку капитаны, помимо всего прочего, еще и учителя - сделал его воображаемым командиром судна, заставил повторить, на основе показаний барометра и направления ветра, те же расчеты, которые проделал сам, и сказать, какие необходимы действия. Это было интересно, но он волновался (потому что рапорт капитана о нем после плавания будет зависеть от его ответов).

Когда все кончилось, он почувствовал себя как школьник после уроков. Он надеялся, что ураган сделает что-то эффектное, что ветер согнет крепкие железные поручни или как-то еще засвидетельствует свою осязаемую силу ярко, чтобы написать домой. Но трудно было ожидать ярких эффектов на таком большом и хорошо оснащенном судне, как "Архимед". Не повалятся мачты. Не застынет прибитый волнами к штурвалу рулевой с солеными брызгами на бороде. Нет: прочная рулевая рубка посреди мостика - высоко над волнами, и толстое стекло полностью защищает тебя от непогоды. И за штурвалом вовсе не викинг, а стоит на старой циновочке маленький рулевой-китаец с лицом как печеное яблоко.

В восемь, отправившись на обход, мистер Бакстон взял Дика с собой. Идти по палубе против ветра было все равно что идти в гору: те же усилия, тот же наклон тела к земле. Как будто судно стояло не против ветра, а на корме, когда ты шел на бак; а когда шел обратно, ты будто падал с лестницы.

Громкий сиплый визг шторма сменился оглушительным ревом. Воду, летевшую на бак, ветер превращал в пыль, а за корму она уносилась туманом. На поручнях она стояла маленькими блестящими веерами. Даже смазку из лебедок несло с брызгами на верхнюю палубу.

За бортом - не привычное море, а холмистая водяная страна. Ветер сдирал шкуру с волн, оставляя мелкие белые оспины. Волны обламывались, глотали собственную пену: ее видно было глубоко под поверхностью. Вдруг налетел дождь. Капли прыгали по воде, она зашерстилась легким росным ворсом, как луг. Как будто голое море отращивало шерсть.

И сразу Дику стало радостно, что Сюки здесь нет. Ветер лучше женщин. Одни мужчины на судне, и ни один - по крайней мере на время шторма - ни в кого не влюблен: все помыслы только о предстоящей борьбе с воздухом. Это самое лучшее.

Вслед за Сюки вспомнился вкус кукурузного виски; сознание решительно оттолкнуло его. Внезапно Дик ощутил уверенность, что больше никогда не прикоснется к спиртному: это отвратительная штука. Стакан пива от силы. И не курить. Его это немного удивило; обычно он получал от спиртного и табака удовольствие, как все. Это было вроде обращения - не духовного, потому что оно не имело ничего общего ни с моралью, ни с решимостью. Просто вдруг переменились вкусы - и так круто, что обратная перемена представлялась невозможной. Отвращение к девушкам, табаку и питью; и все - от ветра. Потом от восторга перед штормом закружилась голова, и морская болезнь настигла его.

2

В девять часов, когда судно повернуло носом к волне, сила ветра составляла всего 7 баллов (по шкале Бофорта), а барометр стоял на 751. К полудню он упал до 746, и сила ветра достигла 10 баллов. Это очень сильный ветер, такой у нас в Англии редко бывает, даже когда кажется, что небо лезет из кожи вон; а тут он еще усиливался.

Ясно: шторм разыгрался не там и не той силы, как предсказывалось. Счастье еще, что они загодя принайтовили все незакрепленные вещи. Теперь это было бы трудно. Даже заняться этим было бы трудно.

Волны, громадные глыбы с острыми вершинами, бежали во всех направлениях, целеустремленно и стремительно. Они были величиной с дом и двигались со скоростью поезда. Иногда налетали друг на друга и вместе выбрасывались вверх. А иногда вдруг били в борт и разлетались веером брызг, на мгновение заслонявшим весь мир. Окна мостика высоко над палубой были совершенно слепыми от брызг; разглядеть что-нибудь можно было только через "смотровое стекло" (быстро вращающийся стеклянный круг, на котором вода не удерживается). А стоило отойти на край мостика, где не было стекол, как глаза сами закрывались от ветра.

Прямо под мостиком были каюты помощников капитана - у каждого своя каморка; там же, внизу, прямо позади салона - каюты механиков. По обеим сторонам от кают - короткие коридоры, через них проходят рулевые тяги от мостика. Каюта мистера Макдональда выходила в правый коридор, в левый каюта врача.

Доктор Франгсон, пожилой человек, никогда не говорил о своем прошлом. Работа судовым врачом - едва ли предел мечтаний для медика, и пожилых на этой должности встретишь редко. Единственным ключом к его прошлому (если это можно назвать ключом) была коробка с медалями, хранившаяся в ящике с нижним бельем. Никто их толком не видел: одни говорили, что медали - с бурской войны, другие - что это иностранные награды; а стюард утверждал, что получены они на флоте. Еще доктор Франгсон коллекционировал старинные музыкальные инструменты - лютни, серпенты, рекордеры и тому подобное. Он брал их с собой в море, в запечатанных стеклянных ящиках для защиты от сырости. Утром он проложил эти стеклянные ящики корпией и перевязочными материалами, чтобы они не стукались при качке.

В два часа мистер Макдональд, человек довольно старый, отправился к себе в каюту отдохнуть; Дик Уотчетт тоже пошел к себе, посмотреть, не осталось ли чего-нибудь бьющегося там, где оно могло разбиться. В шумном машинном отделении распоряжался четвертый механик. Капитан Эдвардес с мистером Бакстоном были на мостике и намеревались остаться там. Ветер все усиливался. Рев его в ушах грозил запугать мозги до беспамятства. Атмосфера теперь почти целиком состояла из водяной пыли; сквозь нее ничего не было видно. Лишь иногда в мгновения затишья удавалось разглядеть море или хотя бы палубу. Лишь по содроганиям судна можно было почувствовать, какие обрушиваются на него валы - да еще по немыслимому грохоту ударов. Увидеть ничего было нельзя. Из мокрой штурманской рубки сквозь стекло можно было разглядеть маленького рулевого-китайца на циновке; но снаружи - ни зги; да и чтобы услышать друг друга, приходилось кричать прямо в ухо.

Однако чем свирепее ураган, тем меньше (как правило) его площадь, а значит, тем скорее он кончится. Если повезет - к вечеру. То есть если не случится чего-то неприятного.

Но в два часа неприятность случилась, и большая. В два часа машины на среднем ходу перестали справляться - удерживать судно носом к ветру. И капитан Эдвардес протелеграфировал полный вперед. Но ничего не изменилось: винт уже не мог удержать судно и лишь беспомощно ревел в молоке под кормой.

Судно поворачивалось. Зыбь била в правую скулу. Ветер задувал справа.

Рулевой отчаянно жестикулировал за стеклом, показывая, что с рулем неладно. Так вот оно что! Но исправить ничего было нельзя, оставалось только наблюдать, как ползет по картушке стрелка компаса. К тому времени, когда приведут в действие запасной штурвал на полуюте, "Архимед" станет к ветру бортом, и тут уж никакими силами не вернуть его на курс, пока не спадет ветер. Все произошло минут за пять; теперь судно стояло бортом к ветру, сильно накренясь, беспомощное; и мистер Бакстон, отметив время, записал это в журнал.

Но он с удовлетворением отметил, что качка - короткая, резкая. Неуютно, само собой, но с точки зрения устойчивости - удовлетворительно. Однако крен был так велик, что стены и потолок с равным правом могли претендовать на звание горизонтали.

В рулевой рубке маленький китаец повис на бесполезном штурвале, как озябшая обезьянка на шее хозяина. Внезапный рывок отбросил его от штурвала. Циновка под ним поехала по наклонному полу мостика. Моментальный снимок (из штурманской рубки): китаец с сосредоточенным видом проносится на своих неожиданных санках в дальний конец и там врезается в поручни с такой силой, что они сгибаются, а колпак ходового огня, кувыркаясь, летит в море. Китаец лежит неподвижно на самом краю, пока Бакстон с капитаном не вытаскивают его обратно. Мертв или жив? Железные поручни просто так телом не согнешь. Но, как ни странно, он жив.

Четвертый механик Гэстон, молодой темноволосый выходец с Нормандских островов, временно распоряжавшийся в машинном отделении, по телеграфу запросил помощи. Светлый люк машинного отделения сорвало ветром, отделение наполнилось водяной пылью, и электричество погасло - короткое замыкание, а при таком крене управлять машинами и без этого было бы трудно. Пришли второй и третий механики, но без мистера Макдональда. Выходя из своей каюты, он увидел, что коврик из кокосового волокна забился под рулевую тягу; теперь он стоял на четвереньках и ногтями выковыривал коврик.

Рулевые тяги были его, и, хотя коврики относились к хозяйству мистера Бакстона, он понял, что нельзя было оставлять их вблизи тяг. Он не обратил на них внимания - и вот они заклинили руль.

Почувствовав, что судно поворачивает, Дик Уотчетт хотел выйти из каюты, но не смог. Ветер прижал дверь. С ней не справился бы и слон - Дик оказался в тюрьме. И не выйдет, пока не наступит затишье.