Валентина Немова - Святая святых женщины Страница 53

Ругань возле гроба — нет,? подумала я,? мама не одобрила бы это. Это было бы дико. Если бы можно было этой руганью, криком ее оживить, тогда другое дело. Но маму не оживить уже ничем…

В другой комнате сияла люстра. Там на диване сидела наша общая знакомая тетя Дуся Петренко, когда-то очень красивая женщина, столь же несчастная, как красивая…

Меня усадили в мягкое кресло, поставили передо мной столик, а на него тарелку с какой-то едой. Налили рюмку водки. Я выпила. Лида села на диван, рядом с тетей Дусей.

— Сперва у мамы отнялись ноги,? продолжала сестра свое повествование. — Мы с Родькой под ручки водили ее в туалет. Я писала тебе, ты не получила письмо? — спросила она у меня.

— Нет, пришло только одно, в котором мама поздравила Майю с днем рождения. А другое — нет.

— Вечером, перед тем, как это случилось, мама хорошо покушала. Приходила Галя, принесла арбуз и кукурузы. Мама съела, кажется, пол-арбуза. Потом кукурузу грызла.

— Арбуз-то на ночь и не надо было ей давать,? упрекнула я сестру. — В нем же много воды. А вода затрудняет работу сердца, тем более такого, как ее…

— Ну, не скажи,? заспорила со мной Лида. — Арбуз мочегонное. А мочегонное специально дают больным, уколы такие делают…

Я не стала больше препираться с нею. Что толку?

Теперь нужно было думать о том, чтобы без скандала похоронить умершую, а не разоряться на весь район.

— В эту ночь я долго не спала. Все заглядывала к маме в комнату, как будто чувствовала что-то. В три часа зашла, смотрю: она лежит, как всегда, поверх одеяла и не дышит. Я Родю позвала. Она сделала последний выдох, и все… Вытянулась. Мы скорее пошли к Гале, позвали ее. Взяли доску, переложили маму на нее с постели.

Лидин рассказ доходил до меня точно сквозь стену. Тетя Дуся слушала его, наверное, уже не в первый раз. Подтверждая слова Лиды, часто кивала головой.

Потом мы с тетей Дусей поменялись местами. Я села на диван, она в кресло. Мне подали подушку. Я улеглась прямо в платье, теперь даже не вспомню в каком. Хотя я и не спала всю ночь, заснуть мне удалось не сразу. Тетя Дуся и Лида горячо обсуждали Галину.

Из того, что говорила сестра своей собеседнице, я выяснила: маме так и не удалось скопить необходимой для ее похорон суммы. Те 360 рублей, которые для этой цели я оставляла Юдиным, а они якобы вернули ей, — отыскать не удалось. И мама, в присутствии младшей дочери, сказала старшей (до последней минуты жизни не утратила она твердой памяти и способности здраво рассуждать):

— Если со мной что случится, похороните меня на те деньги, которые ты по доверенности переложила с моих и Милочкиных книжек на свои…

Теперь Галина отпускала Юдиным эти денежки строго по списку, который составила сама: на гроб, на венки, на водку и т. д. Причем, если верить Лиде, страшно "жмотилась".

Зато не скупились Юдины, тратя эту наличность. Водки купили целый ящик. Надо же было, как они выражались, "по-русски похоронить". Мужикам, которые могилу рыли, поднести. На девять дней, на сорок — оставить. На полгода и на год. Где потом возьмешь спиртное? Его же по талонам продают.

На сегодняшний день все необходимое было уже сделано. Осталось только за автобус и за катафалк заплатить. Но вчера вечером Галина ничего не принесла. Может, утром принесет?…

Под этот разговор моей сестры с тетей Дусей я и уснула.

А когда проснулась, в 9 часов утра, то чуть не вскрикнула от испуга: надо мной склонился какой-то мужчина. Спросонья понять я не могла, где нахожусь и что это за человек (он, видимо, и разбудил меня). Был это Мишка, муж Светланы, племянницы моей.

— Юля, вставай,? сказал он повелительным тоном, забыв о том, что я ему в матери гожусь. Но одергивать его я не стала. Не было у меня на это сил.

— Пойдем к тете Гале,? продолжил он,? надо у нее взять деньги на автобус и на машину.

— А сколько надо? — спросила я, не представляя себе, как я могу сейчас заявиться к старшей сестре и потребовать у нее что-то.

— Рублей 50.

— Подожди минуточку,? попросила я. Спрятавшись в ванной комнате, достала деньги, зашитые в потайном карманчике, которые дала мне дочь взаймы специально для похорон, отложила, сколько надо было мне на обратный путь — на самолет, остальные, вернувшись в комнату, где ждал меня Михаил, отдала ему.

— Ты что, с ума сошел?! — набросилась на зятя сестра, вырвав у него из рук деньги. — Берешь у тети Юли! Знаешь, сколько она потратила, чтобы прилететь сюда? И сколько еще потратит? На все должна тетя Галя дать.

— Миша, не будем спорить у гроба,? вздохнула я.

А Лида, отдав Михаилу отобранные у него крупные купюры, вручила мне через несколько минут пачку облигаций, маминых, наверное, на ту же сумму, какую выпросил у меня Михаил…

Тут пришла Галина. Сняв верхнюю одежду, она осталась в роскошном платье из черных кружев и в красивом, тоже черном платочке. В будни одевалась, как уже было сказано, точно побирушка, а в торжественные дни старалась всех поразить своим богатством. На свадьбе, подумала я, взглянув на нее, уместно, может быть, устраивать демонстрацию своих дорогих нарядов, но использовать для этой цели похороны, к тому же родной матери, — это уже слишком. Еще раз убедилась я, что старшая моя сестра — бесчувственное чудовище, но этого ей, конечно, сейчас не сказала…

Галка позвала меня на кухню и, усевшись на табуретку, ошеломила неожиданной новостью:

— Ты знаешь,? заявила она, велев мне поплотнее закрыть дверь,? надо что-то делать. Мама, по всей вероятности, умерла не своей смертью.

— То есть? — встрепенулась я.

— Я приходила в ее последний вечер. И за три дня до этого, в пятницу, когда у нее отнялись ноги. У нее под глазом был кровоподтек, а лоб рассечен. И сочилась кровь.

— А что она тебе сказала, от чего это у нее?

— Она сказала, что упала. Я стала допытываться: "Может быть, это Родька ударил тебя?"? Нет,? повторила она шепотом. — Я упала.

— Я спросила у Лиды,? продолжала Галина,? почему они не вызвали врача. Лида ответила: "Подождем до понедельника". Я приказала ей сегодня же вызвать доктора. Она вызвала. Он видел ее синяк. И врачу она сказала то же самое, что упала. Вызвали "скорую", стали делать укол. Кое-как нашли вену, уже не в локтевом сгибе, а вот здесь (на тыльной стороне ладони)…

— Потом я пришла уже в субботу (Галя говорила очень жалобным голосом), посидела с мамой, все ее расспрашивала. Она призналась, что да, с Родькой ссорились. Когда был у Лиды день рождения, 18 сентября, как и у Майи, Юдины опять пировали, собиралась вся родня. А когда гости ушли, мама не выдержала, упрекнула Лидку, что меня не позвали. А она побежала, передала ее слова Родьке. Он ворвался в комнату к маме, стал орать, бегать вокруг нее, трясти кулаками. После этого она и упала, сильно ударилась. А, может, вгорячах, он и стукнул ее, но она побоялась его выдать…

— Вот бы ты меня сразу и вызвала, как только это случилось. Был ведь у нас такой уговор, что если маме будет плохо, я приеду и сама стану за ней ухаживать. Я бы прилетела и все выяснила. А теперь что делать? Мама скончалась.

— Наказать их надо.

— Давай накажем.

— После похорон иди в больницу. Юдиным ведь выдали справку о смерти мамы даже не побывав у них дома, не удостоверившись, что человек мертв. И в милицию иди.

— Что же ты сама сразу не пошла, если все это знала?

— Еще не поздно. И сейчас еще можно заявить.

— Превратить похороны в скандал? Я не могу, я не знаю, можно ли так делать. Не забывай, мама ведь была верующая. Ничего сейчас не будем делать, потом решим.

На меня навалилась еще большая тяжесть. Как я выдержала все это и не свалилась, не знаю.

Дальнейшее было как во сне: приходили какие-то люди, что-то говорили, что-то делали, я тоже что-то говорила, что-то делала, вместе со всеми шла за гробом, ехала в автобусе за машиной, в которой стоял гроб. Потом мы очутились на кладбище, где уже была вырыта могила, слева от могил отца и Милы. Я подошла к ограде, посмотрела на фотографии, укрепленные на памятниках. Сердце сжалось у меня от нестерпимой боли, и слезы опять потекли по щекам.

Теперь их будет здесь уже трое…

Мила любила маму, но не любила отца. И вот уже второй год они лежат в одной ограде. На снимках оба такие молодые и красивые. Какой это кошмар — смерть. Особенно, если умирают молодые. Отец прожил 65 лет, Мила — 40. На их лицах совершенно одинаковое выражение: несогласие с судьбой, протест. Нет, нехорошо им там, в сырой зеле, нет, не радуются они тому, что и мама сейчас ляжет рядом с ними. Рассуждая так, я совсем упускала из виду, что фотокарточки были сделаны раньше, когда оба, и отец, и Мила, были живы и думали совсем о другом, не о близкой своей смерти, а о жизни…

Но в том состоянии, в каком пребывала я в день похорон, вполне адекватно воспринимать действительное я не могла…

Родька бегает с бутылкой в руке, наливает в рюмочки всем и каждому. Гроб стоит на табуретках, у края вырытой могилы, за изгородью уже.