Фавор, или бабушкин внук - Петр Немировский Страница 6

Томас — друг детства и юности, в Вильнюсе жили в одном пятиэтажном доме, учились в одном классе. Отец Томаса литовец, мать — еврейка. Внешне Том похож на отца: такие же простоватые черты лица, светло-русые волосы, элегантные усы. По темпераменту, однако, пошел не в уравновешенного, флегматичного отца, а в мать: такой же, как и она, деятельный, с живым умом.

Том практичен и хитроват, в Натане же всегда ценил стремление к утонченности во всем, доходящее до самолюбования, и его любовь к независимости.

Когда-то они были верными друзьями. Том был готов за Натана в огонь и в воду. Заступался за Натана перед антисемитами-старшеклассниками, за что не раз был побит.

Родным языком Томаса был русский, но густо нашпигованный литовскими жаргонными словечками, всякими там «чувакас, ништякас, лохас».

После школы он окончил автодорожный техникум. Но по специальности работал недолго и подался в коммерцию: пробовал что-то продавать, пока не связался с каким-то аферистом, который сбывал угнанные автомобили. Был арестован, посидел в следственном изоляторе, к счастью, от тюрьмы отвертелся. И уехал с родителями в Израиль.

Теперь живет в Хайфе, где они сейчас и встретились.

...На столике стояли два бокала с холодным пивом, в блюдцах поблескивали оливки.

— Ты надолго в наши края? — спросил Том.

— Не знаю. У меня открытый билет. Планировал на две недели. Но бабуля стала плакать, просит, чтобы побыл с ней. Наверное, останусь ненадолго. Жалко ее.

— Сколько бабе Лизе годов-то? И с головой у нее все в порядке? Вот это женщина, уважаю! Хоть она и не любила меня никогда. Помнишь, как она когда-то вмешалась и расстроила мой роман с твоей Светкой? Н-да... Спрашиваешь, как мои предки? Слава Богу, все о’кей. Отец подрабатывает — помогает одному арабу устанавливать кондиционеры, мама присматривает за детьми в ортодоксальной семье. Они сейчас отправились в круиз по Средиземному морю, жаль, что ты не повидался с ними. А как твои в Канаде?

Расспросы о родных чередовались с воспоминаниями детства и юности.

— А помнишь «сделку века»: как мы поменяли мой магнитофон на мотоцикл? Потом ездили на нем вокруг дома ночью без глушителя, и сосед грозился вызвать ментов. А мы ему: «Атсипрашау, извините, чувакас, но в мотоцикле мотор очень старый»... А помнишь, как пошли в поход, напились и решили переплыть Неман? Ты еще, пьяный, ругался с капитаном какого-то корабля, прямо на фарватере, мол, что тебе плавать мешают. Ха-ха-ха!..

— Да, было дело...

— Я слышал, что ты стал писателем. Это правда?

Натан поморщился: в доме престарелых у бабы Лизы все просят его книгу с автографом. Старушки из Аргентины и Румынии, не знающие русского и почти не владеющие английским, — и те просят. Раввин, который приходит в дом престарелых по пятницам перед Шаббатом, чтобы зажигать там свечи и читать субботнюю молитву, узнав, что Натан — писатель, тоже попросил у него книгу. И медсестры, и санитары. Словом, баба Лиза «раскрутила» своего внука. Не сходя с места.

Официантка из бара, где он часто утром пьет кофе, вчера спросила: «Вы — Натан Армель?» Оказывается, она читала его роман и узнала Натана по фотографии на его сайте. И рассказала об этом подружкам-официанткам. Вот так приходит земная слава...

— Да, пишу, мараю бумагу... Расскажи лучше о себе. Чем занимаешься?

Том обратил улыбчивое лицо к солнечным лучам, проникающим под парусиновый навес. Снова надел солнцезащитные очки.

Эти постоянно снимаемые-надеваемые очки сейчас немного раздражали Натана. Как раздражала его и новая манера Тома часто оглядываться по сторонам. Будто бы он кого-то ждал или от кого-то скрывался.

– Что о себе? По-прежнему холост, детей нет. Сейчас владею одним серьезным бизнесом. Очень опасным. Но очень нужным, — загадочно ответил Том.

— Ну колись, чувакас, давай.

Том помолчал, что-то взвешивая в уме:

— А знаешь что? Мы с тобой, Нат, обязательно должны встретиться еще раз. Узнаешь про мой бизнес. Тебе как писателю это будет интересно. Я вот еще о чем думаю: не отдохнуть ли нам вместе пару дней на море, в Эйлате? Я давно собираюсь в отпуск. А теперь и повод появился. Можем поехать туда сразу после Дня независимости. Согласен?

Глава 7

Натан продолжал вникать в жизнь дома престарелых.

Этот трехэтажный дом располагался на окраине города. Этаж проживания зависел от состояния здоровья его обитателя.

На первом этаже находились те, кто очутился здесь после операций и поначалу нуждался в усиленном медицинском уходе. Эти были временщиками. Многие из попавших на первый этаж через месяц-другой восстанавливались и благополучно возвращались домой.

Второй этаж — ПМЖ, для тех, кто пришел сюда доживать свой век, долгий ли, короткий — кому как суждено. Большинство из обитателей второго этажа были в относительно здравом уме, могли самостоятельно передвигаться или хотя бы самостоятельно есть и пить.

Третий этаж — для самых тяжелых, кто уже мало что или вовсе ничего не понимал, кого кормили с ложечки или через трубку и возили на креслах-каталках. «Баклажаны» — так называли этих несчастных.

Баба Лиза обитала на втором этаже. Прожив здесь пять лет, причисляла себя к ветеранам.

Все, кто на втором, конечно, знали, что рано или поздно очутятся там, наверху. Если не умрут раньше переезда. Словом, выбор был небогат: либо прямиком на кладбище со второго, либо — к «баклажанам», на третий. Перемещение на третий этаж многие воспринимали как наказание более страшное, чем сама смерть. Во всяком случае, так заключил Натан из их реплик.

Шел Пасхальный пост, окончания которого большинство старичков ждали с нетерпением. Мучились из-за того, что приходится есть мацу вместо хлеба. Маца хоть и символ, и когда-то сорок лет спасала народ от голода в пустыне, но крошки забиваются под зубные протезы. Деснам больно. Поэтому приходится припрятывать в комнатах хлеб и тихонько носить завернутые в салфетки мякиши в столовую. За это нарушение, конечно, обеда не лишат, хлеб не отнимут и к «баклажанам» не отправят. Медсестры делают вид, что ничего не замечают. Ешьте, бабульки и дедульки, на здоровье. Только чтобы тихо.

В зале постоянно работает телевизор. Почему-то выбран канал, где почти все время транслируют мыльные оперы: израильские, мексиканские, русские, американские — с ивритскими титрами. За быстро мелькающими титрами уследить не все могут. К тому же многие обитатели этого дома не знают иврита — владеют идиш и языком той страны,