Джордж Элиот - Мельница на Флоссе Страница 62

Быть может, и вами овладело подобное гнетущее чувство, следуя за жизнью нашего старомодного семейства берегов Флоса, которого также несчастье едва, могло возвысить над уровнем Трагикомедии. Вы говорите: это скаредная жизнь – жизнь Теливеров и Додсонов, жизнь, не озаряемая никакими великими принципами, романтическими приключениями, или деятельною верою, доходящею до самопожертвование, не возмущаемая ни одною из тех диких неукротимых страстей, порождающих несчастья и преступление. Нет! в этой жизни и первобытной, грубой простоте потребностей нет того тяжелого, покорного, плохо-уплачиваемого труда, того детского чтение по складам великой книги природы, придающих столько поэзии жизни простолюдина. В этой жизни существуют условные понятия света и манер, но совершенное отсутствие знание и образование. Конечно, это самая прозаическая форма человеческой жизни, это гордая, почтенная особа в старомодном чепце: это светский обед без hors-d'oeuvres. При ближайшем наблюдении за этими людьми, даже когда железная рука несчастья потрясла их существование, вы не видите в них ни малейших следов религии, тем менее христианской веры. Их вера в невидимого, сколько она обнаруживается, кажется несколько идолопоклоннической. Их нравственные понятия, хотя и содержатся с непостижимым упрямством, по-видимому, не имеют более твердого основание, как наследственную привычку и обычай. Невозможно жить в обществе таких людей: вы задохнетесь от недостатка стремление к изящному, ко всему великому и благородному. Вас раздражают эти скучные люди, составляющие как бы население, несоответствующее земле, на которой они живут; вас сердит эта богатая равнина, по которой протекает быстрая река, связывающая пульс старого английского городка с биением могучего сердца всего мира. Самое страшное суеверие, бичующее своих богов, или свою собственную спину, кажется, более соответствует таинственности человеческой судьбы, чем нравственное и умственное состояние муравьеобразных Додсонов и Теливеров.

Я совершенно разделяю с вами это мнение; я постигаю всю гнетущую пошлость этой жизни; но надо самому испытать это чувство, чтоб понять, как сильно оно действовало на жизнь Тома и Магги, как оно действовало на многие юные натуры, которые, во всеобщем стремлении человечества вперед, возвысились в умственном отношении над предыдущим поколением, с которым они, однако, связаны сильнейшими узами, страдание мученика или жертвы, необходимое условие исторического развития человечества, встречается в указанном виде во всяком городе, в сотнях неизвестных сердец. Мы не должны отшатнуться от этого сравнение великих вещей с мелкими. Не говорит ли нам наука, что высшая цель ее есть стремление к всеобщему обобщению и соединению самых мелких вещей с величайшими? Для занимающихся естественными науками, нет мелочей; малейший факт возбуждает в нем целый ряд вопросов об отношениях и условиях этого факта. Без сомнения, то же происходит при изучении человеческой жизни.

Конечно, религиозные и нравственные понятия Додсонов и Теливеров были слишком особенного характера и слишком оригинальны, чтоб указать на их сущность одним определением, что они составляли часть протестантского население Великобритании. Их жизненная теория имела свою долю твердости и основание, подобно тому, как должны же иметь ее все теории, на которых основывают семейства свое процветание. Но теория эта имела самый слабый оттенок теологии. Если в девственные дни сестер Додсон, их Библии открывались сами собою на иных местах, то это, просто, происходило от некоторого числа сушеных лепестков пионов, расположенных совершенно произвольно, без всякого предпочтение исторической, догматической или нравственной части Библии. Религия их была самая простая, частью идолопоклонническая, но в ней не было и тени ереси, то есть, если ересью мы называем выбор веры, ибо они не знали о существовании другой религии, кроме религии посещать церковь, которая переходила из рода в род, как одышка или другая болезнь. Как, им было и знать о существовании других религий? Пастор их сельского прихода не был жарким спорщиком в делах религии; он хорошо играл в вист и всегда имел готовую шутку для всякой хорошенькой прихожанки. Религия Додсонов состояла в том, чтоб почитать все достойное уважение и вошедшее в обычай; нужно было быть крещеным, ибо иначе не похорони ли бы на кладбище; необходимо было и приобщаться перед смертью, чтоб обезопасить себя от неосознаваемых опасностей. Но в то же время столь же важно было иметь приличных факельщиков, сочные окорока на погребальном банкете и оставить бесспорную духовную. Никого из Додсонов нельзя было обвинять в пренебрежении чем-нибудь приметным или имевшим связь со всеобщею соответственностью их действий. Правила жизни они извлекали из примера почтенных прихожан и из семейных преданий. Главные добродетели Додсонов состояли в послушании родителям, в верности своему семейству, в деятельной жизни, строгой чистоте, бережливости, в содержании в возможной чистоте мебели и медной посуды, собирании старой монеты, приготовлении отличных продуктов для рынка и наконец в предпочтении всего доморощенного. Додсоны очень гордый народ; их гордость заключается в том, чтоб никто не смел и подозревать их в малейшем нарушении их долга, основанного на семейных преданиях. Гордость их во многих отношениях очень здравая, ибо она делала тождественным честь с строгою честностью, деятельным трудом и верностью раз принятым правилам. Общество одолжено многими прекрасными качествами ее членом, именно матерям из додсоновской семьи, которые отлично всегда приготовляли масло и сыр и считали бы себя обесчещенными делать иначе. Честность и бедность никогда не были девизом Додсонов, тем менее казаться богатым, когда в сущности бедняк. Нет, скорее на их фамильном знамени было написано: «будь честен и богат», и будь еще богаче, чем другие предполагают. Последней задачей жизни было иметь на похоронах приличное число факельщиков и носильщиков, но и этим не все кончалось; было еще огромное условие жизни человека, и несоблюдение этого условия уничтожало все предыдущие доблести. Самая примерная жизнь, самые великолепные похороны теряли все свое значение, если, после вскрытия вашего завещание, оказывалось, что вы или беднее чем предполагали, или распределили свое наследство по произволу, по капризу между родственниками, а не обращая должного внимание на степени родства. С родственниками должно поступать согласно справедливости и долга. Наш долг делать им строгий выговор, если они ведут себя недостойно нашего имени; но мы не имеем права лишать их малейшей законной части в семейных безделушках.

Замечательная черта характера Додсонов – его неподдельность: их добродетели и пороки одинаково вытекают из их гордого, честного эгоизма. Внимая его голосу они от души ненавидели все, что действовало против их интереса, и готовы были порицать без всякого милосердия неприлично-ведущих себя членов семейства. Но они никогда не забыли бы о них, не покинули бы их; они бы не дозволили им нуждаться в хлебе; но хлеб, который они бы давали, был бы очень горек.

Та же самая вера в предание была главною чертою в характере и Теливеров; но в нем еще были чуждые Додсонам элементы, именно, безрассудная щедрость, пылкая любовь и опрометчивая горячность. Дед мистера Теливера говаривал, что их родоначальником был некто Ральф Теливер, удивительно-умный человек, но совершенно-расстроивший свое состояние. Вероятно, умница Ральф вел великосветскую жизнь, имел на конюшне дорогих рысаков и во всем держался упрямо своего собственного мнение. За то никто не слыхивал, чтоб кто-либо из Додсонов когда-нибудь разорился: это было не в духе этого семейства.

Вот как смотрели на жизнь Додсоны и Теливеры, и потому, зная уж в каком состоянии было общество города Сент-Оггса, вы легко можете вывести из всего сказанного, что никакие обстоятельства, ни время не могли значительно изменить их правил и образа жизни. Таковы они были во времена Питта и высоких цен на хлеб, таковы оставались и в последнее время антикатолических стремлений. Тогда многие полагали себя хорошими христианами и прихожанами, а в то же время разделяли много совершенно-языческих идей. Потому неудивительно, что мистер Теливер, хотя он и ходил регулярно по воскресеньям в церковь, записывал слова злобы и мести на первом листе своей Библии, но, Конечно, при этом нельзя сказать ничего против пастора того деревенского прихода, к которому принадлежала дорнкотская мельница: он был хорошей фамилии, безупречный холостяк, имел отличные манеры и диплом из университета. Мистер Теливер обходился с ним с почтительным уважением; точно так же он смотрел и на все, принадлежащее церкви; но, по его мнению, церковь была одно, а рассудок – другое. Что ж такое рассудок – он не позволял никому себе растолковать. Некоторые семена растений имеют маленькие усики, в роде крючечков, которыми они цепляются и удерживаются на очень неудобных, открытых местах. Умственные семена, посеянные в голове мистера Теливера, по-видимому, не имели таких спасительных крючков и потому были совершенно разнесены ветром.