Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов) - Шоу Ирвин Страница 67

-- Что вам хочется послушать?

-- "Даунтаун".

-- Опять? -- Официантка скорчила кислую гримасу.-- Да она у меня уже в ушах звенит!

-- Это все потому, что вы сердитесь.

Официантка, взяв со стола десятицентовик, опустила его в автомат -снова заиграла пластинка "Даунтаун".

-- Она надолго меня запомнит! -- Крейн поглощал жареную картошку, политую кетчупом.-- Как только задует ветер или начнет вздыматься океан. Нельзя прожить всю жизнь -- и чтобы о тебе так никто и не вспомнил.

-- А ты любопытный гусь! -- Стив, улыбнулся, смягчая вложенную в эти слова иронию,-- вот не думал, что выпалит такое.

-- Да ничуть я не любопытный! -- не согласился Крейн, вытирая кетчуп с подбородка.-- Обычно я так себя не веду. Впервые в жизни, кажется, флиртую с официанткой.

-- Ты считаешь это флиртом? -- засмеялся Стив.

-- А разве нет? -- огорчился Крейн.-- Но что же это такое, черт побери, если не флирт? -- И бросил на Стива оценивающий взгляд.-- Можно мне задать тебе один вопрос? Ты закадрил эту девчонку, с которой я часто вижу тебя в городе?

-- Минутку.-- Стив отодвинул в сторону тарелку.

-- Мне не нравится, как она ходит,-- осторожно произнес Крейн.-- Как... кокетка. Нет, предпочитаю шлюх.

-- Лучше оставим этот разговор,-- предложил Стив.

-- Ради Христа! Я-то думал, ты хочешь стать моим другом. Сегодня утром ты продемонстрировал мне дружеский, прочувствованный до конца жест. В этой калифорнийской пустыне -- Гоби Лос-Анджелеса, Камарге культуры,-- протянул мне руку, предложил сосуд с водой.

-- Я в самом деле хочу стать твоим другом, само собой. Но все же есть определенные границы...

-- У слова "друг" нет никаких границ! -- хрипло возразил Крейн и полил пивом жареную картошку, уже политую кетчупом.-- Знаешь, я изобрел нечто возбуждающе -- для вкуса. Позволь, я кое-что расскажу тебе, Денникот. Дружба -- это безграничное общение. Спроси у меня что-нибудь -- и я отвечу. Чем основательнее дело, тем полнее ответ. Ну, а какое у тебя представление о дружбе? Правда только о пустяках, тривиальных вещах, а об остальном молчок? Лишь лицемерие, и все? Боже, тебе бы воспринять хоть малость от моего брата. Хочешь знать, почему я называю имя Китса и сразу за ним, не переводя дыхания, имя брата? -- В голосе его звучал явный вызов, он еще больше ссутулился над столом.-- Потому что он обладал чувством внутренней чистоты.

Крейн задумчиво скосил глаза на Стива.

-- У тебя это тоже есть. Потому я и сказал себе, что ты единственный из всего нашего курса, кто задал мне вопрос -- зачем я это сделал.-- Он помолчал.-- Да, у тебя тоже. Душевный подъем. Я могу судить -- слышал, как ты смеешься, видел, как спускаешься с крыльца библиотеки, поддерживая под локоток свою девушку.

Опять умолк, подумал и продолжал искренне:

-- Я тоже способен на душевный подъем, но приберегаю его для другого.-На лице его появилась таинственная гримаса, вызванная каким-то внутренним позывом.-- Но вот в отношении чистоты... право, не знаю. Может, и тебе тоже об этом ничего не известно... Присяжные совещаются... Но я-то хорошо знал брата. Не хочешь узнать, что я имею в виду, говоря о внутренней чистоте?

Ему необходимо выговорится, это ясно,-- молчание сделало бы память чем-то невыносимым.

-- Это означает обладать каким-то набором личных нравственных стандартов и никогда их не нарушать. Даже если от этого больно, никто ничего не знает, это всего-навсего крошечный формальный жест, о нем девяносто девять процентов из ста и не думают.

Крейн, вскинув голову, с удовольствием прислушивался к своему любимому "Даунтауну", хотя говорить приходилось громко, напрягая голос, чтобы перекричать автомат.

-- Знаешь, почему моего брата не выбрали капитаном футбольной команды? Его кандидатура выдвигалась, все уже было заранее оговорено -- вполне логический выбор; все ожидали, что так оно и будет. Скажу тебе, почему его все-таки не выбрали: в конце сезона он отказался пожать руку капитану команды прошлого года, а у того немало голосов и он, конечно, повлиял бы на исход выборов. А пожать ему руку мой брат отказался потому, что считал этого парня трусом. Капитан, а идет только на схватку вверху; схваток внизу, на земле, куда более опасных, избегает. Не идет и на блокировку, если столкновения отличаются особой резкостью и грубостью.

Может, больше никто из команды этого не замечал, кроме моего брата, а может, они еще сомневались и он этим пользовался к своей выгоде. Но мой брат все отлично понимал. Потому не пожал ему руки -- не в его привычках пожимать руку трусам,-- и в результате капитаном выбрали другого игрока. Вот что я имею в виду под нравственной чистотой.

Крейн потягивал из кружки пиво, глядя на пустынный пляж и океан. Впервые, кажется, Стиву пришла в голову такая мысль: в общем, неплохо, что он не был знаком с братом Крейна -- не пришлось разбирать его прямолинейное поведение, под стать генералу Кромвелю.

-- Что касается девушек, этой "родины компромиссов", то они не для моего брата. Знаешь, как он поступил со своей первой девушкой? А ведь думал, в то время, что влюблен в нее, но это не имело никакого значения. Они занимались любовью только в темноте -- на этом всегда настаивала она. Ну, так порой ведут себя девушки, ты знаешь. Темнота, как известно, прощает все. Мой брат в самом деле сходил по ней с ума и ничего не имел против темноты, если ей так хотелось. Но однажды, когда она сидела на кровати и внезапный порыв ветра отогнал от окна шторы, при ярком лунном свете он увидал: у нее большой отвисший живот... И вообще вся фигура какая-то рыхлая,-- видно, потакала всем своим желаниям. Само собой, когда она лежала, живот втягивался и его практически не было видно, а когда одевалась, носила бандаж -- в него можно запихнуть бочку с пивом. И вот, когда он увидел ее безобразную фигуру "на фоне трепещущих на ветру штор, то сказал себе: "Все, это в последний раз! Такие развлечения не для меня". И все только потому, что у нее не было совершенных женских форм, а на меньшее он не соглашался. Любовь, желание -все равно. У него самого тело микеланджелевского Давида; он знал об этом, гордился постоянно за собой следил, за своей фигурой,-- зачем же ему довольствоваться тем, что несовершенно? Почему ты смеешься, Денникот?