Сомерсет Моэм - Предатель Страница 7

- Какая прелесть! - воскликнул он, любуясь цветком, и его бегающие зеленовато-серые глазки стали наивно-доверчивыми, как у ребенка. - Прямо как в стихах у Уолтера Лэндора1.

- Ботаника - самое большое увлечение моего мужа, - сказала миссис Кейпор. - Он до того обожает цветы, что иногда доходит до смешного. Случалось, у нас не хватало денег, чтобы расплатиться с мясником, а он шел и на последние гроши покупал мне букетик роз.

- Qit fleurit samaison, fleurit son coeur2, - отозвался Грантли Кейпор.

Эшенден еще раньше приметил, как после прогулки Кейпор несколько раз с медвежьей грацией преподносил миссис Фицджеральд букетики альпийских цветов. Это выглядело довольно мило; и сейчас он мог по достоинству оценить этот жест. Цветы были подлинной страстью Кейпора, и, когда он дарил цветы старой ирландке, он словно вкладывал в них частичку своей души. Видимо, у него и в самом деле было чувствительное сердце. Эшенден всегда считал ботанику скучной наукой, однако Кейпор, пока они взбирались в гору, говорил о ней так живо и интересно, что сумел его увлечь. Судя по всему, он занимался ею всерьез.

- В жизни не написал ни одной книги, - говорил он. - Понаписано и без меня довольно, а я сочиняю все больше по газетной части. Раз-два, глядишь, статья и готова, а денежки в кармане. Но если придется здесь застрять, я чувствую, что не удержусь и засяду за книгу о флоре, горной Швейцарии. Ну, что бы вам приехать чуточку пораньше. Какие здесь были цветы! Чтобы это передать, нужно быть поэтом. Я же всего-навсего скромный журналист.

Можно было только подивиться его уменью переплетать правду с вымыслом.

Когда добрались до ресторанчика, откуда и горы и озеро были видны как на ладони, он первым делом прямо из горлышка залпом опорожнил целую бутылку ледяного пива. На него приятно было смотреть. Человек, довольствовавшийся такими простыми радостями, внушал невольное уважение. Они великолепно подкрепились взбитыми яйцами и горной форелью. Ресторанчик приютился в живописном уголке и напоминал одно из швейцарских шале на иллюстрациях к путевым запискам начала девятнадцатого века. Природа подействовала даже на миссис Кейпор, и она слегка подобрела к Эшендену. Когда они остановились перед ресторанчиком, она по-немецки начала громко восторгаться чудесным пейзажем, а после завтрака растрогалась еще больше: как завороженная, со слезами на глазах, смотрела она на вздымавшиеся вокруг величавые громады.

- Я знаю, теперь, когда бушует эта страшная несправедливая война, то, что я говорю, ужасно, но в душе у меня сейчас все поет и ликует! воскликнула она, всплеснув руками.

Кейпор нежно взял ее за руку и - чего с ним раньше не случалось - стал называть ее ласковыми немецкими именами. Это было нелепо и трогательно. Эшенден решил не мешать им, он прошелся по дорожке и присел на скамейку, поставленную специально для туристов. Отсюда и вправду открывался необычайный вид, он приковывал к себе; так порой бравурная мелодия, рассчитанная на невзыскательный вкус, оглушает и сбивает с толку.

Лениво озирая окрестности, Эшенден размышлял над загадкой предательства Грантли Кейпора. Всю жизнь Эшендена влекло к необычным людям, но этот человек был необычен сверх всякой меры. Бесспорно, были в нем и приятные черты. Он не притворялся балагуром, весельчаком и добрым малым таким он был на самом деле. Он всегда был предупредителен. Эшенден частенько наблюдал за ним, когда тот подсаживался к старому ирландскому полковнику и его супруге, единственным постояльцам гостиницы. Кейпор добродушно выслушивал скучнейшие рассказы старика о египетской кампании, а с полковницей держался галантно. Теперь, когда Эшенден поближе познакомился с Кейпором, тот вызывал в нем скорее любопытство, чем отвращение. Эшенден не верил, что Кейпор стал шпионом из меркантильных соображений: человек он был неприхотливый, и того, что он зарабатывал в пароходной конторе, такой хозяйке, как миссис Кейпор, должно было хватить за глаза. Кроме того, после начала войны на мужские руки в тылу был большой спрос. Как знать, возможно, он принадлежал к числу тех людей, которые выбирают кривые дорожки в жизни ради необъяснимого удовольствия одурачить ближнего; и, может быть, не ненависть к стране, где его однажды посадили за решетку, и даже не любовь к жене побудили его заняться шпионажем, а желание насолить всем этим "важным шишкам", которые и не подозревали о его существовании. А возможно, на этот путь его толкнуло уязвленное самолюбие, обида на то, что его способности небыли оценены по достоинству, или просто мелочное бесовское желание напакостить. Он был мошенник. Правда, с поличным его поймали только один раз, но, надо полагать, ему часто удавалось выходить сухим из воды. Интересно, что думала по этому поводу миссис Кейпор? Они жили душа в душу, и вряд ли она была в неведении. Стыдилась ли она этого неисправимого изъяна в любимом человеке - сама она была безукоризненно честная женщина - или же примирилась с ним как с неизбежным злом? Пробовала ли она его перевоспитывать или, почувствовав собственное бессилие, махнула рукой?

Насколько проще бы жить на свете, если бы все человечество было четко поделено на праведников и злодеев, и насколько легче было бы иметь дело с людьми! Кто же он все-таки, этот Кейпор, - порядочный человек с дурными наклонностями или негодяй, предрасположенный к добру? И каким образом в одном человеке преспокойно уживаются столь несовместимые качества? Одно было ясно - Кейпора не терзали угрызения совести; свои грязные делишки он обделывал с удовольствием. Это был предатель, наслаждавшийся своим предательством. Хотя Эшенден изучал человеческие характеры всю свою сознательную жизнь, ему казалось, что с годами он не стал лучше разбираться в людях. Конечно, Р. сейчас сказал бы: "Какого черта вы разводите антимонии? Этот человек опасный шпион, и вы должны его обезвредить".

И был бы совершенно прав. Эшенден решил, что всякая попытка договориться с Кейпором будет бесполезна. Хотя он, несомненно, недолго думая, предаст своих хозяев, доверять ему ни в коем случае нельзя. Он слишком подвержен влиянию жены. Эшендену он говорил одно, но в глубине души верил в победу центральных держав и рассчитывал быть в стане победителей. Что ж, значит, Кейпора надо обезвредить, но как это сделать, Эшенден не имел ни малейшего понятия. Неожиданно его окликнули:

- Ах вот вы где! А мы-то думаем, куда он запропастился.

Он оглянулся и увидел Кейпоров. Они шли ему навстречу, взявшись за руки.

- Так вот отчего вы притихли, - сказал Кейпор, когда перед ним открылась величественная панорама. - Какое великолепие!

Миссис Кейпор всплеснула руками.

- Ach Gott? wie shon. Wie shon1! Когда я гляжу на это бирюзовое озеро и снежные вершины, мне хочется воскликнуть вслед за гётевским Фаустом: "Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!"

- Не правда ли, это куда приятнее, чем сидеть в Англии я испытывать все тяготы военного времени? - сказал Кейпор.

- Намного, - согласился Эшенден.

- Кстати, вам трудно было выбраться?

- Ничуть.

- Я слышал, что теперь на границе большие строгости.

- Я этого совершенно не почувствовал. Думаю, что таможенников меньше всего интересуют англичане. Паспорта у нас проверяли скорее для проформы.

Кейпор переглянулся с супругой. Хотелось бы Эшендену знать, что означал этот мимолетный взгляд. Странно, неужели и Кейпор подумывает о возможной поездке в Англию? Немного погодя миссис Кейпор заметила, что пора возвращаться, и они все вместе тронулись в обратный путь по горным тропкам, петлявшим меж тенистых деревьев.

Эшенден был начеку. Он ничего не мог предпринять (и бездеятельность его угнетала) - оставалось лишь зорко следить за происходящим и выжидать.

Через несколько дней произошел случай, убедивший его в том, что назревают события. Утром на уроке миссис Кейпор мимоходом обронила такую фразу:

- Муж сегодня уехал по делам в Женеву.

- А, - сказал Эшенден. - И надолго?

- Нет, на пару дней.

Врать нужно тоже умеючи, и Эшенден каким-то шестым чувством уловил фальшь в словах миссис Кейпор. Сообщая эту новость, которая, казалось бы, не имела к Эшендену никакого отношения, она на секунду как будто смешалась. Внезапно его осенило: грозный германский резидент вызвал Кейпора к себе в Берн. При первой же возможности Эшенден невзначай сказал официантке:

- Вот и у вас работы поубавилось, фрейлейн. Я слышал, что герр Кейпор уехал в Берн.

- Да, но он завтра возвращается.

Это ничего не доказывало, но все же теперь была хоть какая-то зацепка. В Люцерне Эшенден знал одного швейцарца, к услугам которого он обращался в экстренных случаях; он разыскал его и попросил отвезти письмо в Берн. Может быть, удастся перехватить Кейпора и проследить за ним. На следующий день Кейпор появился в столовой вместе с женой; он сухо кивнул Эшендену, и сразу же после обеда супруги удалились к себе в номер. Вид у них был озабоченный. Кейпор, всегда такой жизнерадостный и шумный, шел понурившись, ни на кого не глядя. Утром следующего дня Эшенден получил ответ на свое письмо: Кейпор встречался с майором фон П. Нетрудно было догадаться, что ему сказал майор. Эшендену был хорошо известен его крутой нрав: это был резкий жестокий человек, умный и беспринципный, привыкший рубить сплеча. Им надоело платить жалованье Кейпору - он сидит в Люцерне и бьет баклуши. Пора ему собираться в Англию. Догадки? Разумеется, догадки, но в этом деле почти все на них построено. Зверя приходится распознавать по его челюсти. От Густава Эшендену было известно, что немцы намереваются послать человека в Англию. Он глубоко вздохнул. Если поедет Кейпор, придется поработать.