Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным - Джон Эрнст Стейнбек Страница 80

Джим откинулся на спину, положив руку под голову.

– О чем они спорили так рьяно возле упаковочного сарая?

– Не знаю. Людям просто спорить охота, вот и все. С тем же успехом это могли быть сторонники Дарвина в споре с защитниками Ветхого Завета. Почему бы им не сцепиться? Когда людей донимает желание спорить, они лезут в драку за все, что угодно. Будь осторожен, Джим. Кто-нибудь может заехать тебе в морду, просто потому что нервы у него на взводе.

– Хорошо бы уж все началось, – сказал Джим. – Мне не терпится. По-моему, когда все начнется, от меня больше пользы будет.

– Из штанов-то особо не выпрыгивай, – посоветовал Мак.

Они полеживали так, отдыхая, пока сиплый свисток не возвестил час дня. Перед тем как им расстаться, Мак сказал:

– Когда закончим работу, ко мне беги со всех ног. Нам вечером кое-какой путь проделать надо будет. Возможно, Эл даст нам опять еды бесплатно.

Джим побрел к приемному пункту, где оставил свое ведро.

Вновь громыхала сортировочная лента, ревели запускаемые моторы грузовиков. Возле приемного пункта стояли люди. Джим взял свое ведро. Учетчик не сразу заговорил с ним, но, когда Джим подтащил к нему первые же из полных ведер, спросил:

– Разузнал что-нибудь, Нолан?

Наклонившись над ящиком, Джим медленно, одно за другим, клал туда яблоки.

– По-моему, все это скоро сдуется. Парни по большей части не настолько уж и злы.

– Почему ты так решил?

– Слыхал, отчего они взбеленились? – спросил Джим.

– Нет. Я думал, оттого, что плату урезали.

– Вовсе нет, черт возьми. На плантации Хантера парню в лавке тухлые рыбные консервы подсунули. Парень отравился. Ну, ты же знаешь, как это бывает у рабочих, когда кого-нибудь обидели, обида вроде как доползла и сюда, но я в обед поговорил кое с кем из парней, они очухиваются уже.

– Ты уверен, что это дело прошлое?

– Уверен. Как насчет пяти баксов?

– К завтрему будут.

– Ну, я за пять баксов подрядился и еще за работу хорошую, что ты мне обещал подыскать.

– Помню и это. Завтра сообщу.

– Мне деньги заранее причитались, до того, как я сведения принес!

– Не волнуйся. Деньги ты получишь.

Джим отошел к деревьям. Когда он уже стал карабкаться на лестницу, сверху раздался голос:

– Поостерегись лестницы этой. Ненадежная!

Джим заметил на дереве старого Дэна.

– Господи ты боже, никак молодой радикал к нам пожаловал, – приветствовал его Дэн.

Джим поднимался осторожно. Перекладины лестницы шатались.

– Как дела, Дэн? – спросил Джим, подвесив ведро.

– О, отлично. Только чувствую себя не слишком. Холодные бобы всю ночь в животе колом стояли, как утюгом придавило.

– Да, лучше бы тебе, конечно, было чем-то теплым поужинать.

– Слишком я устал тогда, чтоб огонь разводить. Оклемался все-таки. А утром, думал, не встану.

– Надо бы попробовать тебе в благотворительную организацию какую-нибудь обратиться, – посоветовал Джим.

– Не знаю даже. Кругом о забастовке говорят, к беспорядкам дело идет. А я устал и не хочу беспорядков. Куда мне, если забастовка?

– Бастовать вместе со всеми. Быть во главе. – Джим постарался расшевелить старика, сыграв на его гордости. – Люди с уважением отнесутся к тому, что скажет старый рабочий вроде тебя. Ты мог бы руководить пикетчиками.

– Наверно, мог бы, – согласился старый Дэн, высморкался в большие заскорузлые пальцы и отряхнул их. – Да не хочу. Вот похолодает сегодня рано, и все, чего мне хочется, – это миску супа горячего на ужин. Такого, чтоб обжигал и чтоб куски мяса плавали в тарелке, и гренок горячих хочется, чтоб в суп макать. А любимое мое – это яйца в мешочек. Когда я на лесоповале работал и деньги у меня водились, я иногда в городе яиц в молоке брал по полдюжины, в жижу макал, а потом яйца в гренки вмешивал и ел. Я неплохие деньги в лесу зашибал. Две дюжины яиц легко мог себе позволить. Сейчас бы так. И чтоб с маслом, и перчиком присыпать.

– Нет таких крутых, каким ты в свое время был, да, папаша? В былые годы на работе ты любого обставить мог.

Свет воспоминаний померк в глазах Дэна. Он выпятил колючий подбородок.

– Да я и сейчас обставить могу дюжину молокососов вроде тебя, которые только болтать и горазды! – Полный негодования, он потянулся за яблоками и чуть не перекувырнулся, но удержался, уцепившись за ветку крупной костлявой рукой.

Джим забавлялся ловкостью старика.

– Да ты просто пыль в глаза пускаешь, папаша!

– Думаешь, пыль? Так попробуй угнаться за мной!

– Какой смысл нам с тобой соревноваться, если прибыль все равно хозяину пойдет!

Старый Дэн укладывал яблоки в ведро.

– Вы, молодежь зеленая, не до конца в работе разбираетесь. Кое-что вам лишь предстоит узнать. Вы как табун лошадиный, все бы вам только сена побольше. И ржете, ржете – давай, мол, еще сена, еще! Все сено, сколько есть, готовы схапать. Доброму человеку тошно уже от вашего ржания!

Ведерко у старика было переполнено, и, когда он поднял его, снимая с крюка, пять или шесть яблок, выкатившись из ведра и попрыгав по веткам, упали вниз под дерево.

– Посторонись, молокосос, не мешай мне! – крикнул Дэн. – Отодвинься от лестницы!

– Ладно, папаша, только не торопись. Ничего ты спешкой не выгадаешь.

Джим освободил верхнюю перекладину, переместился на сук. Он повесил ведро и потянулся за яблоком. За его спиной раздался громкий треск и глухой стук падения. Он оглянулся. Старый Дэн лежал под деревом на спине. В открытых глазах застыло изумление. Лицо под белой щетиной было бледным до синевы. Две перекладины лестницы подломились.

– Как это тебя угораздило? Сильно расшибся, папаша? – крикнул Джим.

Старик лежал неподвижно. Глаза глядели недоуменно и вопросительно, рот скривился. Дэн облизывал губы.

Джим слез с дерева, опустился на колени возле старика.

– Где болит, папаша?

Дэн осторожно вздохнул.

– Не знаю я. Пошевелиться не могу. Наверно, бедро сломал. А болеть – не болит нигде.

К ним бежали люди. Джим видел, как рабочие, побросав свои деревья, со всех ног спешили к ним. Притрусил и учетчик от своей груды ящиков. Люди толпились, напирая со всех сторон.

– Что он повредил?

– Случилось-то чего?

– Слишком стар по деревьям лазить!

Кольцо людей сжималось все теснее, вбирая вновь прибывших. Джим услышал вопль учетчика:

– Дайте пройти! Пропустите!

Лица вокруг были неподвижны и угрюмы.

– Отойдите! Не толпитесь! – крикнул Джим.

Толпа шелохнулась. В задних рядах послышался ропот. Чей-то голос выкрикнул:

– Поглядите-ка на эту лестницу!

Все как по команде подняли головы; глаза присутствующих обратились туда,