Концерт для Леночки. Сборник рассказов - Константин Валерьевич Леонтьев

Еще одна сказка

Разбирать детские письма работенка еще та! Сначала они идут сотнями, потом тысячами, а потом мы сидим, заваленные ими по самые уши без обеда и отдыха. Так что кому праздник, кому пахота. А шеф подгоняет! Он у нас только с детишками добрый, да ласковый, а здесь спуску не дает!

С самими письмами последние годы тоже морока. Насколько проще было раньше! И с прочтением, и с комплектацией. Мальчики просили мячи и велосипеды, девочки кукол и плюшевых мишек. Умиляли сердце бескорыстными пожеланиями мира во всем мире, да просьбами сделать космонавтами и врачами.

Нынче чаще всего просят мобильники и компьютеры, а в будущем видят себя директорами и артистками. Тоже неплохо, да только фонды не резиновые. Вот и крутимся, как можем, не без помощи родителей, конечно. Потому что раз не выполнишь детскую просьбу, другой, и все, одним не верящим юным циником стало больше!

И вот как-то, в разгар всей этой кутерьмы попадается мне одно письмо. Пришло оно не в праздничном конверте, как принято, а в обычном, чем сразу и привлекло мое внимание. На тетрадном листе кособокими детскими буквами было написано следующее: «Милый дедушка Мороз! Сделай, пожалуйста, так, чтобы наш папа больше не пил. Он хороший, но, когда пьяный – дерется. Бьет маму и меня с братом. Поэтому мы не любим выходные и праздники. И особенно Новый год. Потому что папа пьет тогда целую неделю, и нам некуда деваться. Прошлый раз на Новый год мы всю ночь прятались в бане. Маша»

Я показал письмо шефу.

– Бедные дети, – вздохнул старик. – Но что я сделаю? Это не наша компетенция. Так что иди, продолжай работать.

Иногда мне кажется, что шефу все осточертело, и он превратился в обычного формалиста.

Утром тридцать первого пришла последняя почта, а в обед лавочка закрылась. Мы поздравили друг друга с проделанной работой, перевели дух и торжественно проводили шефа на подвиги. Хлопнув на посошок своего зелья, он разлетелся многомиллионным тиражом на заявки по городам и селам.

Но, ни веселья, ни радости в этот раз у меня на душе не было. Не шло никак из головы это письмо! Ближе к полуночи я взял подарочный мешок, положил в него самую красивую куклу из резервного фонда, автомобиль с дистанционным пультом и два кулька конфет. Потом сверился по карте с правильным маршрутом и шагнул на кухню Машиного дома.

Подобная самодеятельность строжайше запрещалась, но мне было уже все равно. За время работы я впервые слышал, что дети боятся Нового года, и знал, если ничего не сделаю, для меня самого этот праздник потеряет всякий смысл.

Праздником, кстати, в доме и не пахло. Зато воняло пьянкой, причем в финальной стадии: двое собутыльников уже сложили, как на плаху, головы на стол, третий курил, осоловелым взглядом пялясь в телевизор.

В соседней комнате на неприбранной кровати сидели дети. С тревогой поглядывали на дверной проем. В углу одинокой гирляндой мигала тощая елка.

– Скорее бы мама пришла, – хныкнул мальчик, подтягивая на плечо лямку майки. – Сейчас опять позовет и воспитывать начнет!

– Тише! – шикнула на брата девочка. – Может он уснет!

«Спать!» – шепнул я им, и дети послушно легли. Я вернулся на кухню.

Честно говоря, у меня не было никакого плана. Мне ни разу не приходилось общаться с пьяницами. Особенно с агрессивными. Покопавшись в памяти, я вспомнил письмо одного мальчика в канун 1979 года, в котором он просил щенка овчарки. Сейчас этот мальчик сидел передо мной, пьяно щурился на экран и бормотал какую-то обиду на выступающих артистов. Пододвинув табурет, я сел напротив и задал вопрос.

– Петя, а что ты сделал с Рексом?

Он вскинул голову и огляделся. Я решил более не прятаться и сделался видимым.

– Ты убил его? Как? Бросил в колодец, закопал живьем, забросал камнями?

Взгляд Пети остекленел от ужаса и удивления. Возможно, я переборщил с эффектом появления и образом, но выглядеть добрым и мирным мне ничуть не хотелось.

– Какого Рекса? Я никого не убивал! – выдавил из себя Петя, и махнул рукой, точно отгонял от лица невидимую муху.

– Рекс, это твоя собака. Разве уже забыл? Тебе ее подарили на Новый год, когда ты учился в третьем классе.

– Ах, Рекс! – он глотнул, и его кадык прыгнул. – Как же я мог его убить? Я его любил. Он двенадцать лет прожил. Еще после армии встречал меня.

– Да, умная была собака, команд много знала, – кивнул я. – Сильно бил, чтоб научить?

– Да иди ты к черту! Я ее пальцем не трогал! – возмутился Петя. – Чем хочешь, поклянусь!

– Только не детьми и не своим здоровьем! – поморщился я.

– Это почему? – удивился он.

– Да потому, что к своей собаке ты относился намного лучше, чем сейчас к своим детям, а насчет здоровья…приплыл ты, Петя.

– Брось, – махнул он рукой и налил себе в стакан. – Здоровья у меня на десятерых еще. Но вот видений до сего момента, действительно, не было. Наверное, водка паленая. Вот и Серега с Витьком раньше времени рубанулись.

– Какого лешего детей бьешь, сволочь? – начал злиться я.

– Ругаешься? – усмехнулся Петя. – Ну что ж, ругайся. Ты, верно, совесть моя? Вот здесь говоришь? Воспитываешь? – он ткнул себя пальцем в лоб, и продолжил уже с вызовом. – А и наказываю если? Имею право! Меня батя тоже наказывал, ничего, человеком вырос. Сам накажу, сам пожалею.

– Да не человек ты уже, Петя. Так же, как и я не твоя совесть. Я, Петя, смерть твоя.

– Как же, – буркнул он и оскалился. – Смерть! А треп развел, как участковый. Вот сейчас врежу тебе, и поглядим, что выйдет!

Его кулак медленно пошел в мою сторону. Я поднялся, переставил табурет и снова сел.

– Знаешь, почему ты не бил собаку свою, Петя? Потому что отец бил тебя, и ты поклялся, что никогда не будешь таким, как он. Ты был хорошим мальчиком, добрым. Но слабым. Водка тебя сломала. Нельзя было тебе пить.

– Меня жизнь сломала, а не водка, – поднимаясь с пола после неудачного выпада, захныкал Петя.

– Водка, Петя. Водка! Грустная у тебя перспектива. Завтра встанешь – опохмелишься и продолжишь. И так пять дней. А на шестой умрешь. Знаешь, как все случится? Прихватит в сенях, пол поплывет, в глазах темно станет и пятна пойдут. И воздуха не будет. Захочешь глотнуть, а его нет. Как будто тонешь. Будешь осознавать, что умираешь, ужас испытаешь перед смертью страшный, но последнее, что будешь видеть, это тупые рожи Сереги и Витька, которые ничем тебе не помогут.

– Я не хочу, – заплакал он вдруг.

– Так завязывай тогда с бухлом! – раздался густой бас, и я увидел шефа при всех регалиях. От него исходил чудесный запах свежего снега, елки, апельсинов и шоколада. И совсем чуть-чуть коньяка. Все это имело резкий