Юрий Шевчук - Защитники Трои

Юрий Шевчук

Защитники Трои

Стихи и песни Юрия Шевчука многое вобрали

в себя в нашем земном и небесном мире.

Насилие и рабство. Правящие и гибнущие.

Россия. Верное слово – Любовь.

Чечня -

"Мертвецы, как родимые пятна,

Улыбались, застыв на бегу".

Рыжая еврейка.

"Кто-то вешал и бил фонари".

"Непроданное небо".

"В небесах закрыты ставни".

Цитаты, цитаты… Точность их.

"В этой длинной стране дураки умирают

спеша…"

Иступлённые, пронзительные, иногда озорные

строки. И мудрые – как сама жизнь.

ЧЕРНЫЙ ПЕС ПЕТЕРБУРГ

Черный пес Петербург, морда на лапах,

Стынут сквозь пыль ледяные глаза.

В эту ночь я вдыхаю твой каменный запах

Пью названия улиц, домов поезда.

Черный пес Петербург, птичий ужас прохожих,

Втиснутых в окна ночных фонарей.

На Волковском воют волки, похоже,

Завтра там будет еще веселей.

Черный пес Петербург – я слышу твой голос

В мертвых парадных, в хрипе замков.

Твои ноты разбросаны всюду, как волос,

Капли крови на черствых рублях стариков.

Черный пес Петербург, крыши, диваны,

А выше поехавших крыш – пустота.

Наполняются пеплом в подъездах стаканы.

В непролазной грязи здесь живет пустота.

Черный пес Петербург – рассыпанный порох

Тайн этих стен, вековой тишины

Дышит в каждом углу по ночам странный шорох.

Здесь любой монумент в состояньи войны

Черный пес Петербург, время сжалось луной

И твой старый хозяин сыграл на трубе.

Вы молчите вдвоем, вспоминая иное

Расположение волн на Неве.

Черный пес Петербург, ночь стоит у причала.

Завтра в путь – я не в силах судьбу отыграть.

В этой темной воде – отраженье начала

Вижу я и, как он, не хочу умирать.

Черный пес Петербург – есть хоть что-то живое

В этом царстве обглоданных временем стен?!

Ты молчишь, ты всегда в состояньи покоя

Даже в тяжести самых крутых перемен.

1992

* * *

Твои цветы завяли и засохли,

В покой и пепел плавно превращаясь,

Горят и осыпаются они.

Я снова в мире том, где мы прощались,

И тихо гасли зябкие огни,

Где ты, тоской сползая на колени,

Беззвучно шепчешь лепестками молитву

И волосы, стекая по плечам,

Поют сонеты трепетному ветру.

1983-1999

* * *

Соскочивший с дороги, упавший на полном ходу,

Все для драки готово с землею спиною к спине,

Я смотрел на настигшее время и в смертном бреду

Прошептал твое имя, и мир обратился во мне.

Что-то было не помню еще, их глаза-голоса

Чьи-то рвали дома, кто-то вешал и бил фонари,

Над Москвою горели непроданные небеса,

Мы смотрели на них, задыхаясь от этой зари.

Так тревожно любить – ворожили на мне не дыша

Твои лица и пальцы, врачи отпускали грехи.

В этой длинной стране дураки умирают спеша,

Чтобы, снова родившись, писать неземные стихи.

Я пронес твое имя, назвал берега всех дорог

Верным словом Любовь, с запятыми – прощай и прости.

На стальных облаках косит прошлое ревностный Бог,

Подрезая людей, чтоб они продолжали расти.

Осень 1998

* * *

Заблудились в изгибах изгои -

Из овалов не выйдут герои,

Время-дышло вошло в нас и вышло,

В лазаретах защитники Трои.

Берегут свою кровь и разлуку,

Не загнать на чужие пожары

Эту теплую, честную суку,

Эти томные, нежные чары.

Не виню равнодушных, сам грешен,

Слишком много на каждом проклятья.

Я искал дорогие объятья -

И нашел, и удобно повешен.

В ресторане, под звуки ванили,

Поп-звезда расплела злые груди,

В пьяной тьме киловаттной кадрили

Превращаются в прошлое люди.

Наши песни там только – помеха.

Умирать, чтобы жить – не для "вечных".

И жует бесконечное эхо,

Как бифштексы, молитвы конечных.

1999

ЧЕЧНЯ

Безразлично и малопонятно

На просевшем от снега снегу

Мертвецы, как родимые пятна,

Улыбались, застыв на бегу.

Необычные рифмы и позы

Отражались в зрачках странных глаз,

Как игра, как бумажные розы,

Как интимное напоказ.

Как разбросанные парашюты -

Оболочки, шелк, стропы тел,

И сухую солому – минуты

Гонит ветер в иной предел.

Души в небе, играя, быть может,

Наблюдают судьбу за мной,

Как дрожу я от мысли – тоже

И молю о вине иной.

1999

* * *

В Иерусалимском серебре,

Одета в ночь, судьбу и камни,

Ты помолилась о заре

Но в небесах закрыты ставни.

Ты вспоминала обо мне,

Не знала, что настолько грешен…

В Иерусалимском серебре

Вид голых яблонь и черешень.

1999

* * *

Рыжая еврейка -

Ржавая гроза

Жарит, усмехаясь,

Режет мне глаза.

За окном сереют

Тучи-палачи,

Рыжая еврейка -

Древние ключи.

Два кольца звенящих,

Бронзовая бровь,

Рыжая еврейка -

Проданная кровь.

Разомкнуть бы кольца

Колдовским ключом

И схватиться насмерть

С серым палачом.

Что тебе, еврейка, -

Древний, мудрый свет, -

Расстреляет в поле

Через десять лет.

1994-1999

* * *

Зима, охотясь в феврале,

Вела карающие тени

По следу запаха сирени,

Родившей тайно на заре.

Она в окно на белый иней

Смотрела молча и пряла

Живое лето, вечер синий,

А ночью тихо умерла…

Склонясь над высохшей сиренью,

Куря над выжившей строкой,

Я открываю воскресенье

И Вознесенье над рекой.

1998

* * *

Там, где тьма стоит до света, где небритые умы,

В смысл не веря от Завета, чтут наказы из тюрьмы,

На спине таскают время да ссыпают на весы,

Чистят мраморное темя, кормят Спасские часы,

Днем кряхтят под образами, воют в небо по ночам,

Не в свои садятся сани, а потом все по врачам.

Сколько буйных с плеч срубили, не пришили ни одну

Тянут песнь, как деды жили, сами мрачно да по дну

Берегут до первой смерти, отпевают до второй,

Всех святых распяли черти, Бог, наверно, выходной.

Все не в масть, да все досада, света тьма – да света нет.

Завели хмыри в засаду и пытают столько лет.

Днем со свечками искали выход в жизнь, где все не так,

Дырок много, все слыхали, а не выскочить никак.

Там, где тьма стоит у света, там, где свет всегда у тьмы,

От Завета до советов бродят странные умы.

Волосатыми глазами шьют дела, куют детей,

Запрягают летом сани и похожи на людей.

Эй, прокашляй, вша живая, спой негромко под луной

Как я, на груди сарая, спал счастливый и хмельной.

Снились времена другие, мир без дури и войны,

Девы стройные, нагие, парни – крепкие умы

Что принес благие вести пьяный ангел на крыле.

Все мы на перине, с песней, строим небо на земле.

1997

* * *

Расстреляли рассветами память, бредущую в поле,

Исходили всю воду, а берега до сих пор нет.

Поменяли не глядя на счастье свободную волю,

Да пожгли фонари, не познав, где кончается свет.

Я не сплю, мое время, как смертник скребет по бумаге,

Я в конюшне для птиц, я в плену отношений ко дну.

У бездомного пса видишь больше ходячей отваги,

Как, подняв свою лапу, он лечит больную страну.

Сколько веры в огне, сколько верности в тающем снеге…

Так темно, я в аду иль за пазухой брата Христа.

Ты бросаешь цветы на могилу, закутавшись в неге,

Я лечу, как солдатики в счастье, с гнилого моста.

Съели жизнь в одночасье, десерт, – как всегда, будет голод,

Мы бросали слова в рок-н-ролл, как незрячих щенков.

Рано утром в тумане теплом отражается холод -

Блеск ненужных и сданных в уценку счастливых подков.

Я не знаю, как жить, если смерть станет вдруг невозможной.

Память вырвать не просто, как выклянчить песнею дождь,

Имена на дверях перелистывая осторожно,

Не заметишь, как на пол гербарием выскользнет вождь.

Раздарил всем по сердцу, себе ничего не оставил,

Чьи-то звезды вокруг, а мои перекрестки пусты.

Вот и кончился пир, я последнее в брюки заправил,

Мы поклонникам вместо автографов ставим кресты.

Золотая луна, цвета спелого, зрелого яда,

Как стрелок за окном, целит мне в оловянную грудь.