Сергей Довлатов - Письма Ефимову

Довлатов Сергей

Письма Ефимову

Довлатов — Ефимову

Вена, 16 декабря 1978 года

Дорогие Игорь, Марина! Спасибо за письмо. Получили ли вы мое, на адрес Карла [Проффера]? Я туда вложил два письма, Игоря уже не заставшие. И еще, что делать с копией «Бедности народов»? [Рукопись книги, вышедшей в следующем году под названием «Без буржуев».] Может, она срочно необходима?

У нас все по-прежнему. Вадик [Бакинский] сказал корреспонденту радио, что на него было семь покушений. Прямо Лев Троцкий!

У нас было интервью в консулате. Я чиновнику не понравился. Он привязался к моей дурацкой татуировке. Долго и неприязненно расспрашивал об аресте. Им смертельно надоели диссиденты. Особенно фальшивые. Кроме того, мне объяснили, что я олицетворяю средний тип международного преступника. И даже конкретно похож на важных австрийских бандитов югославского и венгерского происхождения.

Да, еще такое событие. Отличилась Глаша. Покусала австрийских детей. Нужно три раза повести ее к доктору. И каждый раз платить деньги.

Кирилл Владимирович [Косцинский, он же Успенский] без вас совершенно распоясался. Без конца меня обижает. Публично сказал, что я — альфонс. Моя терпимость не поспевает за его остроумием. Сегодня едет в Швейцарию, гад!

Я наблюдал жуткий скандал в доме Успенских. Суть была в том, что Наталья Илларионовна ходит полуодетая из ванной в комнату. Кирилл привел довод, что он, будучи телесно мерзок, не ходит голый и другим этого не позволит.

Хозяйка Барбара Михль, оказавшаяся чудной девкой, запретила Лене [Лапицкой] играть на пианино. (Соседи наверху возражают.) Для меня это большая радость.

Салон Рудкевича [представителя «Посева» в Вене] хиреет день ото дня. Приезжал глава НТС, Поремский. Он мне не понравился. Мировоззрение времен Антанты. И дикие мысли о перевороте в СССР.

Без вас тут жить скучно. Надеюсь — увидимся. Да, собирается ехать Бобышев. Осудивший в стихах эмигр. Бродского. «Сейчас ты в заграничном том пределе, куда давно глаза твои глядели». Обнимаю вас и люблю. Привет Наташе.

Довлатов.

Довлатов — Ефимовым

Вена, 1 февраля 1979 года

Дорогие мои, здравствуйте!

Книжки получил, огромное спасибо. И Карла благодарите.

Оба «Глагола»… дал некоей Агаджановой. Она — жена Перельмана, филолог. Выглядит плохо, но имеет диплом. Знает трудные слова. В разговоре упоминает Жирмунского и Вялого. Попробует написать рецензию. Если получится здорово — в «Континент». Если не очень — в «РМ» [ «Русскую мысль»]. Уфляндом же я сам займусь. Хочу написать про него микроскопический очерк для «Эха». Как бы литературный портрет с цитатами. Нечто художественное. Плюс небольшую заметку в «Русскую мысль». Развернутый анонс. Вообще-то я к газете охладел. Там некий Рафальский (он же М.Сергеев) изругал «Эхо» и всех его участников. Обзор у него заканчивается словом «экскременты». А стиль такой: «…Конечно, Марамзин, возможно, прав…» Хуже (для Марамзина) и выразиться невозможно. Он ненавидит таких оборотов… Да, еще я написал им гадость про Андрея Вознесенского. Не опубликовали…

У нас все по-прежнему. Скажите бабушке (имя-отчество забыл, простите), что мать голубей кормит.

Приезжала на двое суток фрау Барбара Михль… Вполне… Мама гостила у Натальи Илларионовны. Лена аккомпанировала Платону Швецу в Мюнхене. «О, как я стал взволнован!..» (В.Ерофеев, «Москва — Петушки», глава третья). Тем не менее починить водогрей за свой счет отказалась. Такова загадочная австро-венгерская душа. «Фантастиш, фантастиш!», а раскошелиться — так нет…

Мы улетаем 22-го. Глаша обойдется чуть ли не в триста долларов. Это почти все наши деньги. Лишь бы добраться благополучно. Мать хворает.

Я купил за 700 шиллингов неисправный магнитофон. Будучи идиотом.

Экземпляры «Невид. книги» я послал: на радио Либерти [ «Свобода»] с благодарностью, Терновскому с неким прицелом, Марамзину с дружеским чувством и не без прицела же, дяде Леопольду, о чем жалею, и Вадиму Делоне. И все.

Игорь, Марина! Я знаю, как вы перегружены. У меня в одном старом рассказе учительница спрашивает у двоечника: «Волга впадает в Каспийское что?». Я вам буду задавать такие же вопросы. Чтобы отвечать, если найдете время, совсем коротко.

Итак. Что делать с копией «Бедности народов»? Выслать, привезти, взять себе?

Отозвался ли «Континент» на Маринину рецензию? Есть энтузиасты, хотят написать. Так чтобы я мог регулировать поток восхвалений…

Леша [Лев Лосев] не пишет, наверное очень занят. Скажите ему, что мы улетаем 22-го. Если не успеет ответить, я дам о себе знать из Нью-Йорка. Ему большой привет.

Должен ли я что-нибудь написать Карлу, поблагодарить? Или это назойливо?

Ну, будьте здоровы. Все будет хорошо. Особенно — у вас. Привет вашей бабушке и дочкам. Карлу и его жене.

Ваш С. Довлатов.

Довлатов — Ефимовым

Вена, 5 февраля 1979 года

Дорогой Игорь, здравствуйте!

Посылаю вам рецензию на Уфлянда. (Или что-то в этом роде.) Я ее отослал Марамзину, подразумевая либо «Эхо», либо «Свободу». А может, и то и другое. Для «Континента» жидковато. Дворяне из «РМ» не оценят. Короче, опытный Володя сам решит.

Филолог Агаджанова что-то пишет. В качестве не уверен. «Глагол» трудный материал для рецензирования, согласитесь. Я ей посоветовал держаться ближе к обзору.

У нас все по-прежнему. Мать здорова. Алкоголизм совершенно заглох.

С «Гранями» я не поладил. Это богадельня. Ответили через два с половиной месяца. В советской манере. «Рассказ необычайно талантливый» (дословно). А потом сказано — использовать не можем. С чем-то он (рассказ) перекликается. Может, с Вашей статьей будет удачнее…

Только что вынул из ящика письмо от Марины. Ответ на другой стороне. Обнимаю Вас.

С. Довлатов.

P.S. Экз. рецензии сохраните, может пригодиться. С.

Дорогая Марина!

С Володиной затеей я уже примирился. И уже не возражаю. (Если Игорь да Леша не против.) Хотя по-прежнему боюсь выходить за рамки литературы. Для меня это всегда кончалось позором…

Как я могу обижаться на Лешу? Я перед ним в безнадежном долгу. И рассказы мои он всем навязывал. И копий мне наделал. И с книжкой, я уверен, нажимал. Насколько я догадываюсь, Проффер ею восхищался умеренно. А душевное тепло и сердечный экстаз — личное дело каждого. Если бы Леша предоставил мне свою жену и квартиру и к тому же страстно меня целовал все равно это чепуха по сравнению с тем, что он сделал…

О «Метрополе» я слышал. То, что он доброкачественный, — не сомневаюсь. Как и одноименная ресторация. Тем не менее есть в этой затее какая-то неуловимая говнистость. Что-то советское в оттенке жеста. По радио сказали: авторы «Метрополя» жалуются, что эмигрантских писателей не за художественность ценят, а за идеи. И что эмигрантов всячески рекламируют… Да какому эмигранту снилась популярность Аксенова и Вознесенского? Шаховская в «РМ» о Битове целую эпопею сочинила. Как раз заметна дискриминация противоположная. Об этом часто говорят Марамзин и Делоне. К «тамошним» неизмеримо больше любви и внимания. Да это и можно понять…

Простите за трюизм, но что это за деление — «советская литература», «эмигрантская литература»… «Лужская правда», «Майкопская правда»… А теперь еще какие-то промежуточные Битов с Аксеновым…

Да главное и не это. Я «Метрополь» не читал. Уверен, что талантливо. И даже смело. Может быть, даже какой-то новый рубеж смелости. Но при том убежден — это не правда, не вся правда. Это, в лучшем случае, усовершенствованое сальто-мартале недомолвок и аллюзий. (Почти цитирую Игоря, «РМ».)

Тут из Германии по радио выступал Окуджава. Позор! Взрослый мужчина невнятно бубнил о красотах Баварии. О серьезных вещах — ни звука. Это ли не рабство и галера? Сейчас помыслить жутко, что можно было так существовать…

Еще раз, простите за банальные рассуждения. Кстати, половина авторов «Метрополя» завтра будут эмигрантами…

Мы улетаем 22-го. Я не пью. Всем огромный привет.

Ваш С.Д.

Довлатов — Ефимовым

USA, NY, 9 марта 1979 года

Дорогие Марина, Игорь (Бабушка, Лена, Наташа)

Спасибо за письмо. На душе у меня просто жутко. В N. Y. ожидало болезненное личное переживание. Подробностей касаться не следует. Итак я обегал весь город. Всех допрашивал. Совершенно уподобился Федору Павл. Карамазову. Конечно — поделом. И заслужил. И сам виноват. Но все равно очень тяжело и больно. Давно я так не мучился. С Аськиных [Пекуровская первая жена Довлатова] времен. Вроде бы, от горя человек становится лучше. (Кажется, это пошлость.) И вообще, для хорошего человека — любое несчастье — расплата за его собственные грехи. (И это, кажется, тоже пошлость.) Простите меня за ненужную откровенность. Но я вас всех очень люблю и очень без вас скучаю.