О'Санчес - Лук и варианты

О'Санчес

Лук и варианты

"Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и четверо находящихся там воинов срочной службы вздрогнули…. - взор Пашки Стародуба торжественнен и строг, но Лук по опыту знает, что Пашка не выдержит и задолго до конца анекдота сам начнет улыбаться и подхохатывать: один только этот анекдот он уже слышал из Пашкиных уст трижды… — то это значит, что они картежники."

Пашка и Лук — можно сказать, друзья, несмотря на то, Пашка служит на год дольше: он дед и кочегар, вдобавок, а Лук — хотя уже воин второго периода службы — все еще первогодок, «молодой». Их объединяет любовь к чтению, высокоумственным рассуждениям ни о чем и прерванное гадским военкоматом веселое студенческое прошлое.

Голова Пашки со времен института туго забита химическими формулами и доморощенными приемами карате. Луку химия до лампочки, а в Пашкино карате он не очень-то верит. Но что такое карты — знает не понаслышке: покер и «ленинградка», разновидность преферанса, немало поспособст-вовали нежданному расставанию с вузовскими стенами. Да, пулю писать приятнее, чем курсовую… Однако Лук убежден, что не карты и не академическая задолженность по матстатистике (единственная!) явилась причиной его схимы и не аморалка, которую предметно доказать так и не удалось, и не пьянки с сопутствующими драками (общага — это общага, декан и его поддеканники тоже были студентами, у них тоже есть память и сердце, и печень).

Нет и еще раз нет… Где-то там, в бдительных универовских дебрях, созрело мнение, что Лук балуется антисоветчиной, книжечками… Да не только сам травится ими, но и разговорчики соответствующие ведет… То есть — он заводила, паршивая овца в здоровом стаде. А иначе чем объяснить тот факт, что все в их большой и пестрой компании удержались на плаву, лишь один Лук… А ведь ему прозрачно намекали — делом доказать высокое комсомольское самосозание. Ну, раз нет — иди-тко в народ, да послужи, языкастый.

"Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и трое находящихся там воинов срочной службы вздрогнули…, - "то это марксистский кружок" — перебивает Лук.

Но Пашка не готов просечь чужой юмор, он весь во власти своего рассказа. Гора свежего шлака на полу трещит и ядовито дымится, Пашка рукавом утирает круглый, обритый к дембельскому приказу, череп и садится рядом с Луком — перекурить, пока шлак чуть остынет. Однако и Лукова реплика не во вред: тем самым легче его будет опровергнуть, да и краски получатся посвежее…

"Нет, это значит, что они бухарики. Ну, то есть они бухали, а он их застукал."

Лук ухмыляется свежему воспоминанию: Пашка тоже апрельский и буквально на той неделе они тут же, в Пашкиной кочегарке, поздней ночью справили сдвоенный день рождения, окропили водочкой. Весь батальон был на учениях, кочегаров это не касалось, а Лук тоже каким-то чудом остался в части. Гульнули они славно: за полчаса приняли без закуски по поллитра на рыло; Пашка упал в подсобке, оставив котлы на попечение младшим кочегарам, Лук, не помня себя, сумел незамеченным добраться до казармы и даже нашел свою койку. Да-а… Пробуждение было ужасным: под утро узел неожиданно вернулся с учений, старшина Петрик досыпать никому не позволил, а приказал готовиться к бане, хорошо хоть сам ушел домой. Лука штормило и тошнило так, что даже деды и сержанты не стали ни о чем таком спрашивать бледно-синего бойца, решили отложить на попозже.

Всей радости от бухалова — вспомнить, как оно было, кто что творил и где валялся. По крайней мере, так оно для Лука: малое количество выпивки он не ощущает, большое количество неукоснительно оборачивается рвотой и похмельем; свою же норму, которая в самый раз, он еще ни разу не встретил на жизненном пути. Но подобные фокусы с пьянкой — это случайность в Луковой армей-ской жизни, досадное исключение, прокол, а вовсе не правило: Лук обжегся и сделал выводы из злоключений гражданского бытия и стал хитрее, опытнее, умереннее, если не в помыслах, то в поступках. До самого дембеля хватило впечатлений и досады на себя, больше он уж так не выпивал.

Те же и карты: взялись они было играть в двадцать одно и в преф… Лук чуть было самого закадычного друга не лишился, слишком крепко ударил в голову азарт — и ему, и Свирсу… "Все, Гена! Что-бы у меня хрен на лбу вырос, но мы с тобой больше не играем! И не отыгрываемся. Руку, камрад, и все забыли, кто кому должен?" "Ну, ладно, если тебе так хочется. Хотя от своего долга я не отк…" "На фиг, никаких хотя! А то и у тебя вырастет и тогда в прапорщики не возьмут." Генка зафыркал во все ноздри и тоже честно и навсегда выпустил остатки пара.

"Будет пар! Сейчас будет, товарищ капитан! — Пашка орет в телефонную трубку, сам глядит на манометр. — Котел зашлаковался, я же его должен почистить. Через десять минут будет норма… Так точно Не был я ни в какой каз…"

— Каз-зел! Заложили ему, что я в казарму уходил. До ужина еще два часа, а он уже орет. Ненавижу, когда Сечкарь дежурным заступает. Вот увидишь, Шура, еще Туманову настучит. — Пашка вскакивает и начинает подбрасывать уголь в топку. Стрелка в приборе медленно ползет вверх. — А то орут, орут, козлы… Котлету дать, так жмутся, "нету у них лишней"! А мне приказом полковника Туманова запрещено пользоваться поддувом и я обязан выполнить приказ заместителя командира полка! Серьезно, Шура! В целях экономии угля! Лук ржет вслед за Пашкой.

Лук мало что понимает в кочегарской службе, он не здеший, просто потрепаться зашел, но и ему ясно, что приказ невыполним: без поддува котел не наберет нужного давления, не сумеет дать пар на кухню, поэтому поддувом нельзя пользоваться только при полковнике Туманове. "Странно это, — не устает размышлять Лук над подобными парадоксами, — если будешь беззаветно и честно выполнять приказ — станешь хреновым воином и в два счета вылетишь из кочегарки. И кухня останется без пара и ты на дембель уйдешь в последних рядах. А хочешь, чтобы было все нормально — изволь обманывать, втирать очки и тогда обманутый замкомполка по тылу назовет тебя инициативным, грамотным воином, с которого следует брать пример, и наградит первой дембельской пачкой. Дурдом; надо будет Леньке в Кремль отправить шифровку, чтобы тот собрал всех дураков в колонну по четыре, возглавил бы ее и увел на пенсию."

Лук с завистью смотрит на то, как споро управляется Пашка с кочегарскими приборами и инструментами, ему кажется, что Пашка крутой спец. Потом уже, задним чисом, через год, он поймет, что бывают и круче (когда сам станет признанным "специалистом по даванию пара"), а пока он у Паш-ки в гостях и не ведает, что придет и его звездный час, что полковая кочегарка, с котлами, трещинами в них, водомерами и угольными кучами станет его, Лука, ленным владением…

— Слушай, Паш, а как ты научился всему этому? Ну, топить, за паром следить?

— Вот так и научился. О как! Смотри, учись: слой ровненький, тоненький, весь котел жар дает. Не то что у этих… О чем мы говорили?

— Если командир узла…

— А, точно! "Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и трое находящихся там воинов срочной службы вздрогнули…"

— Трое уже были.

— Да, двое."… и двое находящихся там воинов срочной службы вздрогнули, значит они гомики…"

Пятьсот человек в полку, если считать только содат и сержантов срочной службы, ни одной женщины рядом и хрен дождешься увольнения, все это безобразие — заведомая черноземная зона для гомосечных инстинктов. И точно — Толик Машенков, однопризывник Лука, явный педрила и при этом устроился фельдшером в санчасть. Сашка Нестеров, хохоча и отплевываясь, рассказывал, как тот к нему клеился… Хорошо, Сашка ему хоть в морду дал. А станет Толик дедом и попадут к нему молодые, первогодки… Лучше и не думать.

Отпустите на танцы, сволочи, хотя бы по субботам и воскресеньям, к девчонкам! И лучше с ночевкой. Ни фига. Почему там можно, а у нас нельзя? Почему в других частях солдаты чуть ли ни каждую неделю на танцах и в в иных злачных местах? "Солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы." С помощью этой магической формулы командование, во главе с командиром части полковником Носко, делает все, чтобы отравить существование солдату, лишить его остатков достоинства и чести. Увольнение в полку — не обыденность и не солдатское право, нет: увольнение — награда воину за усердное и показное колотилово по службе и не стоит поощрять им чаще раза в месяц… В отпуск поехать — двое-трое за год на весь батальон… Вот и думает солдат, как бы обмануть, украсть, профилонить, закосить…, но только не служить по Уставу.

Кеша Бакеев, однопризывник Пашки, узбек, за два года ни разу не был в увольнении, не говоря уже об отпуске, ни разу ни винца, ни водки не выпил и в самоход не сбегал. Честно служил, насколько это возможно, никуда не рвался, но порученное исполнял добросовестно, в срок и без обмана. Взы-сканий не имел. Уволился на месяц позже Пашки. Почему? А потому что Кеше-водиле в его экипаже замены долго не было и командиры решили, что подождет, потерпит до конца учений, раз тихий и смирный…