Кани Джеронимо - Имена Страница 10

- Ну?

- И иногда патологоанатомы, если к ним попадает торчок, извлекают, так сказать, скелет и соскребают розовый налет. А тело потом уничтожают.

- Да. Такие случаи не редкость. Только героин там не чистый. И толкают его лохам каким-нибудь. Например, деткам богатеньких родителей. Мы такой херней не занимаемся. У нас все серьезно.

- А тело?

- Какое тело? - переспросил Игнат.

- Ну, наркомана этого? Что они потом говорят родителям.

- Говорят, что не было такого. Да и, как правило, никто не ищет наркомана. После того, как человек садиться на иглу - он практически сразу умирает для других. Считанные люди пытаются хоть как-то лечить своих близких, для которых они сами уже навсегда перестали быть близкими.

Как только Гоша закрыл дверцу машины, водитель резко сдал назад. И меньше чем через минуту Audi исчезла за поворотом.

Идя домой, Гоша задержался у круглосуточной киоска с вывеской "Книги и журналы в дорогу". Он купил себе карманную книжку Виктора Пелевина "Желтая стрела", на обложке которой был нарисован желтый поезд.

Дома, первым делом, Гоша убрал героин в стол. Разделся и пошел в ванну.

"Может быть, я и сам кажусь кому-то такой же точно желтой стрелой, упавшей на скатерть. А жизнь - это просто грязное стекло, сквозь которое я лечу. И вот я падаю, падаю, уже черт знает сколько лет падаю на стол перед тарелкой, а кто-то глядит в меню и ждет завтрака..." - прочитал Гоша, сидя в еще не наполненной ванне.

После трехчасовой ванны он постелил чистую постель, чего не делал с тех самых пор, как стал жить один. На самом деле Гоша обожал запах свежевыстиранного белья. Это запах из чужого детства. Запах свежести и женской невинности.

"Он повернулся и пошел прочь. Он не особо думал о том, куда идет, но вскоре под его ногами оказалась асфальтовая дорога, пересекающая поле, а в небе у горизонта появилась светлая полоса. Громыхание колес за спиной постепенно стихла, и вскоре он стал ясно слышать то, чего не слышал никогда раньше: сухой стрекот в траве, шум ветра и тихий звук собственных шагов."

Закрыв книгу, Гоша не спал еще очень долго. Коротенькая повесть подарила ему впечатления до самого утра.

[8]

Встав рано утром, Саша сел за стол, достал из нижнего ящика стола белые листы бумаги. Взял ручку и написал вверху листа.

"Последнее письмо"

Встал со стула. Подошел к окну. Одинаково одетые мужчины и женщины чистили снег лопатами.

Саша вернулся за стол и начал быстро покрывать белую гладь бумаги мелкими буквами.

"А шоколад? Ты помнишь, как мы ели с тобой шоколад? Не помнишь? Ах, какая жалость...Ну, ничего. Не расстраивайся. Ну, не расстраивайся, пожалуйста. Я тебе напомню. Не плачь! Перестань плакать. Немедленно перестань! Не три глаза! Я же тебе сказала, что расскажу.

Мы отламывали по маленькому кусочку и отправляли его в рот. Но не жевали. Нет! Ни в коем случае нельзя было его жевать. Я не понимаю тех, кто жует шоколад и шоколадные конфеты. Шоколадку надо класть в рот и тихо ждать, пока она растает. Лучше всего закрыть глаза. Так больше почувствуешь радости. Мы нежно прижимали язык к небу, и уже растаявший шоколад растекался по всему рту. Но я не запачкала свое розовое платье. Ты же знаешь, какая я иногда бываю неряшливая? И только, когда шоколад совсем таял, его можно было глотать.

Вот так вот, моя милая кукла.

Что-что?

Ты спрашиваешь, что мы делали с остальным шоколадом? Ну, как же ты могла забыть? Мы прятали его в дальнем углу верхнего ящика папиного письменного стола, чтобы никто не мог найти наш шоколад.

А печенье! Какое вкусное было печенье! То, с корицей. Помнишь? Я знала, что ты вспомнишь печенье с корицей!

А помнишь того рыжего мальчишку?

У него еще были штанишки в зеленую клетку и коричневый шнурок, вплетенный в воротник голубенькой рубашки.

Странный был мальчишка. Не играл ни с кем. Сидел один в углу и что-то строил из конструктора. А потом приходили другие мальчишки и рушили все, что он сделал. А он не плакал. Он же мужчина! Настоящий такой мужчина. Он молча смотрел на то, как ломали его город. А когда они уходили, отстраивал его заново.

А на улице? Он же и там ни с кем не играл. Станет у забора, и смотрит куда-то вдаль. А когда летел самолет, и все бежали за ним с криками "Самолет!!!", он один не бежал. Посмотрит в небо. Проводит взглядом железную птицу. Но не бежит.

Никто его не понимал. Только я понимала.

Ты не помнишь, как его звали? И я не помню... Какая же память стала плохая. Старею. Я ведь совсем уже старая, моя милая кукла. Мне целых шесть лет!

Обязательно найду его, когда совсем вырасту. Почему-то мне кажется, что встретимся мы с ним, когда нам будет по шестнадцать лет, чтобы уже никогда не расставаться. Правильно? Ты тоже так думаешь, что так и будет? Ну, вот и хорошо."

- Что делаешь? - проснувшись, Анфиса чмокнула Сашу в щеку.

- Да, так. Пытаюсь писать. Чего ты так рано встала?

- Дай почитать, что уже написал.

- Да я не знаю. У меня не очень-то получается, - начал, было, Саша, но Анфиса уже взяла в руки исписанный лист.

- Последнее письмо, - вслух прочитала она.

- Анфиса, отдай, - попросил Саша.

- Сейчас прочитаю и отдам, - читая, ответила Анфиса, одновременно доставая из холодильника плавленый сырок.

Кроме трусиков и облегающей майки без рукавов на ней ничего не было. Саша захотел ее. Такое с ним было второй раз в жизни. Да и то, первый раз просто из интереса. Он был ребенком, и не знал, что мужчин тоже можно любить и хотеть. А сейчас ему по-настоящему захотелось овладеть девушкой, которая была его лучшим другом с самого детства.

- Здорово! - заключила Анфиса, кладя листик обратно на стол перед Сашей. Ее слова вывели его из состояния влюбленного транса.

Это была любовь. Гея и девушки. Раньше эта любовь была как к единственному оставшемуся родному человеку, а теперь он любил ее как женщину. И понял это именно в это утро.

Сексологи называют это "бисексуальностью" - наличие полового влечения к лицам обоего пола.

- Ладно. Мне пора. Я буду поздно, - вдруг сказала Анфиса, выходя из комнаты.

- К-к-куда ты идешь? - подскочил Саша со своего места.

Анфиса посмотрела на него с удивлением.

- Будда, - сказала она. - Что с тобой?

- Я... Я не знаю, - Саша опустил глаза в пол.

Анфиса взяла его лицо в свои руки.

- Ты влюбился? - Тихо спросила она.

Саша посмотрел на нее. Сказать или нет?

- Ты влюбился. Я же вижу. Кто он? - Анфиса искренне улыбнулась.

- Она, - тихо поправил Саша.

- Она?! - Анфиса снова удивилась. - Я не ослышалась?

- Нет. Не ослышалась.

Это только в книгах герои знают, что нужно говорить в такие моменты.

- Я даже не знаю, что сказать, - вымолвила она.

- А ты ничего не говори. Ладно? - все так же тихо попросил Саша.

- Хорошо, - ответила Анфиса, и отпустила его лицо. - Я пойду тогда?

Саша кивнул, и Анфиса вышла. Он слышал, как она одевалась, громко хлопая дверцами шкафа. Потом щелкнул замок входной двери, и стало тихо. Саша позволил себе пошевелиться. Он медленно вернулся к столу. Сел на стул. Перевернул исписанный лист, и записал только что сочиненное стихотворение:

Вот и выпал белый снег.

А ее тут рядом нет.

Я надеюсь, что она

Еще помнит про меня.

На лице моем снежинка.

Потекла слезой она.

Я не знаю,

Куда ушла она.

Но она вернется, я надеюсь.

Подойдет тогда ко мне.

Мы обнимемся, и время

Потечет, как в детском сне.

Это было первое стихотворение, которое написал Саша в своей жизни. Он перечитал его и грустно улыбнулся. Ему показалось комичным, что, не смотря на годы его гомосексуальных пристрастий, первое стихотворение было о любви к девушке.

Улыбнувшись еще раз, Саша взял другой лист бумаги, и стал писать.

[9]

Героин продавался легко и быстро. Гоша перестал экономить на еде. Он мог позволить себе многое, что не позволял раньше.

Первым делом он купил мобильный телефон. И как ему велели, сразу же позвонил Игнату.

- Алле?

- Это Гоша.

- Кто? А! Гоша. Помню-помню. Вижу, дела идут? Это хорошо. Работай. Если что, ну, там деньги захочешь вернуть, или нужно будет чего - звони.

- Хорошо, - ответил Гоша.

- Ну, вот и молодец. Все. Отбой.

Телефон сам отключился. На экране появились часы, с тикающей стрелкой. Гоша еще не успел привыкнуть, что телефон не надо отключать самостоятельно, если на другом конце повесили трубку.

Он прекрасно понимал, что если он не захочет возвращать деньги, то его найдут очень быстро. А "если, что будет нужно", то тут имелось в виду, не что иное, как героин.

Надо было что-нибудь купить. Что-нибудь, чего давно хотелось. Долго думать не пришлось. Напротив салона сотовой связи, через дорогу, был магазин, рекламные щиты которого были развешаны по всем Минску. Гоше особенно нравился один из них, что висел на проспекте, недалеко от его дома. На нем был изображен парень со смазливым личиком в черный костюме, черной шелковой рубашке, а на шею был повязан узкий галстук. Проходя мимо, Гоша часто представлял, как бы он выглядел в этом костюме. Однажды он даже зашел в этот магазин и померил черную рубашку, брюки и пиджак. А миленькая девушка, работавшая в магазине, повязала ему галстук. Тогда купить он его не мог. Теперь был другой день, другой час, да и деньги приятно оттягивали карман.