Юрий Дружников - Стотринадцатая любовь поэта Страница 10

Некоторые стихотворения или части стихов, созданные для других женщин, Пушкин легко перепосвящал, например, сперва Олениной, а затем другой невесте -- Ушаковой. Первая редакция "На холмах Грузии лежит ночная мгла" написана поэтом для своей старой любви Марии Раевской. Обосновывая эту "несомненную" переадресовку Пушкиным второй редакции стихотворения "к той, которая года два спустя станет его женой, матерью его детей", Д.Д.Благой элегантно писал: "Смена двух редакций -- своеобразная эстафета сердца".

Похоже, максимума мифология достигает в апокрифических исследованиях жены небезызвестного в прошлом главы Союза писателей СССР Георгия Маркова Агнии Кузнецовой "Под бурями судьбы жестокой", "А душу твою люблю" и "Долли", объединенных позже в монографию "Моя Мадонна", изданных массовыми тиражами на мелованной бумаге в шикарных переплетах.

В первой из этих работ Кузнецова подвязывает своих родственников к Гончаровой: оказывается, в Наталью был влюблен еще и крепостной предок Кузнецовой -- Петр, и жена Пушкина только и делает, что с симпатией говорит об этом мужике, представителе простого народа, так сказать, более правильной альтернативе Дантеса.

Из мимоходом сказанных поэтом или его женой фраз под видом исторических находок выстраиваются сказки из жизни жены поэта и даже шире -- деятельности всей семьи Гончаровых. Оказывается, например, что судьба Британской империи зависела целиком от бизнеса родственников Натальи Николаевны: "Весь английский флот ходил на гончаровых парусах".

Подтасовка истории заключается в том, что для воссоздания положительной личности жены великого поэта в 1831-37 годах используются в основном материалы 1844-63 годов, связанные с ее вторым браком. На молодую Наталью механически переносятся опыт, знания, качества характера зрелой женщины, пережившей трагедию, находившейся во втором супружестве, матери, родившей семерых детей. То, что она поняла, как вела себя после, уже состарившись, постулируется как то, что она понимала и что делала до. Например, в 1854 году, когда она с мужем приехала в Вятку, они приняли деятельное участие в вызволении Салтыкова-Щедрина из ссылки. Трудно себе представить, что Наталья занялась бы подобным общественно-значимым делом в молодости.

Объективным в оценке Натальи Николаевны стало принято считать не все свидетельства в совокупности, но прежде всего мнение Пушкина. А поскольку Пушкин канонизирован, то все, что он сказал и написал о своей жене, почитается исторически точным. Получается, что письма Пушкина -- это и есть "истина о жене поэта", как полагает В.В.Кунин, а все остальное, как он выражается, "поклепы и благоглупости". Представим себе, что историки выстраивали бы биографии исторических личностей, ну, скажем, Петра Великого, Сталина, Гитлера или их жен, опираясь исключительно на их собственные высказывания.

Хотелось бы подчеркнуть нашу точку зрения: не кто иной, как сам Пушкин, идеализировал Наталью Николаевну (что свойственно всем влюбленным) и, стало быть, именно он породил и, как мы теперь говорим, пустил в оборот миф о Таше, так он звал ее:

...Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец.

Без осознания блистательного мифотворчества Пушкина не может быть объективного отношения к его оценкам жены, а значит, и ее объективной оценки. Мифология была частью ухаживания, помогала добиваться побед. Применительно к себе Пушкин редко дает повод для мифа, он реалистичен. А женщин, и жену в том числе, при всех изменениях в их жизни продолжал мифологизировать до конца.

Впрочем, нам кажется, что мифология Пушкина, принятая некоторыми пушкинистами всерьез, была ироничной. Поэт пишет: "Женщина, говорит Гальяни, est un animal naturellement faible et malade (есть животное, по природе слабое и болезненное). Какие же вы помощницы или работницы? Вы работаете только ножками на балах и помогаете мужьям мотать". Речь о деньгах. "Вы" следует читать "ты", то есть относящееся лично к его супруге, потому что Пушкин не был такого мнения о других женщинах. В письмах он говорит с женой, как объясняются с упрямыми детьми.

Соревновательный элемент в описание ее внешнего облика тоже заложил сам Пушкин, назвав ее "первой европейской красавицей", будто она участвовала в Европейском конкурсе красоты. Началом был приоритет г-жи Пушкиной в красоте на общеевропейском уровне. Полтора столетия спустя этот соревновательный элемент используется для славословия ее достижений в разных областях.

Она и сестры в детстве катались верхом. В одном из писем мужу она сообщает, что катались на лошадях и все на них смотрели в восхищении. В советской мифологии восьмидесятых годов это выглядит так: "Все они с юности были отличными наездницами" и "теперь в Петербурге лучше всех".

В письме от конца сентября 1832 года Пушкин писал жене: "Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься". Мы не знаем, хорошо ли знал шахматы сам поэт, герои же его не были мастерами спорта:

Они над шахматной доской,

На стол облокотясь, порой

Сидят, задумавшись глубоко,

И Ленский пешкою ладью

Берет в рассеянье свою.

Барон Борис Вревский писал Алексею Вульфу в 35-м году: "В Тригорском и Голубеве мы играем в шахматы, а так как я играю очень плохо, он (Пушкин. -Ю.Д.) мне дает вперед офицера". Значит, Пушкин был лучшим шахматистом, чем Вревский. Однако Алексей Вульф обыгрывал поэта. "Однажды, играя со мною в шахматы и дав конем мат моему королю и королеве, -- пишет Пушкин, -- он мне сказал при том: Cholera morbus подошла к нашим границам и через 5 лет будет у нас".

Наталья Николаевна осваивала ходы шахматных фигур с сестрами, за что Пушкин ее похвалил, как хвалят подростка. А в восьмидесятые годы нашего века читаем: "Советы Пушкина жене овладеть игрой в шахматы упали на благодатную почву: по свидетельству современника, Наталья Николаевна стала лучшей шахматисткой Петербурга". Затем она выходит на мировой шахматный уровень, играя "с иностранцем, о котором шла слава как о большом мастере, и обыграла его". Имени иностранного чемпиона, как и имени современника, не сообщается.

Еще больших успехов достигает она теперь в литературе и журналистике, хотя при жизни ее об этом ничего не было известно. Однажды, явствует из письма к ней Пушкина, она сочинила стихи, которые послала мужу. Он ответил просто "стихов твоих не читаю", просил, чтобы она писала ему "прозой". Она заказала для мужа бумагу у брата. Он дал ей поручение передать рукописи, но она спутала Кольцова и Гоголя. Он дал ей переписать французский текст записок Екатерины II. Она переписала девять страниц, но сделала так много ошибок, что Пушкин от ее услуг отказался. Ее письменный русский, судя по дошедшему до нас письму, был еще хуже. Вот, кажется, и все, что мы знаем о ее вкладе в отечественную словесность.

Она по-русски плохо знала,

Журналов наших не читала,

И выражалася с трудом

На языке своем родном.

Хотя это написано еще до знакомства с Натальей Николаевной, но, думается, именно о таких барышнях, как она.

В мифологии же она не только поэтесса, но становится журналисткой, редактором, правой рукой мужа-издателя. Когда Пушкин начал издавать журнал, пишет Н.А.Раевский, "она фактически исполняла обязанности секретаря редакции "Современника"". Тут типичная советская структура ("секретарь редакции", то есть опытный журналист-организатор, ведающий всей подготовкой издания журнала) применена пушкинистом к журналу, редактируемому Пушкиным.

В мифологии обнаруживаем ее "немалые способности к математике". И -что Наталья Николаевна могла бы стать (в сослагательном наклонении, то есть -- если бы преподавала) "хорошим педагогом" и, разумеется, что она была идеальной матерью.

Наконец, на основе звания "Первой европейской красавицы", данного ей Пушкиным, бесконечные повторения в пушкинских исследованиях о ее сказочной красоте превращаются из сочинения в сочинение в мысли о ее святости, ее неземной сущности: она "божественная", и даже -- "вокруг нее светлое сияние". В преддверии двухсотлетия со дня рождения поэта икона его жены в массовых изданиях приобрела законченный вид.

Скептические голоса по поводу лакировки образа этой женщины периодически раздавались, но они заглушались хором официальных хранителей образа поэта. Так, отмечалось чрезмерное возвышение личности жены поэта, говорилось, что изучение ее мало дает для нашего понимания Пушкина. Б.И.Бурсов писал: "...в последние годы у нас делают из Натальи Николаевны чуть ли не ангела-хранителя Пушкина". И предлагал новый подход к Наталье Пушкиной: "...у нас нет оснований (главное -- надобности) ни превозносить, ни, так сказать, разносить ее. Не она должна занимать нас, не ее вообще человеческие качества, а то, как преломляется их, Пушкина и его жены, совместная жизнь в поэзии и судьбе поэта".

Такая постановка вопроса была необходима на предыдущих ступенях пушкинистики. Но в том-то и дело, что жена поэта уже заняла полки рядом с ним; большая литература о ней существует -- и превозносящая, и, более скромная, разносящая. К тому же проблема не только в Наталье Николаевне. в"--113, жена поэта, не заменила собой всех женщин, которые создавали тонус жизни Пушкина.