Девять этажей вниз - Елена Северная Страница 10

Но вдруг…

Что-то другое, не вода, давит на грудь…

Выплыть! Выплыть! Выплыть!!! Из этого морского дна.

Вырываешься на Солнце. Но ночь на этой половине земного шара.

***

Случайно стряхиваю пепел с полусгоревшей сигареты себе на руку. Выныриваю откуда-то из бесконечности, из сюжета с ярким солнцем и горячим песком.

Мгновение фокусируюсь на реальности: черное пятно от пепла на белом рукаве, старый темно красный шрам от сигареты на коже рядом.

– 

Это я тебе говорю. По-дружески. Тем более такого, как он.

Все еще говорит Она.

– 

Этот парень не для тебя. Я это точно знаю. Посмотри на него. Все с него гонят.

Она говорит:

– 

Поверь мне. Я там была, там ничего интересного нет. Он не для тебя.

Смотрю на нее и вдруг спрашиваю:

– 

А ты случайно не знаешь, к чему снятся мертвые кошки?

Вечерний перекур заканчивается, выхожу из курилки, иду на свое рабочее место.

***

Дождь все еще теребил уставшее стекло. Далеки и одинокий собачий лай все так же тоскливо доносился через открытое окно.

Очередной графин с водкой подходил к концу, а Пьяный Человек все еще что-то спрашивал:

– 

Что это такое? – показывает мне мою правую руку.

– 

Шрам.

– 

Откуда у тебя шрам?

– 

Не знаю, он у меня столько, сколько я себя помню.

– 

А сколько ты себя помнишь? – и я начинаю вспоминать свои сны про Пустыню и зеленого демона, которого сжигаю раз за разом прямо у себя в руках.

– 

Сколько

я себя помню, – повторяю я про себя, – Вечность.

***

История про Вечность.

Жил как-то один старец, обычный пенсионер, ходил на рынок, получал пенсию, судачил с соседями о правительство, иногда пил с ними пиво и ездил на дачу копаться в земле.

Как-то раз к нему приехал маленький внук. Как увидел он этого старца, удивился очень: нельзя быть таким старым, и спросил у него:

– 

Деда, а ты давно живешь? Ты видел динозавров?

Старец усмехнулся и шлепнув домино о деревянный стол сказал:

– 

Что значит видел динозавров? Это тоже самое, что сказать, что ты, когда подрастешь, будешь гулять без скафандра по пустыням Юпитера. Совсем другой вопрос, давно ли я живу. Видишь это домино?

– 

Вижу, – сказал внук.

– 

Я его купил, когда мне было 27 лет, еще в СССР. Сейчас мне за 80 и я, возможно, скоро умру. И когда я умру твоя мать выкинет это домино на свалку. И забудет про него. А я – не забуду. И когда-нибудь в следующей жизни я найду его где-нибудь на раскопках древней цивилизации советов.

И сказал он:

– 

Нет, внучек, я не видел динозавров, но я всю жизнь проработал на заводе слесарем, и все, что я помню сейчас, это как я два месяца подряд в лесах Северной Франции выдалбливал из камня наконечник для копья. Все мои воспоминания – на моих руках, в моих тысячелетних мозолях. – И он сказал, – Посмотри на свои ладошки, может быть, ты тоже что-нибудь вспомнишь.

Но внук уже его не слушал, он спал, заснул от его рассказа.

***

– 

Знаешь, Пьяный человек, история человечества выброшена на мусорную свалку, зарыта в заброшенных могилах, забыта в засыпанных песком пустырях. А Вечность – это постоянная эрозия вновь созданного, и только она, эта эрозия, хранит память тысячелетий. Спроси у моего шрама, откуда он взялся, и может он тебе ответит.

***

Хотя нет, на самом деле все было не так.

Это маленькая девочка плакала в туалете, заливая морем слез нижние этажи..

Это девочка с юрлиц.

Сижу рядом с ней и вопросами пытаюсь добится правды.

– 

Что случилось? – спрашиваю я.

– 

Ничего, – говорит она и опять заливается слезами.

– 

Не ври, что-то с парнем? – она в ответ только качает головой, – Что случилось?

– 

Я не хочу тебя вмешивать.

Делаю затяжку: первую, вторую.

Выдыхаю дым прямо в вытяжку: «Боже, как хочется домой!»

– 

Ты меня уже втянула. Если ты сейчас мне все не расскажешь, приведу безопасность и будет еще хуже.

Девочка заливается еще большими слезами

– 

Я не могу.

– 

Тогда я пошла.

– 

Подожди. Это юр. лицо. Последнее, которое мы собираемся кредитовать. Они просто обналичат деньги и убегут из страны.

– 

Откуда ты это знаешь?

– 

Они пообещали мне деньги, если я научу их, как правильно оформить документы.

– 

Заплатили уже?

– 

Еще нет.

В холодном поту выхожу из туалета: девочке не заплатили, заплатили другому человеку.

И за полчаса до начала Кредитного комитета иду в отдел безопасности.

Четыре

“Унылый или Веселый?” – задаю себе вопрос перед кабинетом.

Лотерея хуже некуда.

Если Веселый – хорошо.

Если Унылый – придется звонить Веселому.

А это не телефонный разговор.

Мну несколько секунд унылую ручку двери и только потом решаюсь войти.

На меня в упор смотрит Унылый.

– 

Добрый день, – говорю я ему, – а где Виктор Николаевич?

– 

На выезде.

– 

А когда он приедет?

– 

Завтра.

– 

У нас сегодня Кредитный комитет.

– 

Ну и что. Я прийду.

“Вот с кем договорились”.

Выхожу.

Звоню Веселому.

– 

Виктор Николаевич, нужно переговорить.

– 

Добрый день, Солнце! – радостно кричит мне в трубку Веселый.

“какое я нафиг солнце” – думаю я про себя.

– 

Нужно переговорить, когда Вы будете?

– 

Завтра, Солнце, завтра! Тут мнооого рабооты.

– 

А как же кредитный?

– 

А я сильно нужен?

– 

Очень сильно, Виктор Николаевич!

– 

Так давай перенесем на завтра?

– 

Хорошая идея!

– 

Только завтра – праздник. Ты же помнишь? Давай выше нос и чтобы весело завтра было!

Веселый звонит управляющей и она благополучно переносит кредитный.

Выдыхаешь.

***

И вдыхаешь.

Новые обстоятельства, как небольшой глоток воздуха.

Как смена профессии.

Как рекламный слоган в фейсбук:

“Не любишь фотографироваться?

Убегаешь от фотоаппарата?

Переходи на сторону противника!”

И тут случается чудо.

Вырываешь у моря часть его красоты себе домой. Новоявленный чудо-фотограф – предмет насмешек профессионалов.

Ставишь в рамку и любуешься холодными зимними вечерами…

Вспоминаешь…

Нырнуть глубоко под воду, спасаясь от палящей жары Солнца. Глубоко нырнуть в соленую прозрачную воду Черного моря. И достать дно.

И лечь на донный песок, на темные липкие водоросли, как на зеленую солнечную траву.

И смотреть, смотреть сквозь толщу воды на Солнце, с которым уже надоело разговаривать, на тени рыб, мелькающие над тобой как тени людей на белом потолке палаты.

И ни о чем больше не думать.

Ни к чему больше не стремиться.

Никого больше не ждать..

А потом, на последнем дыхании оттолкнуться от дна и взлететь к Солнцу, к воздуху, к жизни.

И если это удается, выползти на песчаный огненный берег уставшей и радостной, окунуться в этот горящий песок и пригоршнями загрести его к себе на грудь. И греться. И отдыхать. И приходить в себя. И ждать нового….

Но это обычно не удается.

Обычно я остаюсь лежать на дне, не пытаясь вырваться на воздух к жизни.

Потом захлебываюсь и умираю. Меня съедают рыбы и разносят по морю. Потом я растворяюсь в воде и Солнце вместе с водой уносит меня к себе – в небо. И я становлюсь воздухом. И лечу, как юго-восточный ветер пассат.

А потом, если удается, я оказываюсь над Пустыней.

Но это если удается.

Удается не всегда.

Далеко не всегда.

Практически никогда.

Пару раз получилось.

***

Безмятежный летний вечер.

Люди собираются в свои маленькие миры– ночные кафе-рестораны.

Пьют, курят,