В гостях у мертвецов - Илья Вячеславович Кудашов Страница 10

— Поставки задерживают уже который месяц. Говорят, что в городе ничего не осталось. Чёрт знает, что происходит! У меня только пиво да самогонка остались, — покачал головой Серый, — вот раньше помню служил я на юге… Какое вино там было. Вы бы знали. Нигде такого не делают. Был у меня там один знакомый…

Серый улыбнулся. Он на секунду провалился в с вои воспоминания… и разбился там обо что-то. Улыбка исчезла, глаз остекленел, морщины поднялись на лице, подобно волнам вовремя шторма.

— В общем, был знакомый, — проговорил он уже серьёзно.

Человек с чужим именем хотел похлопать его по плечу, но решил, что так будет только хуже. Он уставился в свою кружку. На мутной глади пива проступила и его прошло. Он сплюнул и отставил кружку в сторону.

— Давай я тебе налью самогонки, может лучше будет, — Серый убрал кружку с пойлом и налил ему почти такую же мутную самогонку. Вдруг мужик, которого на входе видел Смирнов появился в выбитом окне и закричал:

— Ну Серый! Ну пусти! Ну пожалуйста!

— Иди отсюда! Сколько тебе ещё говорить! — Серый вышел из-за барной стойке и подошёл к окну, — хватит с тебя. Иди домой Муравьёв!

— Я не хочу, пожалуйста, я не хочу домой. Я же удавлюсь. Удавлюсь! Пожалуйста, пусти меня! Ну пусти, пусти! — Муравьёв чуть не плача, топал ножкой и стучал кулачком по оконной раме, совсем как маленький ребёнок. Все в кабаке стали оглядываться на Муравьёва и хозяина заведения.

— Ну ладно, ладно, проходи, — Серый пустил пьяницу внутрь. Шатаясь, Муравьёв зашёл в кабак, блуждающим взглядом обвёл заведение и остановился как в копанный. Воспоминание ударило его, как молния. Он весь задрожал и зарыдал:

— Серёжа! Братик!

Серый в недоумении приобнял Муравьёва и повёл его к стойке, приговаривая:

— Ну-ну, будет тебе, будет.

Посетители кабака, нежилая быть участниками драмы, быстро покинули заведения. Остался только Смирнов. А Муравьёв всё не унимался:

— Убили! Убили! За что убили! Повесили, брата, единственного брата… Никого у меня нет больше! Никого! Один я остался! Один! За что, Боже, за что!

Серый усадил его за барную стойку, налил ему тёплой воды и стал с ним о чём-то тихо разговаривать.

Смирнов остался один на один с самогоном. Он прильнул к стакану и сделал один сильный глоток. Мерзкое пойло, выжигая глотку, попало сначала в желудок, а потом оттуда поднялось до мозга и ударило что есть мочи, крича как умалишённый: «Ну здорова, папаша! Папашка, ха-ха! Ну давай, рассказывай, чо у тебя там? Баба сбежала, или на работе душат, а может кто-то родной сдох? Ты говори, не стесняйся. Всё равно под утро ни чо не вспомнишь. Я всё сотру, не парься, папашка. Ох, папашка, мы с тобой загуляем. Ух загуляем! Ты главное это, напор не сбавляй. А там мы как понесёмся, так нас никто не остановит! Ву-хаха!»

Смирнов утёр слезу и попросил у Серого закуску.

— Вон там банка с огурцами, возьми, — бросил ему хозяин кабака и продолжил заниматься Муравьёвым.

Смирнов сам зашёл за барную стойку и достал банку. Попытался её открыть руками, но крышка была слишком суровой для рук. Он достал нож, и, чуть не сломав его (да вот настолько была сурова крышка), всё-таки открыл банку. Рукой у него не получилось достать огурец, поэтому он насадил его на нож и стал есть так, с лезвия. Смирнов ещё раз пригубил самогона. Пойло ударило его по голове со словами: «Ну ты чо, как баба? Не закусывай, будь мужиком!»

Смирнов закусил огурцом, выдохнул и ещё раз влил в себя самогон. На этот раз самогонка сказала: «Ну ты чо. Ну ты чо на!? А как же: «мы понесёмся»? А как же: «Ву-хаха»? Это куда, блин, воще?»

Смирнов отставил самогонку. Серый уложил Муравьёва спать.

— Да уж, с клиентами порой хлопот не оберёшься, — улыбнулся Серый.

— Понимаю, — кивнул Смирнов. Они оба замолчали. Тихо посапывал Муравьёв. На улице устало залаяли собаки. Серый протёр барную стойку. Смирнов вертел в руках стакан с самогоном.

— Ты ведь солдат, да? — спросил Серый, протирая кружку.

— Ты ведь тоже? — человек с чужим именем пытался высмотреть что-то в стакане с самогоном.

— Да я и не особо скрываю, — пожал плечами Серый.

— Как узнал? — поинтересовался человек.

— Выправка у тебя солдатская. Взгляд намётанный, сразу все входы и входы приметил, как вошёл в кабак. Ты от каждого шороха дёргаешься, как будто сейчас стрелять будут. И в стакан ты свой смотришь, как будто пытаешься там разглядеть причину своей жизни, — сказал Серый, высматривая в кружке притаившиеся пятнышки грязи, которые затаились в углах кружки, на самом донышке, молясь Богу, чтобы их не нашёл матёрый глаз старого вояки.

Человек с чужим именем ничего не сказал.

— Слышал, вам тяжело досталось в последней кампании, — бросил в воздух Серый. Человек скривился от этих слов.

— Если не хочешь об этом говорить, я не буду настаивать, — Серый полностью сосредоточился на своей кружке. Человек допил самогон, громко поставил стакан на барную стойку, оставил рядом с ним горсть монет и ушёл, сказав:

— Сдачи не надо.

Серый бросил ему вслед:

— Если захочешь, заходи ещё.

Человек ушёл, ничего не сказав.

Солнце двумя пальцами цеплялось за горизонт. Смирнов спешил на кладбище. Но он не успел. Ворота были заперты. Смирнов бился об них, но цепь на воротах своим скрипом говорила ему: «Нееет, ты не пройдёшь. Ты будешь спать на улице, на холоде. Ты продрогнешь, простудишься и сдооохнешь.»

— Эй! Эй! Откройте! — кричал Смирнов.

Но ему ответили только вороны.

Солнце уже покинуло этот мир, от него остались рассеянные лучи, которые стремительно растворялись в наступающем мраке. Смирнов кричал, но тишина была глуха к его крикам. Лучи последовали за своим родителем, и наступила ночь.

Смирнов сплюнул и закурил, стоя у ворот. Вокруг была тишина. Что ему теперь делать? Идти в деревню? Нет. Он не хотел. Кто его пустит на ночь? Да никто. Хотя, а что ещё остаётся? Он может постаять у ворот и подождать, не появиться ли Пёс. Если он сможет докричаться до старика, может тот его пустит.

Но старик всё не появлялся и не появлялся. Смирнов докурил и перекинул окурок через забор, чтобы хоть какая-то часть него попала на кладбище. Становилось холоднее. Смирнов закутался в свой старый пиджак. Лучше не стало. Он пнул ворота, те скрипуче заворчали. Смирнов сплюнул и уже хотел идти в деревню, но вдруг во тьме кладбища загорелся свет. Смирнов закричал:

— ЭЙ! Пёс! Это я — Смирнов! Я за воротами стою! Я