Всеволод Овчинников - Город у моста (Репортажи из Англии) Страница 11

Чертополох и роза

Утратив империю, Англия должна теперь оглянуться на королевство.

Гамлетовский вопрос наших дней: "Великая Британия - или Малая Англия?" - отражает не только потерю заморских территорий, но и обострение межнациональной розни на самих Британских островах.

Конфликты на национальной почве здесь отнюдь не новость. Достаточно вспомнить о Северной Ирландни. (Об этом подробнее пойдет речь ниже.) Но теперь все более серьезной проблемой для Лондона становится неуклонный рост шотландского и - в меньшей степени - уэльского национализма.

Уэльс (население которого составляет почти три миллиона человек) стал частью Англии еще в средние века.

"Если вы присягнете на верность английской короле, обещаю, что княжить вами будет человек, который родился на земле Уэльса и не знает ни слова по-английски", - сказал, по преданию, Эдуард I вождям непокорных племен. А когда они признали власть Англии, показал им своего младенца, родившегося накануне.

С тех пор наследник престола носит титул принца Уэльского.

В 1603 году, после смерти Елизаветы I, король Шотландии Яков VI был наречен королем Англии Яковом I, а вслед за объединением тронов в 1707 году последовало объединение парламентов двух стран.

Однако, как не преминут подчеркнуть в Эдинбурге, Шотландию никто не завоевывал. Она сохранила свою церковь, судебную систему, монетный двор. Британское искусство компромисса проявилось и в том, что в Шотландии и Уэльсе наряду с обычными фунтами и пенсами ходят свои местные банкноты и монеты, а на почте можно купить свои местные марки. Но тешить национальные чувства подобными уступками, судя по всему, становится все труднее.

В штаб-квартире Шотландской национальной партии (ШНП) в Эдинбурге стены увешаны плакатами с цветком чертополоха.

Как роза у англичан, чертополох считается у шотландцев национальной эмблемой.

- Подъем шотландского национализма, - рассказывают руководители ШНП, порожден рядом причин, и прежде всего упадком британского империализма. Одно дело быть пасынком империи, которая правила четвертью мира, и другое дело быть пасынком "больного человека Европы". Пришла пора вспомнить, что Акт об унии 1707 года имел для Шотландии определенную цель: получить доступ к заморским владениям Англии. Но не стало империи, и мы вновь почувствовали себя прежде всего не британцами, а шотландцами. Тем более что чертополоху достается теперь куда меньше ухода, чем розе...

По площади Шотландия составляет три пятых Англии. Ее население (5,2 миллиона человек) сосредоточено главным образом в Глазго и долине реки Клайд. Именно здесь, как и в прилегающих районах Северной Англии, у месторождений антрацита, железной руды и морских заливов, удобных для строительства верфей, набирала силы промышленная революция. Но именно эти традиционные отрасли британской индустрии - угольная промышленность, черная металлургия, судостроение - переживают в послевоенные годы наибольший упадок из-за нежелания предпринимателей вкладывать деньги в их модернизацию. Поток капиталов изменил направление. Развитие новых перспективных отраслей явно тяготеет к центру и к юго-востоку Англии, к Бирмингему и Лондону.

Шотландии же выпала участь периферии, которая особенно болезненно ощущает ныне свою чрезмерную зависимость от шахт, домен и верфей. Именно здесь, в долине Клайда, находится 115 из 120 официально зарегистрированных в Великобритании "зон упадка". По критическому состоянию жилого фонда, или, проще говоря, по количеству трущоб, Глазго не имеет себе равных среди городов Западной Европы.

Средний доход на семью в Шотландии почти на одну треть ниже, чем в Юго-Восточной Англии. Жизненный уровень миллиона человек, то есть каждого пятого жителя, вплотную соприкасается с официальным рубежом бедности.

Процент безработных в Шотландии значительно выше, чем в Англии.

Все эти социально-экономические трудности Шотландии, помноженные на общие для Британии последствия распада колониальной империи, давно уже подогревали националистические чувства, рождали толки о том, что лондонские власти слишком далеки от шотландских проблем и решение их способны найти лишь сами шотландцы.

Но когда разговоры о какой бы то ни было самостоятельности доходили до коридоров власти в Лондоне, там лишь скептически кривили губы:

- Но чем же думают прожить без нас эти шотландцы? Экспортом виски?

И вот 70-е годы вдруг влили в шотландский национализм совершенно новую струю.

Началось освоение нефтяных богатств Северного моря. Причем большинство месторождений оказалось именно у берегов Шотландии.

- Прежде англичане твердили нам, что для независимости мы слишком бедны. Теперь же оказалось, что мы для этого слишком богаты, - иронизируют шотландские националисты.

Играя на ущемленном чувстве национальной гордости, ШНП выдает себя за выразителя интересов всех шотландцев.

Националисты убеждают избирателей: проголосуйте за нас, а уж потом, когда Шотландия добьется самостоятельности, каждый сможет успешнее отстаивать свои политические взгляды. Националисты провозглашают своей целью создание массовой политической организации по образцу социал-демократических партий скандинавских стран.

Вообще говоря, скандинавский и особенно норвежский пример - излюбленный конек в пропаганде националистов.

Во-первых, твердят они, Норвегия - страна таких же масштабов, что и Шотландия, даже с меньшим населением.

Во-вторых, Норвегия обрела независимость сравнительно недавно - в 1905 году, отделившись от Швеции мирным путем при сохранении тесных экономических связей с нею.

В-третьих, позиция ШНП по многим проблемам, будь то нефть или рыболовство, больше совпадает с политикой Осло, чем Лондона.

Выступая за независимость Шотландии, националисты имеют в виду создание конфедерации британских государств, наподобие Северного союза, объединяющего Скандинавские страны, или Бенилюкса.

Шотландцы остались бы тогда британцами, как норвежцы остаются скандинавами...

Итак, "твидовый занавес" [Река Твид служит исторической границей Англии и Шотландии, а шотландские сукна - твиды - служат символом местной промышленности], как окрестила пресса амбиции шотландских националистов, стал все более настораживающим видением на британском политическом горизонте.

Надписи "Англичане, убирайтесь домой!" можно увидеть и в Уэльсе. Но там рост националистических настроений имеет не столько политическую, сколько культурную окраску.

Он проявляется, в частности, как движение за распространение языка (на котором говорит лишь пятая часть населения), за сохранение народной песни и других форм самобытной национальной культуры.

Уэльс был когда-то британским Донбассом. В его индустрии доминировали сталь и уголь. Но сейчас обе эти отрасли переживают упадок, и для сепаратизма попросту нет экономической почвы.

Чтобы сбить пламя национализма, было обещано предоставить Шотландии и Уэльсу больше самоуправления. Имелось в виду создать там выборные ассамблеи - вроде местных парламентов.

В ведение этих ассамблей хотели передать деятельность местных органов власти, вопросы здравоохранения, народного образования, жилищного и дорожного строительства, местного транспорта, а также право по своему усмотрению распределять общую сумму ассигнований, которая отчисляется Шотландии или Уэльсу из государственного бюджета.

Однако верховная законодательная власть целиком оставалась бы за Лондоном, который сохранял бы полный контроль над обороной, иностранными делами, финансовой и экономической политикой и, стало быть, доходами от североморской нефти.

С приходом к власти правительства консерваторов планы расширения местной автономии в Шотландии и Уэльсе были отложены в долгий ящик.

К тому же сепаратистские призывы националистов не получили поддержки избирателей.

Большинство населения Шотландии не склонно к отделению от Англии и разрыву многовековых экономических, научных, культурных и других связей, что сделало бы небольшую страну легкой добычей межнациональных корпораций.

- Трудящиеся Шотландии - сторонники самоуправления, но противники сепаратизма, - говорят рабочие. - Члены профсоюзов, как шотландцы, так и англичане, заинтересованы в укреплении сплоченности британского рабочего движения, а не в разобщении его рядов или в подмене классового единства национальной рознью.

Ольстерский нарыв

Угрюмые остовы взорванных домов, которые давно перестали восстанавливать. Заколоченные витрины. Бетонные надолбы на проезжей части. Как в городе, занятом противником, движется патруль парашютистов. Одни крадутся вдоль стен с автоматами на изготовку; другие страхуют их из укрытия, совершая короткие перебежки. А на середине улицы, словно не замечая их, судачат женщины с хозяйственными сумками, носятся шумные ватаги ребятишек.