Юзеф Принцев - Там вдали, за рекой Страница 11

- О чем грустите, Леночка?

- Так... - неловко освободилась из-под его рук Лена. - Просто задумалась.

- И все о нем?

- О ком?

- О Горовском, разумеется, - улыбнулся Стрельцов.

- О Женьке?! - обернулась к нему Лена. - Вы что, серьезно, Петр Никодимович?

- Вполне, - кивнул Стрельцов, но глаза его смеялись. - Он же от вас ни на шаг не отходит.

- Верный рыцарь! - пожала плечами Лена.

- И только? - испытующе глядел на нее Стрельцов.

- Конечно! - чуть смутилась она под его взглядом.

Стрельцов вдруг опустился перед ней на одно колено, отбросил со лба русые свои волосы и бархатным актерским голосом произнес:

- Так пусть и мне одна судьба на свете: склонив колена, о любви молить!

- Красиво, - вздохнула Лена.

Стрельцов легко поднялся с колен, отряхнул ладонью брюки, сел на подоконник и насмешливо сказал:

- Красиво, но скучно!

Оглядел Лену с ног до головы и заявил:

- Нам нужна иная любовь - опаленная горячим ветром революции, не знающая преград, свободная, как птица в небе!

Все еще сидя на подоконнике, он опять положил руки на плечи Лены и, заглядывая ей в глаза, заговорил, как ему казалось, взволнованно и сердечно:

- Ну, скажите, почему мы должны подавлять свои желания, чувства, уродовать гордую и свободную душу свою? Только потому, что этого требуют нелепые правила приличия? Бред! Чепуха! Вот мне, например, захотелось поцеловать вас, и я сделаю это, зная, что и вам хочется того же.

Лена прислушалась к себе и честно призналась:

- Мне не хочется.

Стрельцов опешил, но тут же возмущенно сказал:

- Это неправда!

Лене стало стыдно за свои старомодные взгляды, она была уже готова согласиться, что ей действительно хочется, чтобы ее поцеловали. Она подумала и сокрушенно сказала:

- Честное слово, не хочется, Петр Никодимович. - И чтоб до конца оправдаться в его глазах, добавила: - Я вообще не люблю целоваться.

- М-да... - протянул Стрельцов и утешил: - Ну, это еще к вам придет. - Спохватился и объяснил: - Я хочу сказать - придет к вам сознание нового в человеческих отношениях.

- Возможно, - опять задумалась Лена. - Только мне кажется, что, если любовь свободна, мое право - целовать того, кого мне хочется.

Стрельцов засмеялся, прошел к столу, налил себе вина и поднял фужер над головой.

- За вас, Леночка! Вы очаровательны, хотя полны предрассудков. Выпил и перешел на деловой тон: - Что нового?

- В седьмой женской гимназии решили организовать Союз учащихся девушек, - ответила Лена. - Просят нашей помощи.

- Рукоделием хотят коллективно заниматься? - усмехнулся Стрельцов.

- Ну, зачем вы так? - обиделась Лена. - Они за объединение молодежи, но без мальчишек.

- Чепуха! - рассердился Стрельцов. - Нам предстоят серьезные дела, Лена! Очень серьезные!..

У входной двери опять слабо звякнул колокольчик.

- Это Женька! - Лена побежала к дверям, уже из коридора вернулась и спросила: - Я открою, можно?

- Конечно! - кивнул ей Стрельцов.

Он пошарил в ящиках письменного стола, нашел початую пачку "Сафо", уселся в кресло и с удовольствием закурил.

Вернулась Лена и молча прошла к окну.

- Где же ваш верный рыцарь? - поинтересовался Стрельцов.

- Это не он... - не оборачиваясь, сказала Лена.

- Кто же? - привстал с кресла Стрельцов.

- Этот... Как его... - с чуть заметной брезгливой гримасой ответила Лена. - Кузьма, кажется...

- А! - оживился Стрельцов. - Что же он не заходит?

Лена пожала плечами, а Стрельцов крикнул:

- Товарищ Кузьма! Где вы там?..

В комнату несмело вошел Кузьма и остановился на пороге.

- Здравствуйте, - помял он в руках свой картуз.

- Проходите, садитесь, - указал ему на кресло Стрельцов.

- Да нет... - замотал головой Кузьма. - Я лучше здесь.

- Почему, странный вы человек? - засмеялся Стрельцов.

- Ковер там... А у меня сапоги.

- Не имеет значения! - Стрельцов встал, силой усадил Кузьму в кресло, сел напротив. - Рассказывайте. Что нового?

- У меня - ничего... А им теперь работу в первую очередь дают.

- Кому это "им"? - не понял Стрельцов.

- Членам Союза рабочей молодежи, - насупился Кузьма.

- А-а! - сообразил Стрельцов. - Это на бирже труда, что ли?

- Ну да! - кивнул Кузьма.

- Какая там работа! - махнул рукой Стрельцов. - Несерьезно!

- А насчет меня вы узнавали? - робко спросил Кузьма.

- Что именно? - наморщил лоб Стрельцов.

- Ну, как же! - заволновался Кузьма. - Обещали вы определить, где на механиков учат.

- Ах да! - улыбнулся Стрельцов. - Помню, помню...

- Поскорей бы... - попросил Кузьма.

- Хорошо, хорошо... Узнаю, - нетерпеливо отозвался Стрельцов, и Кузьма замолчал.

Удобно откинувшись в кресле, Стрельцов курил, изредка поглядывал на Кузьму и думал о чем-то своем. Кузьма разглядывал носки своих порыжевших сапог. Лена смотрела в окно и молчала. Потом спросила:

- А где Женя?

- Не знаю... - оживился Кузьма. - Он мне велел у дома ждать. Я ждал, ждал... Ну и поднялся.

- И правильно сделали, - лениво заметил Стрельцов. - Может быть, вы голодны?

- Чего? - не сразу понял его Кузьма.

- Есть, спрашиваю, хотите?

- А!.. - Кузьма залился краской и замотал головой. - Нет. Спасибо!

- Ну, ну... - с интересом посмотрел на него Стрельцов и опять замолчал.

У двери зазвонили. Раз, другой, третий...

- Это Женька! - побежала к дверям Лена.

- И, судя по звонку, с новостями! - поднялся с кресла Стрельцов.

Женька Горовский не вбежал в комнату - влетел, держа в одной, откинутой назад руке помятую гимназическую фуражку, в другой напечатанное на серой оберточной бумаге воззвание. Рубашка его выбилась из-под форменного пояса, ворот был расстегнут, лицо пошло красными пятнами. Он упал в кресло, вытер мокрый лоб рукавом и умоляюще сказал:

- Воды!.. Полцарства за стакан воды!..

- Воды нет, - спокойно ответил Стрельцов и налил в свой фужер остатки вина из бутылки. - Вот, выпейте.

- Женька, не смей! - крикнула от дверей Лена.

- Ерунда! - отмахнулся Горовский, залпом выпил вино и протянул Стрельцову листок с воззванием. - Вот, Петр Никодимович!

- Что это? - взял листок Стрельцов.

- Читайте! - Горовский откинулся в кресле и опять принялся вытирать рукавом мокрое лицо.

Стрельцов пробежал глазами начало воззвания, нахмурился, прочел вслух:

- "Комитет Союза рабочей молодежи извещает о созыве районной конференции. В повестке дня: подготовка к Первому Всероссийскому съезду Союза рабоче-крестьянской молодежи".

Он опустился в кресло, долго тер ладонью лоб, потом сказал:

- Этого еще недоставало...

- А как же мы? - спросила Лена. - Наши Союзы распустят?

- Или предложат соединиться, - раздумывая, ответил Стрельцов. - А это - нож в спину юношеского движения!

- Но вы же сами настаивали на объединении, Петр Никодимович? недоуменно взглянул на него Горовский.

- На беспартийном объединении, Женя, - поправил его Стрельцов. - А они хотят отдать наше дело на откуп большевикам.

Он вскочил с кресла, зашагал по комнате из угла в угол, потом остановился и решительно сказал:

- У молодежи свой путь, свое место в революции. И мы будем бороться за это!

- Открытый бой? - подался вперед в своем кресле Горовский.

- Бой, Женя! - откинул со лба волосы Стрельцов. - Решительный и правый!

- Надо подготовить людей! - поднялся Горовский. - Собрать, информировать...

- Обязательно! - кивнул Стрельцов. - И не теряйте времени!

- Идем, Лена! - заторопился Горовский, уже в дверях взмахнул фуражкой и продекламировал: - "И вечный бой! Покой нам только снится!"

- Опять стихи! - потянула его за рукав Лена.

В коридоре был еще слышен голос Горовского: "Не понимаю тебя! Что может быть прекраснее стихов?", потом хлопнула входная дверь, и все стихло.

Кузьма встал с кресла и нерешительно сказал:

- Мне тоже вроде пора... До свидания, Петр Никодимович.

- До свидания. - Стрельцов все еще расхаживал по комнате, ерошил волосы, морщил лоб.

- Вы насчет механических курсов не забудете?

- Что? - остановился Стрельцов.

- Насчет курсов, говорю... - робко напомнил Кузьма.

- А-а!.. - раздраженно отмахнулся Стрельцов. - Я же сказал... Идите.

Послушал, как хлопнула за Кузьмой входная дверь, прошелся по кабинету, остановился у окна и потянул на себя раму. Наполнилась теплым ветром и чуть зашевелилась тяжелая штора, солнечные зайчики заиграли на стеклах книжных шкафов, под окном слышались веселые ребячьи голоса, где-то далеко звенел трамвай, синело безоблачное небо, и не верилось, что август на исходе.

А Вадим Николаевич Заблоцкий вышел из подъезда солидного, облицованного гранитом особняка, у входа в который сохранилась черная с золотом вывеска: "Фосс и Штейнингер". Вынул из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой и неторопливо пошел по Невскому, к Адмиралтейству. Постоял у чугунной ограды и, увидев идущую по усыпанной песком дорожке женщину в черном платье, двинулся ей навстречу.

Женщина шла легко и быстро, чуть подавшись вперед, и была бы даже красива, если бы не плотно сжатые губы и прищуренные холодные глаза. Она кивнула Заблоцкому и села на скамью, изящным движением оправив платье.