Виталий Рапопорт - Ирландский чай на опохмелку Страница 11

-- Тебе нравится моя модель?

-- Нравится -- не то слово. Я влюблен в нее, влюблен до безумия, содрогаюсь от страсти. С такой моделью мне женщины ни к чему.

-- Браво, Боря! Вину признаю, исправлюсь. Все расскажу, ничего не скрою: про экономику, про деньги, про королей и капусту. Сей же час, без проволочек, без оттяжек. Я только не понял замечания насчет с рождения без отца. Юра от вас ушел, когда тебе было лет 12.

-- Мужчина по имени Юра откликался на обращение папа, исправно приносил подарки на день рождения. В остальное время он был со мной так же близок, как далай-лама.

-- Роза про это знала?

-- Мама знала только то, что хотела знать. Она была готова за меня жизнь отдать, но мои чувства не попадали в поле ее зрения. Мое благополучие -- да, мое здоровье, мои отметки и упехи по французскому, отнюдь не чувства.

-- Господи, и тебе выпало детство без отца. Это я виноват, больше некому. Я много раз начинал эту бодягу: давай узаконим наши отношения, и каждый раз она выдвигала аргументы навроде того, что негоже рубить ребенка пополам, сделаем еще хуже. Надо было действовать, делать что-то. Что теперь говорить! Знаешь что, давай выпьем на брудершафт.

-- Брудершафт? Ты хочешь сказать, что ты еще и мой брудер?

-- Я, конечно, не это имел в виду. Выпьем за то, что мы нашли друг друга.

-- Давай. Какую форму обращения я должен теперь употреблять: родитель или отец Сергий?

-- Не утруждай себя, отрок, зови меня просто Сергей. Я на толстовского супермена не тяну. Но к делу. Ты хотел знаний, ты их получишь. В середине 70-х в экономику вмешался новый фактор -- нефть. Страны нефтяного картеля ОПЭК под флагом борьбы с империализмом сначала объявили бойкот США и иже с ними, потом задрали цены раза в четыре. СССР поспешил воспользоваться новыми обстоятельствами на рынке, начал активно вывозить нефть. Так был сделан первый шаг на пути превращения страны в банановую республику. В казне появилась валюта, заправилы министерств и ведомств впервые смогли делать на Западе ощутимые закупки оборудования и материалов. Аппетит приходит во время еды, психология бюджета и управления стала меняться. На кой черт, в самом деле, тратить долгие годы на разработку и внедрение, когда можно просто купить. Раз-два-три, в прекрасной упаковке, с подробной документацией и гарантиями. Тем более, что советские разработки редко бывали успешными и законченными.

-- Ты склонен хаять все советское, это необъективно. А как же автомат Калашникова?

-- Калашников -- достижение изобретателя-самородка, которое система присвоила. Но к делу. Нефтяные деньги появились в ситуации, когда СССР все больше отставал в гонке вооружений: из-за экономической слабости, из-за неумения создавать сложные системы, из-за смехотворного уровня советской электроники и компьютеров. Вожди решили, что все это можно купить, иными словами, можно выиграть гонку за счет одних денег. Оборудование и материалы из-за рубежа потекли рекой, в первую очередь в военные отрасли, но фактически повсюду: отрасли с мирными вывесками все равно работали на войну. Чтобы дать тебе представление о масштабах и не нарушать секретности, приведу пример цементной промышленности, где половину мощностей заменили на импортные. Импорт царил повсюду. Разрешили ставить покупную электронику и материалы в оборонные проекты, или, как они говорят, изделия. Прежде сие строго возбранялось: откуда, мол, будете получать запчасти во время войны. Теперь все стало дозволено. Престарелые вожди размечтались о мировом господстве. Им, как старухе в пушкинской сказке, мало теперь было паритета с Америкой, нет, оченно хотелось переплюнуть дядю Сэма, произвести больше ракет, больше боеголовок. Системы наведения не грешат точностью, ракеты в большинстве на жидком топливе, на луну лететь не получается, возьмем устрашающими числами. Снова победила российская слабость: наша дура выше всех. И вот когда у ВПК страсть к приобретению достигла апогея, нефтедоллары пошли на убыль. Нефти в мире оказалось предостаточно, появились новые поставщики, как Англия и Норвегия, что ты и без меня знаешь. Политика безудержного импорта повисла в воздухе, планы завоевать Америку с помощью долларов пришлось оставить. Запахло банкротством всей системы. Советская публика, как обычно, ничего не знала, понимала и того меньше. Скоро в повседневной жизни населения наступили перемены к худшему. К тому времени все больше продовольствия и потребительских товаров импортировалось, чтобы покрыть и залатать пробелы, срывы и прорехи советского хозяйства. Усохли нефте-доллары -- стал падать жизненный уровень, обычное дело для банановых республик. Полки советских магазинов опустели, трудящиеся миллионами потянулись в столицы на предмет отоваривания, скоро и там стало пусто.

-- Сергей, какое это время?

-- Ну, это середина семидесятых, ближе к концу.

-- Мы уже уехали?

-- Вы покинули многострадальную родину осенью 75-го.

-- Ты не мог бы задержаться на этом событии? Мои воспоминания содержат одни бытовые детали. Я, например, плохо помню твою роль при отъезде и вообще. Какие отношения у вас мамой в это время? Очередной разрыв навсегда?

-- Умея описывать подобные ситуации, я бы ни за что не возился с экономикой, я бы стал известен как Лев Толстой или Голсуорси. Когда после самолетного дела советским властям пришлось допустить эмиграцию, я понял, что Розу не удержать. Было грустно и больно, но я ничего не мог с этим поделать.

-- А сам почему не хотел ехать?

-- Прежде всего, это было невозможно -- с моим допуском. Но это не все. В то время я не мог себя представить в эмиграции. Сейчас, задним числом, понимаю, что сумел бы выжить, как прочие, но тогда считал, что это не для меня. Тем более, что меня ни за что не выпустили бы.

-- Скажи, в этом решении не были замешаны патриотические чувства?

-- Это что такое?

-- Сергей, не надо притворяться. Ты знаешь, что это такое.

-- Ничего подобного. Патриотизм -- одно из самых мутных, амбивалентных, эксплуатируемых понятий. Если он предопределен случайностью рождения, тогда человек -- это скот с тавром, у которого нет свободы воли. Лучше оставим этот разговор, он уведет нас еще дальше от темы. Я дам тебе один намек. Я вырос на русскуой культуре, я к ней прикипел, хочется думать, что я ее знаю. Я ее люблю, но не до потери человеческого облика. Во имя этой любви я ничего не стану оправдывать.

-- Что ты имеешь в виду?

-- То самое, для чего на сцену вызывают патриотизм: кровавые завоевания, угнетение, геноцид, прочие прелести. Про это довольно.

-- Как прикажете, господин профессор.

-- Герр профессор звучит язвительнее. На чем мы, собственно, остановились?

-- На нашем отъезде. Меня еще смущает одно обстоятельство. Ты раньше говорил, что вами владела всепожирающая страсть, и вдруг вы расстаетесь навсегда. Тогда ведь все думали, что эмиграция необратима, как переезд через Лету. У меня это плохо укладывается в голове.

Не у тебя одного. Но другого выхода у нас не было. Роза была одержима идеей отъезда, слышать не хотела никаких доводов. Она потеряла сон, вспыхивала по любому поводу. Ей говорили, что она, привыкшая к роскоши и удобствам, будет терпеть на Западе лишения и невзгоды. Не имеет значения, говорила она, у меня состояние, как у Брюллова. Уеду во что бы то ни стало.

-- Брюллов здесь причем? Это который "Последний день Помпеи"?

-- Он самый. Роза вычитала у Петрова-Водкина, что знаменитый Брюллов, не выдержав порядков Академии художеств, собственных болезней и перепоя, бежал из России. На границе разделся донага и бросил одежду через шлагбаум покидаемой страны.

-- Я свидетель, что мама не последовала его примеру. Мы привезли в Америку уйму барахла, я его до сих пор выбрасываю. Кстати, Брюллов иностранец?

-- Он из французских гугенотов, Брюлло, но родился, кажется, в России.

-- Еще у меня вопрос. Юра с нами не жил последние годы, это что -из-за тебя?

-- Трудно сказать. Мы с Розой этой темы избегали. Кажется, у него возник роман и он ушел к этой женщине.

-- Почему же вы тогда с мамой не поженились?

-- Я уже тебе говорил. Роза не хотела, чтобы у тебя было два отца, иными словами, она не хотела давать объяснения подростку, почему взрослые не всегда поступают, как следует. Лучше ни одного отца, чем два. Знаю, знаю, ты уже мне объяснил. У меня еще вопрос: хотя вы с Розой, с мамой, не проживали вместе, но в остальном у вас что -- был моногамный брак?

-- Стоп!

-- Стоп что? Я не совсем понимаю.

-- Сейчас поймешь. Ты хочешь обязательно залезть в чужую постель. С похвальной научной целью знать все подробности. Должен тебя огорчить, номер не пройдет. NO PASSARAN! Все, что тебе полагалось знать про наши с Розой отношения, я уже рассказал. Умерь свой войеризм, речь идет про твоих родителей, юноша. Будешь настаивать, я наглухо заткнусь.

-- Не вели казнить, почтенный профессор, что виноват, то виноват. Только, ради Христа, не лезь в бутылку. Поесть-попить хочешь? Могу к Моне сгонять за любым русским деликатессом, который смягчит твой праведный отцовский гнев.